Чтение онлайн

ЖАНРЫ

От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том II
Шрифт:

Состояние современной французской литературы производит на критика «Москвитянина» удручающее впечатление: «Чудовищные люди и чудовищное общество! И такое произведение находит своих читателей, такой писатель имеет своих читателей! К сожалению, надо сказать, что современная французская литература загромождена такими уродливыми произведениями» [523] . Чего же требует Левитский от писателя? «Правдоподобия и согласия с коренными началами меры и нравственности» [524] . Заканчивает свою статью Н. Левитский весьма характерным призывом: «Писателям других образованных народов предстоит важный труд предохранить своих соотечественников от новой заразы, которая зарождается в Париже и грозит испортить соки нового поколения» [525] .

523

Там же. С. 244.

524

Там же. С. 245.

525

Там же. С. 247.

Как видим, написана статья вполне в духе погодинско-шевыревского представления о «народности» и морально-дидактических задачах литературы. Добавим, что она была опубликована в период глубокого кризиса, переживаемого «Москвитянином», когда М. П. Погодин тщетно

искал поддержки у прогрессивно настроенных деятелей культуры, например у Е. Ф. Корша и Т. Н. Грановского, пытаясь влить в гибнущий журнал свежие силы. Усилия эти, как известно, были напрасными, М. П. Погодин сообщал, например, С. П. Шевыреву: «Я спросил их, возьмут ли они свято соблюдать нашу программу, отрекутся ли от диавола и “Отечественных записок”, будут ли почитать христианскую религию, уважать брак?» [526] . Вот какова была программа журнала. Заботой об уважении брака и почитании религии и проникнута благочестивая статья Н. Левитского.

526

Цит. по кн.: Очерки по истории русской журналистики и критики. Т. 1. Л., 1950. С. 498.

Вскоре на нее откликнулся «Современник» П. А. Плетнева (который как раз в это время передавал журнал Некрасову и Панаеву). Реплика «Современника» была резкой и иронической. Прежде всего подвергалось критике направление «Москвитянина», те идеи, которыми руководствовалась редакция журнала: «Когда журнал издается под влиянием такого образа мыслей, то, естественно, сочувствуешь ему. Он стремится удержать по возможности разлив ложных современных идей, направляя умы к истинному просвещению. Он стыдится ползти за жалкой толпою по грязной дороге» [527] . Что касается Мериме, то, не вставая безоговорочно на его защиту, «Современник» тем не менее писал: «Надобно еще заметить, что Проспер Мериме, которого повесть г. Левитский устыдился напечатать для русской публики, недюжинный писатель: у него есть талант» [528] .

527

Современник. 1846. Ч. 43. № 9. С. 322.

528

Там же. С. 323.

Интересно отметить, что появление следующих двух произведений Мериме, в том числе «Кармен», быть может, самой популярной из новелл писателя, не вызвало споров в печати, не сопровождалось даже просто развернутыми отзывами в русских журналах и газетах.

Но весьма оживленная полемика разгорелась после появления во Франции переведенной Мериме пушкинской «Пиковой дамы». Повесть Пушкина в переводе Мериме была напечатана в «Revue des deux mondes» 15 июля 1849 г. Примерно через три недели «Северная пчела» сообщила об этом, указав: «Переводчиком подписался известный писатель Проспер Мериме» [529] . 14 сентября в «Санкт-петербургских ведомостях» появился хвалебный отзыв об этом переводе. Рецензент газеты писал: «Этот перевод вполне достоин автора “Кармен”. Все тонкости поэтической речи Пушкина переданы с самою строгою точностью и со всею жизненностью оригинала» [530] . В спор с ним вступили газета «Северная пчела» и журнал «Москвитянин». «Северная пчела», приведя ряд ошибок Мериме, в том числе знаменитое «затянулся», писала: «На поверку же выходит, что перевод плохой, вовсе не художественный, и во многих местах уродующий самый простой смысл подлинника... Проспер Мериме вовсе не знает по-русски; “Пиковую Даму” перевел двоюродный брат его, Генрих Мериме, живший в России около года и кое-как изучивший наш язык, в шутку» [531] . Столь же критическим был и отзыв «Москвитянина».

529

Северная пчела. 1849. № 165. 27 июля. С. 657.

530

С.-Петербургские ведомости. 1849. № 204. 14/IX.

531

Северная пчела. 1849. № 214. 27 сент. С. 853.

Теперь, когда мы так много знаем о Мериме и о его занятиях русской литературой, наиболее забавными кажутся обвинения в незнании им русского языка и в том, что он лишь подписал чужой перевод. Значение этой работы Мериме для популяризации творчества Пушкина во Франции вряд ли можно переоценить, оно очень велико; и этого, к сожалению, не поняли критики из «Северной пчелы» и «Москвитянина». Что же касается ошибок переводчика и вообще переводческих принципов Мериме, то в настоящее время, после работ Л. Коган и О. В. Тимофеевой [532] совершенно ясно, что Мериме не был переводчиком-дилетантом и многие его неточности вызваны были стремлением сделать Пушкина более понятным французским читателям.

532

См.: Коган Л. Пушкин в переводах Мериме. («Пиковая дама») // Пушкин. Временник пушкинской комиссии. 1939. № 4 – 5. С. 331 – 356; Тимофеева О. В. Мериме – переводчик Пушкина. («Пиковая дама») // Учен. зап. Львовского гос. ун-та им. И. Франко. 1953. Т. 24. Вып. 2. С. 121 – 132.

Следующая работа Мериме, посвященная русской литературе, вызвала еще более ожесточенную полемику, чем его перевод «Пиковой дамы». 15 ноября 1851 г., все в том же журнале, Мериме опубликовал статью «Николай Гоголь». Ф. В. Булгарин приветствовал ее в своей газете уже 12 декабря. Против статьи Мериме вскоре выступили некрасовский «Современник» и «Москвитянин», перешедший теперь в руки так называемой «молодой редакции» во главе с Аполлоном Григорьевым. На этот раз Мериме действительно дал все основания для резкой критики. Он не понял Гоголя, этого глубоко русского писателя. Он пытался вывести его генеалогию, ссылаясь на Стерна, Вальтера Скотта, Шамиссо и Гофмана. Он не понял (да в то время еще и не мог понять) национальных корней творчества Гоголя. Но в оценке русского писателя Мериме допустил и другой просчет: он решил, что Гоголь – сатирик по преимуществу, и поэтому только с такой стороны и рассматривал его произведения, те же из них, которые никак нельзя было причислить к сатирическим, он попросту отказался анализировать. Мериме писал о Гоголе: «Будучи тонким, порой даже дотошным наблюдателем, умея подмечать и смело выставлять смешные стороны, склонный, однако, к преувеличениям, доходящим до шутовства, г. Гоголь прежде всего яркий сатирик. Он безжалостен к злобе и глупости, но в его распоряжении имеется только одно оружие – ирония» [533] . Мериме подчеркивает смелость гоголевской сатиры: «Автор, родившийся в стране далеко не республиканской, тем не менее выказывает много смелости и свободолюбия, громя пороки людей, правящих его страной. Он рисует их продажными, испорченными и деспотическими» [534] . Указывает Мериме и на замечательное изобразительное мастерство русского писателя: «Кажется, что видишь наяву его действующих лиц, что жил среди них, ибо он знакомит нас с их причудами, привычками, малейшими жестами» [535] .

533

Мериме

П.
Статьи о русских писателях. М., 1958. С. 3.

534

Там же. С. 19.

535

Там же. С. 4.

Как видим, Мериме не понял в Гоголе главного, рассматривая его творчество очень односторонне. Все эти слабые стороны статьи французского писателя были зорко подмечены русскими критиками. И. И. Панаев (под псевдонимом Новый Поэт) писал в «Современнике»: «Кто же будет отрицать ум в Мериме, авторе “Театра Клары Газуль”, “Коломбы” и других произведений, на которых, правда, лежат следы кропотливой и несколько сухой работы, но которых все же нельзя не признать замечательными... От других писателей мы больше ничего бы и не ожидали, но от Мериме, от этого Мериме, который обманул самого Пушкина! признаюсь, это нас поразило» [536] . Указав на все просчеты Мериме в его статье о Гоголе, Панаев тем не менее заключил: «Впрочем, мы, несмотря на недостатки этой статьи, все-таки весьма рады ее появлению: она еще раз доказывает, что, ставя так высоко Гоголя, мы не создавали себе “идола”, что даже и не понимающие ни полноты, ни – повторяем – сущности его таланта склоняются перед ним, и сожалеем только о недостаточности, о неверности представления, которое получит о нем читающая Европа, внимание которой не может не быть обращено на статью, подписанную таким почетным именем, каково имя г. Мериме» [537] .

536

Современник. 1851. № 12. Смесь. С. 157 – 158.

537

Там же. С. 158 – 159.

Более решительным и непримиримым был критик «Москвитянина» (почти наверняка – Ап. Григорьев). Он писал: «Почему-то мы надеялись, что автор Хроники времен Карла IX, Жакерии и других произведений, которые принадлежат к числу далеко не дюжинных, скажет несколько дельных слов о нашем первом современном поэте... Мы надеялись на это, во-первых, потому, что взгляд издали, взгляд иностранца, постороннего наблюдателя, важен вообще во всяком деле, – с другой стороны, талант самого Мериме ручался бы, казалось, за то, что он поймет Гоголя... И что же мы встретили в статье? Увы – ничего, кроме весьма обыденных суждений, поверхностных или устарелых требований от искусства вообще, от нашего поэта в особенности» [538] . В статье «Москвитянина» доказывается, что главная ошибка Мериме состояла в том, что он ограничил творчество Гоголя рамками сатиры. Удивило критика и то, что Мериме совершенно не смог разобраться в таком замечательном творении Гоголя, как «Тарас Бульба». Верно подметил критик «Москвитянина» и полное непонимание французским писателем гоголевского юмора: «Вообще Мериме, к удивлению нашему, вовсе не понимает ни юмора вообще, ни того гиперболического юмора, который составляет характер Гоголевского гения» [539] .

538

Москвитянин. 1851. Ч. 6. № 24. С. 607 – 608.

539

Там же. С. 614.

В статьях И. И. Панаева и Ап. Григорьева (если это был он) не было ни озлобления, ни недоброжелательности по отношению к Мериме, было лишь чувство обиды за великого русского писателя и огорчение, что замечательный французский писатель проявил вдруг такую досадную близорукость. Впрочем, на Западе вряд ли в то время кто-нибудь понимал Гоголя. Совершенно справедливо замечание И. С. Тургенева, сделанное как раз в это время (в письме к Полине Виардо от 21 февраля 1852 г.): «Вам известны только самые незначительные из его произведений, и если б даже вы знали их все, то и тогда вам трудно было бы понять, чем он был для нас. Надо быть русским, чтобы это почувствовать. Самые проницательные умы из иностранцев, как, например, Мериме, видели в Гоголе только юмориста английского типа. Его историческое значение совершенно ускользнуло от них» [540] .

540

Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. Письма. Т. 2. М.; Л., 1961. С. 394.

Во всех этих ошибках и просчетах Мериме совершенно не разобрался А. В. Дружинин, опубликовавший в следующем году обширную статью в «Библиотеке для чтения» (где он только что начал работать, уйдя из «Современника»). Статья Дружинина выдержана в резко ироническом тоне и направлена исключительно против «Москвитянина»: «Вот откуда взялись и восторг и ожесточение: Просперу Мериме, замечательному и остроумному сочинителю повестей, романов, исторических сцен... захотелось поговорить с европейской публикой о каком-нибудь очень хитром предмете, высказать несколько мыслей о человеке, не известном Франции, от беллетристических произведений перейти к критике и даже к критике самой трудной – к оценке произведений, писанных в чужом государстве, на полузнакомом языке, имевших успех в обществе, совершенно чуждом тому обществу, в котором Мериме провел всю свою жизнь. Мериме ухватился за Гоголя... наговорил несколько очень живых фраз, рассыпал там и сям десяток метких мыслей, с важностью обсудил деятельность русских литераторов, назвал Гоголя особою, подражавшею и Стерну и Скотту, и Шамиссо, и Гоффману...» [541] . Дружинин, защищая Мериме от справедливых по большей части нападок, ссылается на то, что критики – и у нас и на Западе – не раз ошибались в своих оценках (он приводит в качестве примера отношение критики к Гете и к Шекспиру). «Ежели из нас, русских, – замечает Дружинин, – нет двадцати человек, смотрящих на “Мертвые души” с одной и той же точки зрения, то почему же требовать, чтоб Мериме пошел далее нас?» [542] .

541

Библиотека для чтения. 1865. Т. III. Ч. 2. Отд. VII. С. 217.

542

Там же.

Резкость тона этой статьи следует, конечно, объяснить не передержками и ошибками, допущенными «Москвитянином», а общей атмосферой журнальной полемики и литературной борьбы того времени.

Статье Мериме о Гоголе пришлось сыграть роль одного из главных козырей в руках Ф. В. Булгарина, последовательно и неуклонно ведущего борьбу против Гоголя и «натуральной школы». Как уже было сказано, «Северная пчела» приветствовала статью Мериме. Менее чем через два месяца после смерти великого русского писателя Ф. В. Булгарин выступил в своей газете со статьей «Журнальная всякая всячина», где писал: «Мнение наше известно читателям Северной пчелы, и оно совершенно сходствует с мнением одного из лучших европейских критиков Проспера Мериме (см. “Северная пчела”, 1851, № 277, 12 дек.). Мы всегда говорили одно, что Н. В. Гоголь был приятный рассказчик, умел смешить и забавлять своими карикатурами, и только» [543] . И в дальнейшем Булгарин в своих нападках на Гоголя всегда старался опереться на авторитет Мериме (см., например, «Северная пчела», 14 августа 1854 г., 5 ноября 1855 г. и др.).

543

Северная пчела. 1852. № 87. 19 апр. С. 345.

Поделиться с друзьями: