Чтение онлайн

ЖАНРЫ

От кобры до медведя гризли
Шрифт:

Пока мы вот так лежим в теплой воде и мирно беседуем, на противоположном берегу из рощи тополевидных стройных елочек вдруг появляется лось. Он пришел попить. Какой великан! Он ростом с лошадь — этак метра два в холке — и при этом вынужден таскать на голове рога весом не менее 20 килограммов. Понятно, что к такому и гризли не всегда решится подступиться! И тем не менее гораздо более мелкий американский черный медведь умудряется утаскивать лосят. Так во всяком случае рассказывает индеец Альфред. А уж он-то знает, что к чему. Разъяренная лосиха— страшный соперник для медведя, но дело в том, что уже в первые дни после родов она бывает вынуждена покидать на некоторое время своего лосенка, чтобы самой попастись. А медведь терпеливо лежит где-нибудь в укрытии с подветренной стороны и ждет. Как только лосиха отойдет метров на тридцать от лосенка, он выскакивает, бросается к нему, убивает его мощным ударом лапы и проворно убегает. Разумеется, взбешенная мать кидается за ним в погоню, однако на короткой дистанции медведь способен развить колоссальную скорость. Так что лосиха вскоре отстает и возвращается

к своему, увы, уже мертвому лосенку. На другой день, когда мать-лосиха окончательно убеждается в том, что детеныш больше не встанет, она уходит. Вот тут-то медведь и возвращается за своей добычей.

Там, наверху, держат продовольственные запасы, чтобы медведи, белки и прочая живность не могли до них добраться. Деревянные столбы предусмотрительно обиты жестью

Это еще что! У какого-то приятеля Альфреда один такой медведь ухитрился разгрызть не что-нибудь, а байдарку! Оказывается владелец смазал ее бобровым жиром, чтобы она не промокала. А черные медведи здесь — большие любители полакомиться бобрятиной.

А теперь несколько слов о нашем индейце Альфреде. Он носит, как и все другие здешние индейцы, европейскую одежду. У него длинные черные волосы до плеч. Может быть, он их не стрижет просто потому, что ведь и у белых сейчас такие лохмы в моде? Знаменитые индейские наряды исчезли примерно с тридцатых годов. Немножко дольше они еще продержались у женщин. Индейские танцы тоже исполняются только по особому поводу — по случаю национального праздника или приезда какого-нибудь высокого гостя. Вот пьют они, к сожалению, много. А когда нам понадобилось вкатить в лодку объемистые бочки с бензином, наш Альфред предусмотрительно куда-то исчез, предоставив эту работенку нам. Находились мы, помню, тогда возле впадения реки Наханни в мощную реку Лиард.

— Будьте осторожнее с таким индейцем, — предупреждал меня Пауль Кеатеровски, которого администрация Северо-Западных территорий рекомендовала мне в качестве любезного и знающего гида (он десятки лет возглавлял Охотничье управление Северо-Западных территорий). — Индейцы очень своенравны, они легко могут обидеться, почувствовать себя чем-то уязвленными. В таких случаях они способны бросить все ваше имущество, где попало, и уйти.

Несмотря на подобное предупреждение, я все же рискнул вытащить нашего Альфреда из какой-то индейской таверны, где он подозрительно долго задержался — на целых два часа. Так и есть — «под парами»! Он покачивался, когда шел к лодке, и потом, громко распевая, повез нас дальше. И представьте себе, несмотря на пороги и стремнины, он уверенно вел лодку и в последующие десять часов езды никуда не врезался. Просто молодец! А мы то и дело залезали в свои утепленные спальные мешки — ведь при таком ледяном ветре на реке, когда нет возможности немножко подвигаться, становится адски холодно!

А потом вдруг — о чудо! — какие-то белые пятна на зеленом прибрежном склоне реки. Снежные козы? Нет, оказывается, горные бараны Даля. До тех пор мне всего один-единственный раз в жизни посчастливилось увидеть их на воле. Это было тринадцать лет назад еще севернее, чем здесь, там, где река Маккензи впадает в Северный Ледовитый океан. Помню, в тот раз мне пришлось здорово поволноваться! Правда, не из-за баранов. Я тогда нанял спортивный самолетик с пилотом-индейцем у штурвала. Он сказал, что хорошо знает эти горы. Когда же мы с высоты увидели пасущихся в узкой лощине горных баранов Даля, он резко пошел на снижение и стал выделывать такие умопомрачительные виражи меж скалистых обрывов, что я не на шутку струхнул. Но по-видимому, он действительно хорошо знал эти каньоны, раз мог себе позволить нечто подобное.

А вот сейчас мы медленно, не спеша приближаемся к белоснежным «рогатым овцам». Они не убегают. Интересно, почему? По-видимому, потому, что здесь, на Наханни, последние шесть лет не охотятся совсем. Не боятся они и волков — разве что те застанут их на какой-нибудь равнине во время перехода с одного горного склона на другой. А вверх по склону их ни один волк не догонит! И молодняк надежно защищен от хищников: самки барана Даля никогда не оставляют своих детей одних, даже на короткое время, как это делают другие копытные — лоси, олени-карибу и вилороги. Кроме того, ягнята этого вида уже вскоре после рождения хорошо бегают. В возрасте трех-четырех недель им не страшны даже орлы.

Индейцы уже с давних пор используют для обтяжки своих кану и для изготовления папяток и зимней одежды не шкуры снежных баранов, а шкуры карибу — американских северных оленей, мясом которых они питаются. Злейший враг горных баранов Даля — это суровые зимы, когда снег покрывается настом — ледяной коркой, которую они не в состоянии проломить своими копытами. При таких обстоятельствах примерно треть из них погибает. Нельзя забывать, что белые охотники в свое время страшно бесчинствовали среди стад этих быстроногих, словно газели, копытных. В заброшенной охотничьей избушке на границе с Аляской нашли как-то 144 рога баранов Даля!

Но с 1971 года и бараны Даля, и остальные тридцать видов млекопитающих, живущих по берегам Наханни, надежно защищены от охотников. Теперь половина бассейна реки вместе с окаймляющими его горными цепями превращена в национальный парк длиной в 320 километров. (Для наглядности скажу, что Наханни-парк, занимающий 4765 квадратных километров, почти вдвое больше всей земли Саар.)Там и бобры получили наконец возможность жить спокойно, а не в постоянном страхе. Несколько лет назад здесь во время лесного пожара — явления для северных хвойных лесов не такого уж редкого и не столь трагичного —

сгорела часть старого елового леса. Молодой подрост, появившийся вскоре после этого на гарях, предоставил бобрам изобилие мягких, богатых древесной корой кормов. В таких угодьях их численность за несколько пет легко может удвоиться и даже утроиться.

Я сижу на большом валуне возле мощного, прекрасного водопада Виргиния. В облаке мельчайшей водной пыли сверкает всеми своими яркими цветами радуга. Насколько же позже добрались сюда путешественники, чем, например, в Африку! Ведь первая фотография этих водопадов появилась только в 1927 году! То есть тогда, когда я уже был школьником. А сегодня сюда имеют возможность приезжать посетители — разумеется, те, которым не обязательно ночевать в отелях, где есть горячая ванна и телевизор… Однако поездка не из простых и легких, и поэтому таких посетителей, слава богу, никогда не станет слишком много

Глава 9. Канадские живодеры, или как сдирали шкуру с живых тюленей

Не раз уже моя деятельность в качестве борца за охрану природы доставляла мне крупные неприятности, доходившие до общественных скандалов, нападок прессы и прямых угроз; издавались даже «антигржимековские книги»; дело доходило до судебных процессов. Один из последних таких процессов проходил в Дюссельдорфском окружном суде из-за моих выступлений по телевидению против неправильного содержания кур на птицефабриках и ненужного мучения животных, которого легко избежать. Я ведь своими телевизионными передачами преследую определенные цели, а не только стараюсь развлечь зрителей и показать им, как хороши и достойны всяческого внимания и любви животные. Я стремлюсь помочь погибающей природе деятельно, а не только на словах, даже ценой того, что часть моих слушателей и зрителей рассердится и отвернется от меня (по статистическим данным, мои передачи за последнее время стали несколько менее популярными и любимыми) [10] . Ведь и то, что я агитирую за сбор средств в «Фонд помощи истребляемым животным» и собрал уже около 20 миллионов марок, которые дали возможность выжить многим видам животных, а значит, и обеспечили средства к жизни неимущим людям, далеко не все одобряют. И тогда мне разными окольными путями стараются чем-либо навредить, пишут в газеты о том, что не пора ли уже прекратить эти надоевшие передачи противного профессора…

10

Постоянная серия телевизионных передач профессора Гржимека — «Место для диких животных», — по опросным данным, много лет подряд держала первенство по популярности и привлечению наибольшего числа зрителей. — Прим. перев.

Так, я упорно критиковал бездеятельное благодушие баварского правительства, пока оно наконец все же «раскачалось» и создало национальный парк «Баварский лес». Обижались на меня и изготовители супов из черепахи, торговцы лягушатиной, заводчики собак, содержавшие наших четвероногих друзей в непотребных условиях; несправедливо оскорбленными почувствовали себя и некоторые знатные дамы, которые после моих выступлений не решались появляться в обществе в своих тигровых манто. Ссорился я даже с итальянским правительством, которое разрешало убивать на пролете сотни миллионов полезных европейских птиц и перерабатывать их на деликатесы. Недовольными мной остались и различные правительства немецких земель, блокировавшие единый для всей ФРГ закон об охране природы. Да мало ли их еще было, этих оскорбленных и разъяренных! Тут и охотники за крупной дичью, фабриканты кожевенной промышленности, выпускающие изделия из крокодиловой кожи, целые рыболовецкие концерны, без зазрения совести облавливающие рыбную молодь и опустошающие таким образом океан, тут и устроители испанской корриды, и наше управление лесного хозяйства, превращающее немецкие леса в еловые плантации. Да мало ли кто еще!

Но самое яростное сражение мне пришлось выдержать из-за детенышей гренландского тюленя. И особенно меня радует то, что нам, борцам за охрану природы, удалось найти совершенно неопровержимые доказательства непотребной деятельности крупных промышленников, которые, как известно, имеют столь неограниченное влияние на политиков и на целые правительства, на «научных» консультантов и даже на судопроизводство. И то, что нам удалось одержать победу, — это большое дело.

А началось все так. Наши канадские коллеги по охране природы поехали в бухту Святого Лаврентия и там, на льду, сняли документальный фильм, из которого явствовало, что работающие сдельно промысловики, заинтересованные в том, чтобы добыть как можно больше шкурок бельков — этих хорошеньких новорожденных детенышей тюленей, совершают настоящее преступление. Не утруждая себя тем, чтобы предварительно оглушить свою жертву дубинкой, они вместо этого сдирают шкуру прямо с живого, неистово кричащего детеныша, притом прямо на глазах у его матери. Ведь тот, кто «ошкурит» большее число бельков, тот больше и заработает, так что надо торопиться. Этот жуткий по своей жестокости фильм был продемонстрирован канадским телевидением по программе, идущей на французском языке. Он вызвал ужас и законное возмущение среди зрителей. Заинтересованные пушно-меховые фирмы пытались воспрепятствовать его дальнейшему показу уже на английском языке, что вызвало бы еще более широкий отклик. Борцы за охрану природы обратились ко мне. Я тут же продемонстрировал фильм по немецкому телевидению, одновременно предупредив телезрителей, чтобы они направляли свои возмущенные письма не мне, поскольку я тут бессилен что-либо изменить, а непосредственно канадскому премьер-министру.

Поделиться с друзьями: