От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай. Мои путешествия по Сибири

Безводный переход в 45 км до первого источника в Бэйшане новый проводник предложил мне сделать в два приема: отправиться часа в четыре дня от р. Сулэйхэ, напоив хорошо животных, идти до полуночи, сделать привал, не раскладывая палаток, часа на три и затем совершить до полудня следующего дня вторую половину перехода. Таким образом, большую часть пути мы должны были выполнить ночью, рано утром и поздно вечером, избегая утомительной дневной жары. Проводник утверждал, что он не потеряет дорогу в темноте, так как уже не раз совершал этот переход.

Таким образом, мы провели еще почти целый день на берегу р. Сулэйхэ и тронулись в путь под вечер; миновали солонцовую степь, оставшуюся после исчезновения озера, и вышли на равнину, которая тянулась на север до горизонта, упираясь там в подножие первой цепи Бэйшаня, которую я назвал хр. Пустынным, так как она туземного названия не имеет. Песчано-глинистая твердая почва равнины были усыпана мелким щебнем, почерневшим от пустынного загара. Кое-где в почве были видны плоские впадины или малозаметные сухие русла; в тех и других попадались отдельные мелкие кустики, совершенно отсутствовавшие на промежуточных площадях. Изредка, вблизи дороги, представлявшей несколько хорошо вытоптанных параллельных троп, белели разрозненные кости или целые скелеты животных. Солнце спустилось к горизонту, длинные тени нашего каравана вытянулись на восток по пустыне, а горы впереди казались все такими же далекими. Быстро кончились сумерки, заблестели звезды, стало прохладно. Размеренным ровным шагом движется караван, позвякивает колокольчик на последнем верблюде, доказывая, что цепь не разорвалась. Мы – я, монгол Па Ие и китаец Гадин Ю – едем позади каравана, который ведет новый проводник, сидя на своем ослике. Ленточки тропинок слегка различимы и в темноте, но проводник, вероятно, проверяет себя по звездам, да и ослику нет оснований сворачивать с тропинки, потому что соблазна в виде корма по сторонам нет совершенно.

Так шли мы, подремывая в седле, до полуночи. Затем сделали привал, уложили верблюдов на землю, спустили с них вьюки, развели огонек из привезенного с собой аргала, вскипятили один чайник на всех, выпили чаю и улеглись на щебневой почве, чтобы поспать часа два. Чуть забрезжил восток, когда проводник уже поднял всех; лошадям дали по полведра воды из бочонков; зеленый тростник, нарезанный на берегу р. Сулэйхэ, и лошади, и верблюды жевали все время.

Когда взошло солнце, мы уже отшагали несколько километров. Продолжалась та же пустыня, но щебень, усыпавший ее, стал крупнее, а кое-где попадались целые обломки пород, вынесенные когда-то, может быть столетия тому назад, потоком воды после необычайного ливня. Потом появились выходы коренных пород – гранита на поверхности чуть заметных холмиков. В версте далее начались холмы предгорий хр. Пустынного, усыпанные щебнем и обломками, местами представлявшие и выходы гранита и других пород. За цепью холмов мы пересекли большую котловину с песчано-щебневой почвой, сухими руслами и отдельными кустами, а затем вступили в извилистую долину с сухим руслом и кустами, окаймленную постепенно повышавшимися холмами, на которых обилие утесов доставило мне много работы, и я сильно отстал от каравана. Последний еще задолго до полудня остановился у ключей Уланьчуань, вытекавших из небольших углублений на дне долины, окруженных зарослями тростника и выцветами соли. Вода ключей была заметно солоноватая, но корма для животных было достаточно. Местность имела уже 1605 м абсолютной высоты, от р. Сулэйхэ мы незаметно поднялись на 400 м. Эта первая вода находилась уже севернее высшей части хр. Пустынного; водораздел долины, по которой мы шли, был совершенно незаметен.

Путешествие через Бэйшань, богатое геологическими наблюдениями, представляло мало интереса и разнообразия в отношении ландшафтов и путевых впечатлений. Почти на всем протяжении мы ехали в течение двух недель по гористой местности, причем пересекали то отдельные горные цепи, то промежуточные между ними группы и цепи холмов и рассеянные среди них долины и котловины. Нигде не было ни высоких перевалов, ни тесных ущелий; дорога шла прямо или слегка извиваясь по долинам, сухим руслам, логам, незаметно переваливая из одной в другую. Воду мы имели ежедневно из колодцев или ключей, окруженных небольшими оазисами зарослей тростника, кустов, иногда тополей; вода часто была солоноватая. Корм для животных давали те же оазисы. Дорога, по которой мы шли, вероятно, мало посещаемая – мы не встретили ни одного каравана и ни одной юрты кочевников; зато попадались антилопы, и в одной местности, в глубине Бэйшаня, стадо куланов, давшее случай подновить запас провизии. В зависимости от расстояния между источниками воды мы делали то большие, то маленькие переходы.

Общий характер местности напомнил мне Центральную Монголию; Бэйшань, подобно последней, нужно назвать холмисто-гористой полупустыней, в которой процессы разрушения и развевания господствуют. Благодаря им и крайне скудной растительности строение гор почти везде было совершенно ясно: мы могли видеть, как белый гранит внедряется неровной массой в серые гнейсы, а сам пересекается еще жилами темно-зеленого диорита, и в каких разнообразных отношениях встречаются эти породы. Процессы разрушения были особенно наглядны в горах у колодцев Мыншуй, представлявших большой массив гранита, в котором выветривание создало бесчисленные карманы, впадины и целые ниши разной величины. Можно было проследить, как в нишах постепенно разъедается и разрушается свод, понижаются стенки и как, в конце концов, на месте холма остаются гребешки и кочки от стенок уничтоженных ниш. В этом месте я устроил дневку, чтобы изучить основательно ход развития этих форм разрушения твердой породы. По расспросам выяснилось, что в этих горах, но далеко в стороне от нашей дороги, западнее и восточнее, существовали серебряные и золотые рудники. Абсолютная высота местности сначала повышалась до 2000 м, а затем понизилась до 1350 м на северной окраине Бэйшаня. Высота горных цепей над соседними долинами большей частью не превышала 200–300 м, редко достигая 400–500 м.

Через 12 дней наш путь, шедший в общем на северо-запад, резко повернул на запад. Мы миновали Бэйшань и уже перед тем несколько дней на горизонте видели хр. Карлыктаг, восточный конец Восточного Тянь-Шаня, увенчанный несколькими вечноснеговыми вершинами. После поворота мы шли уже вдоль подножия этого хребта, представлявшего наклонную на юг пустыню, пересеченную сухими руслами, по которым росли кустарники; промежуточные площадки были совершенно лишены растительности и усыпаны щебнем, покрытым загаром пустыни, а вблизи русел отшлифованным песком. Первый переход в 50 км по этому подножию был безводный, и его опять пришлось сделать в два приема с коротким привалом ночью. Пустынное подножие хребта прерывалось оазисами, расположенными по речкам, выносившим воду из гор; здесь были поселки, пашни, деревья, тростник. Китайцев отчасти сменили уже таранчи – мусульмане Китайского Туркестана. На более обильной речке из Карлыктага расположен и оазис города Хами, в котором мы стояли на окраине, предпочитая палатки в тени деревьев постоялому двору в духоте города. Только корм для животных пришлось доставлять из города в виде снопов люцерны. Здесь мы отпустили проводника, взятого на р. Сулэйхэ, и пригласили нового, так как вдоль подножия Восточного Тянь-Шаня от Хами до Турфана имеется несколько дорог и некоторые из них проходимы только зимой – из-за больших безводных переходов и сильных бурь, опасных для караванов.

Пересечение Бэйшаня подтвердило вывод, сделанный мною уже в Восточной и Центральной Монголии и в Ордосе, именно: что в Центральной Азии лёсс образуется, но не накапливается; что степных котловин, заполненных лёссом, которые предполагал Рихтгофен, нигде нет; что везде выступают коренные породы, выветривающиеся и дающие пыль, которая выносится ветрами из пустыни и осаждается на окружающих ее горах и степях. Бэйшань даже не содержал скоплений сыпучего песка, которые я видел в Центральной Монголии; здесь даже этот материал выветривания не мог накапливаться в достаточном количестве, а выносился ветрами на юго-запад – в хребет Куруктаг и к озеру Лобнор.

Глава шестнадцатая. Вдоль подножия Восточного Тянь-Шаня

Три участка подножия Тянь-Шаня. Оазисы первого участка и условия их появления. Бури этого участка. Долина бесов. Впадины второго участка. Солончаки и вымирающий лес. Признаки сильных бурь. Пустынный загар. Черная пустыня пьедестала. Оазисы Чиктымтага и Пичана. Громадные пески Кумтаг. Впадина Люкчуна. Метеорологическая станция. Кяризы. Экскурсия в Сыркыптаг. Солончак Боджанте. Экскурсия в Чольтаг. Жарданги. Хребет Джаргез. Впадина соленых озер. Оазис Урумчи.

Местность вдоль подножия Восточного Тянь-Шаня, по которой идет большая южная дорога (Наньлу) из Хами в Турфан и Урумчи, распадается на три части различного характера. На первом участке – от Хами до ст. Иванчуацзэ – дорога проходит вдали от гор по пьедесталу хребта через небольшие оазисы, расположенные по речкам и ключам, питающимся водой из гор. На втором участке – от ст. Иванчуацзэ до ст. Сииенчжэ – дорога переходит с пьедестала, здесь безводного, вглубь гор, пролегая по впадинам между передовыми цепями, представляющим оазисы. На третьем участке дорога опять выходит на пьедестал, имеющий здесь вид низких параллельных цепей, по обе стороны которых протекает вода. Этот участок хорошо населен, тогда как остальные два, не богатые водой, особенно второй, имеют маленькие поселки или только отдельные постоялые дворы.

Нужно объяснить, что такое пьедестал горного хребта. В сухом климате временные потоки, образующиеся при ливнях в горах, выносят из ущелий и долин большое количество валунов, гальки, песка и ила, которые быстро отлагаются у подножия, где вода, растекаясь, просачивается в почву и теряет переносную силу. Из этих выносов мало-помалу создается более или менее высокий и длинный пояс отложений с пологим уклоном к соседней долине, окаймляющий все подножие горного хребта и изборожденный сухими руслами временных потоков. Это и есть пьедестал горных цепей в сухом климате – вдоль подножия высоких гор, а также горных цепей, не больших, но расположенных на большом расстоянии друг от друга, он достигает немалой ширины и высоты. Небольшие горы нередко как бы утопают в продуктах своего разрушения, слагающих пьедестал, над которым они поднимаются очень резко. Мы уже видели такие пьедесталы в пустыне к западу и северу от р. Эцзин-Гол, но Восточный Тянь-Шань отличается высоким и широким пьедесталом.

По первому участку мы ехали шесть дней и еще день потеряли из-за бури. Пьедестал Тянь-Шаня представляет степь с пологим уклоном на юг, пересекаемую сухими руслами, то редкими, то более частыми, на дне которых появляется в виде ключей вода и вместе с ней богатая растительность и население. Эта вода стекает с Тянь-Шаня в виде речек, которые вскоре по выходе из гор исчезают, так как их вода просачивается полностью в рыхлые наносы русел. Далее на юг, благодаря изменению уклона местности или перерыву толщи наносов выходами коренных пород, эта вода опять пробивается на поверхность. Поэтому и большая дорога проложена именно здесь, на определенном расстоянии от гор, а не ближе к последним, где воды в руслах еще нет, и не дальше от гор, где вода большей частью снова исчезает. На ключах раскинулись рощи, орошаемые пашни, поселки или отдельные фанзы таранчей или китайцев. В промежутках между ними местность представляла степь с песчано-глинистой почвой, более или менее густо усыпанной галькой и щебнем, покрытыми пустынным загаром; растительность скудная – в виде кустиков.