От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай
Шрифт:
На следующий день мы продолжали путь вниз по долине р. Янхэ до городка Цзимини. Сначала продолжались поля; впереди виднелась длинная горная цепь, через которую прорывается река. На правом берегу реки она носит название Хуаняншань, т. е. хр. Антилопы, который интересен тем, что на его северном склоне лёсс поднимается высоко, а на его поверхности видны до высоты 160 м над рекой сыпучие пески в виде коротких барханных цепей. На левом берегу тот же хребет называется Иеняншань, и к его северному склону примыкают высокие холмы из вулканических пород, через которые переваливает дорога. Колеи ее врезаны на 20–25 см в голую скалу, что говорит о древности этой дороги. Второй перевал через эти холмы называется Лаолунбей, что значит ребра старого дракона; крупные каменные плиты, торчащие на склоне над дорогой, вероятно, дали повод к этому названию. Спуск с него приводит к селению Шаньхуаюань, окруженному деревьями. Шаньхуаюань — высокий цветник, объясняется это название тем, что императрица Сао из древней династии Ляо, разводила здесь цветы.
Отсюда началось ущелье реки Янхэ в горной цепи; все дно его занято рекой, а дорога лепится
Склоны этой горы, которые дорога огибает, сложены из угленосной формации, и население городка Цзимини, расположенного у южного подножия, занимается добычей угля в нескольких копях.
Следующий переход привел нас в г. Хуайлай. Дорога шла по густо населенной местности через несколько городков и селений, расположенных вдоль подножия скалистых цепей Иеняншаня и следующей к югу Цзинвушаня; она все более отклонялась от р. Янхэ, которая, уже под именем Хунхэ, прорывается длинной, непроходимой тесниной через последний хребет Гундушань перед Великой китайской равниной. Поэтому дорога идет на восток к единственному удобному перевалу через этот хребет. Последний мы видели уже от Цзимини в виде высокой зубчатой стены, закрывавшей южный горизонт; но лёссовая пыль, часто наполняющая воздух в Китае, не позволяла рассмотреть его отчетливо и сфотографировать.
На следующий день мы пересекли наискось широкую долину р. Гуэйхэ, сплошь занятую пашнями, но дорога была в ужасном состоянии — то глубоко песчаная, то усыпанная валунами, то врезанная траншеей в плоские холмы. Встречались многочисленные повозки, вьючные караваны, всадники, пешеходы; в одном направлении с нами также шло и ехало много людей, и приходилось только удивляться равнодушию китайцев к мучению животных, тянувших повозки по такой дороге, и беспечности правительства к ее состоянию. В этот день мы приехали рано в село Чадао, где пришлось остановиться, так как через хребет предстоял слишком большой переезд, который мог занять целый день. Стены некоторых городов в этой долине насчитывают, по данным истории, более 1000 лет.
Село Чадао расположено у третьей ветви Великой стены, которая западнее села тянется по гребню Гундушаня, спускаясь в седловины и поднимаясь на вершины, каждая из которых увенчана башней (рис. 14).
Рис. 14. Великая стена в хр. Гундушань
Село само окружено стенами и представляет маленькую крепость, через которую проходит большая дорога.
За воротами сразу начинается подъем к перевалу по правому склону ущелья, сложенному из гранита. На перевале в 2 км от Чадао дорога проходит через ворота Великой стены. Эта последняя внутренняя ветвь ограждала от набегов кочевников богатую и густо населенную Великую равнину Китая и его столицу, являясь последним оплотом в случае завоевания неприятелем обеих наружных ветвей и гористой пограничной местности.
Рис. 15. Ущелье Нанькоу в хр. Гундушань
Великая стена, которую китайцы называют Ванличанчэн, т. е. стена в десять тысяч ли длины (ли — дорожная мера около 500 м), начинается на востоке на границе Манчжурии, окаймляет провинции Чжили, Шаньси, Шеньси и Ганьсу с севера и кончается на западе крепостью Цзяюйгуань у подножия гор. Наньшаня. Качество ее и поэтому современное состояние разрушенности зависят от местности и возможности добыть тот или другой строительный материал. На границе провинции Чжили, вблизи столицы, надзора высшей власти и при обилии камня в горах, она вся сложена из тесаных плит (рис. 14); на границе провинций Шеньси и Ганьсу, далеко на западе, где камня по соседству часто нет, стена была просто глинобитная (из лёсса), а башни построены из сырцового, частью из обожженного кирпича. Понятно, что за несколько сот лет она здесь пострадала гораздо сильнее: местами превращена в глиняный вал, местами совсем исчезла, тогда как на востоке ее внутренняя ветвь еще в хорошем состоянии и производит внушительное впечатление.
С перевала дорога круто спускается в безводное зимой ущелье южного склона, окаймленное утесами гранита (рис. 15). К удивлению, дорога была здесь в хорошем состоянии, разработана и выглажена. Как оказывается, министр Лихунчжан, игравший в Китае крупную роль в конце XIX в., выпросил у богдыхана разрешение на исправление дороги за счет особого сбора с проезжающих. Очевидно, даже китайское долготерпение не выдержало прежнего ужасного состояния дороги в этом ущелье. Путешественник Пясецкий, прошедший по нему в 1874 г., писал, что дорога здесь доступна только для всадников, вьючных животных и китайских телег — этих несокрушимых экипажей, не знающих никаких преград. Приходилось карабкаться по глыбам гранита, усыпанным остроугольным щебнем, и по обнаженным скалам, в которых колесами были протерты глубокие колеи за время многовекового движения.
На скалах
ущелья я заметил в нескольких местах высеченные в виде барельефов и даже статуй изображения будд: одно из них на высоте 40 м, другие в пещерах; на одной скале, под маленькой кумирней Гуаньди, на отвесном уступе видна была надпись «Омманипадмехум» на тибетском, санскритском и монгольском языках. [3]В низовьях ущелья гранит сменяется известняками, слагающими высокую и очень скалистую южную цепь хребта. Склоны ущелья сближаются, и здесь дорога проходит через пять ворот укрепления Цзюйюйгуань, стены которого примкнуты к отвесным скалам, так что обойти их невозможно. Этот проход через горы называется Гуаньгоу, а укрепление считалось «первой в мире крепостью». Ворота сложены из гранита и мрамора с высеченными на плитах фигурами будд и гениев, цветами и надписями на шести языках. Внутри крепости — несколько маленьких постоялых дворов и жилье небольшого военного караула.
3
Эту мистическую формулу, кратко называемую «мани», буддийские ламы повторяют бесконечно, перебирая четки. По преданию, она самостоятельно появилась на плитке камня, которая хранится как святыня в тибетском монастыре Ербалха, в отдельном домике Манихан, в деревянном шкафу с железной решеткой. Ламы объясняют, что она означает прославление божества; европейские ученые переводят ее: «о, драгоценность на лотосе». Мани, выложенное из белых камней на склоне горы или написанное краской на гладкой скале, иногда встречается в Монголии, Джунгарии и Тибете.
У выхода из ущелья на Великую равнину расположено село Нанькоу, по имени которого часто называют проход и горы, которые очень круто обрываются к равнине. Вне гор дорога сделалась опять плохой, усыпанной крупными и мелкими валунами.
Последний переезд до Пекина пролегал по густо населенной и сплошь возделанной равнине; дорога проходила между голыми в это время года полями, среди которых виднелись отдельные рощи с семейными кладбищами, небольшие и большие селения, отдельные фанзы. Попадались грузовые и легковые телеги, караваны верблюдов, мулов и ослов с разными товарами, верховые и пешие. Часто видны были собиратели навоза с корзинкой на спине или на левой руке и с вилкой или лопаточкой. Наконец показалась высокая зубчатая стена Пекина; некоторое время мы ехали вдоль нее по очень пыльной дороге, а затем через большие западные ворота китайской части города и по широкой очень оживленной улице добрались до квартала в манчжурском городе, в котором расположены, в отаельных дворах, посольства европейских государств. Так как дорога с утра не представляла интереса для геолога, я забрался в носилки и сквозь занавески спокойно наблюдал местность, а в городе — уличную жизнь.
Глава четвертая. В столице Китая
В русском посольстве. Дорожный костюм и телеграфный шифр. Духовная миссия и ее задачи. Поиски переводчика. Потомки пленных албазинцев. Вид с городской стены на Пекин. Музыкальные голуби. Монсиньер Фавье. Экскурсия в храмы западных холмов. Посещение храмов Неба и Сельского хозяйства. Пекинские нищие. Бал в посольстве. Отъезд Потанина. Китайская денежная система. Мой выезд.
Русское посольство занимало обширную площадь, усаженную деревьями, и состояло из нескольких одноэтажных каменных домов, в которых жил посол, два секретаря, два драгомана (переводчика), врач, два студента и многочисленный штат прислуги. Мне отвели комнату в одном из домов. Глава экспедиции, Г. Н. Потанин с женой и двумя спутниками, уже приехал; он обогнал меня еще в Монголии, так как ехал по станциям большого тракта, меняя лошадей и делая около 150 км в сутки. Его поместили в другом доме. Повидавшись с ним, я узнал, что он отправляется прямо на юг в провинцию Сычуань на границе Тибета, где и поселится на долгое время для этнографических наблюдений, тогда как мне предстояло ехать на запад, чтобы лето посвятить изучению горной страны Наньшань.
Рис. 17. Уличный сапожник в Пекине
Потанин посоветовал мне заказать себе китайский костюм, чтобы в глубине Китая меньше обращать на себя внимание толпы. В таком костюме я мог сойти за европейского миссионера, которые проживают во всех провинциях и носят китайскую одежду и обувь, даже отпускают косу; к их виду население привыкло, тогда как европейский костюм слишком бросается в глаза. В интересах спокойной научной работы я последовал совету и немедленно заказал серый халат и поверх него черную безрукавку — обычный выходной и дорожный костюм китайца, который и надевал поверх европейской одежды (рис. 16 — см. в начале книги). Только на обувь я не мог согласиться: китайцы носят матерчатые туфли на толстой соломенной, войлочной или веревочной подошве, непрочные и неудобные для ходьбы по каменным горам, или парадные неуклюжие матерчатые сапоги на еще более толстой подошве, еще менее удобные (рис. 17). Я предпочел носить, как и в Монголии, сибирские мягкие чирки, которые надевались на тонкий войлочный чулок; они были легки и теплы, под халатом мало заметны и запасены в достаточном количестве. В качестве головного убора я приобрел войлочную шапочку с ушами, которую носят китайские возчики, а для теплого времени — обычную черную шелковую ермолку с красным шариком, которую носят все горожане. Мне предстояло также переснарядить караван, найти переводчика, упаковать и отправить коллекцию, собранную от Калгана, закончить отчет о пересечении Монголии для Географического общества и получить через посольство настоящий китайский паспорт вместо временного, выданного пограничным комиссаром в Кяхте. Словом, предстояло довольно длительное пребывание в Пекине.