От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке

За редким исключением СССР поставлял не самые последние модели военной техники. На складах хранились большие запасы всех видов оружия на случай большой войны. Они морально устаревали и нуждались в регулярном сбросе. Но и новейшие образцы было выгодно продавать, так как их производство означало более полную загрузку оборонных предприятий. Наконец, решения о поставках вооружений выполнялись легче, в частности, потому, что в условиях нарастающего паралича советской системы управления военная промышленность действовала более эффективно, чем другие.

В коммерческих валютных ценах международного рынка могут быть сопоставлены похожие виды оружия, например танки советские и американские или МиГ-21 и «Мираж». В текущих конкурентных ценах, сравнимых с западными, это будет одна цифра. В рублях – абсолютно другая. Если учитывать способы и сроки выплаты – третья. Если принимать во внимание платежи местными товарами, которые неконкурентны на международных рынках, – четвертая.

Советский Союз обеспечивал в середине 80-х годов более сорока развивающихся стран оружием, но с середины 70-х годов более 90 % оружия направлялось в Ливию, Сирию, Вьетнам, на Кубу, в Алжир, Ирак, Индию, Эфиопию и два Йемена¹⁴⁷. Поставляя некоторым странам, например Сирии, Ираку, Ливии, усложненное оружие, которое могло поддерживаться в рабочем состоянии и использоваться только с помощью советских техников, СССР обеспечивал в них присутствие значительного числа своих военных специалистов¹⁴⁸.

От прорыва в западной торговле оружием в 1955 году, когда была заключена первая сделка с Египтом, до превращения в главного поставщика оружия в «третьем мире» – таков был путь, проделанный Советским Союзом за тридцать лет. Конечно, это давало кое-какое политическое влияние. Это означало также, что СССР мог поднимать на более высокую ступень региональные конфликты и не позволять им завершаться в пользу союзников США. Число затянувшихся конфликтов с ничейным результатом в 70–80-х годах росло. Впрочем, за ними отнюдь не всегда стояли интересы США или СССР, как продемонстрировали ирано-иракская война или конфликт, гораздо более мелкий, в Западной Сахаре.

Советское оружие шло главным образом тем, кто по внутренним соображениям выступал против США. Сейчас, пожалуй, невозможно определить, каким интересам СССР – политическим, государственным, идеологическим – отвечали поставки оружия в таких количествах Южному и Северному Йемену, Сомали, а затем Эфиопии, Сирии и, конечно, Ираку и Ливии.

Возможно, что советское военное командование просто заранее создавало склады оружия для своих войск, которые могли бы быть переброшены сюда в случае будущей большой войны. Видимо, горы американского оружия в Иране или Саудовской Аравии частично были предназначены для тех же целей. Но все это было из мыслей о немыслимом – о мировой войне.

Автор¹⁴⁹. Поведение и взгляды людей определяются, в частности, их опытом, особенно опытом, приобретенным в критических ситуациях. Было ли это характерно для наших военных в их отношении к Ближнему и Среднему Востоку?

Ю.Н. Черняков. На сто пятьдесят процентов. С южного направления, как бы то ни было, нам угрожали и американский флот в Средиземноморье, и английские базы, и американские базы. А военные должны были думать по-военному. Опыт Великой Отечественной войны, конечно, сидел в каждом. Например, в Гречко. Он командовал 18-й армией под Туапсе. Он был хорошим командующим. Мир переменился, военная стратегия приобрела глобальные масштабы, появилось ракетно-ядерное оружие, а в его голове сидел Туапсе. Психология военного той, да и не только той войны состояла в том, чтобы получить военное преимущество, палку потолще – а у палки два конца.

Милитаризация дружественных режимов – будь то на антиамериканской или антисоветской основе – означала милитаризацию политики, то есть превращала использование военной силы в возможный политический выбор, а тем самым подогревала конфликты. Об этом говорят все межгосударственные и гражданские войны, произошедшие в регионе. И вряд ли объективные наблюдатели возложат за них вину порознь на СССР и США. Но трагедия СССР, шедшего по пути экономического упадка, заключалась в том, что поставки оружия становились главным, иногда единственным средством его политики. У США же был широчайший набор других средств, начиная от поставок продовольствия и кончая прямой финансовой поддержкой, чего не мог позволить себе Советский Союз.

Те режимы, которые осуществляли безудержную милитаризацию, получая иностранное оружие, как правило, шли по пути укрепления авторитарной власти, в лучшем случае притормаживали трансформацию политических структур в сторону большей демократии, игнорировали необходимость создания нормальной функционирующей экономики, в худшем – осуществляли жестокие репрессии. Чрезмерные вливания оружия со стороны СССР и США в ряд стран региона превышали уровень законных интересов обороны, подрывали элементы гражданского правления, создавали перекосы в сторону военного комплекса. Создание крупных вооруженных сил, даже если они получали оружие фактически бесплатно, подрывало хрупкие и недостаточно развитые экономические структуры, отвлекало из гражданских отраслей самые квалифицированные кадры. Так было с Гамалем Абдель Насером и шахом Ирана, Сиадом Барре в Сомали и Менгисту Хайле Мариамом в Эфиопии. Политический цинизм и иррациональность конфронтации заключались в поддержке Советским Союзом любого режима, заявлявшего о своем «антиимпериализме», и соответствующей поддержке Соединенными Штатами режимов, декларировавших «антисоветизм» и «антикоммунизм».

Гонка вооружений на Ближнем и Среднем Востоке не привела ни к увеличению безопасности, ни к миру. Войн стало больше, они стали более кровопролитными, стабильность оказалась расшатанной, физическая безопасность людей уменьшилась.

(Впрочем, как показало сохранение гонки вооружений после окончания холодной войны, у милитаризации внешней и внутренней политики стран региона имелись и имеются глубокие корни.)

Многие лидеры стран Ближнего и Среднего Востока для укрепления своих внутренних позиций нуждались в образе внешнего врага и – предпочтительно – в военной победе над этим врагом. Имея преувеличенное представление о своей военной мощи, они рассчитывали на нее и нередко шли к катастрофе или в лучшем случае к военной неудаче. Пример такого использования американского оружия – поведение шахского Ирана. Но факты говорят о том, что революционно-авторитарные режимы, получавшие в основном советское оружие, действовали таким образом гораздо чаще.

Они обращались к военной силе, а их поражения усиливали их уязвимость. Гамаль Абдель Насер, сирийские лидеры сами позволили втянуть себя в кризис, который кончился их поражением в июне 1967 года, потому что они верили в свою военную мощь. Сирийский и египетский лидеры едва не проиграли в 1973 году. В Сомали Сиаду Барре придала смелости для его авантюры военная машина, гораздо большая, чем было необходимо для обороны, которую Советский Союз создал для него. Сиад начал войну против Эфиопии и проиграл ее. Считая, что военная мощь служит средством достижения политических целей, авторитарные лидеры оказывались в ловушке иллюзий политических преимуществ, которые якобы давала военная мощь.

Уменьшение возможности оказывать технико-экономическое содействие странам Ближнего и Среднего Востока, курс на милитаризацию политики, упование на неверные ориентиры в оценке общего направления социально-политического развития, неспособность эффективно участвовать в ближневосточном урегулировании – все это начиная с 70-х годов приводило к ослаблению советских позиций в регионе. Но кризис переживала не только советская политика на Ближнем и Среднем Востоке. Все больше разлаживалась сама советская политическая структура, в том числе в звеньях, связанных с принятием внешнеполитических решений. Мы вернемся к этому вопросу в специальной главе.

После арабо-израильской войны 1973 года шло быстрое вытеснение Советского Союза с активных позиций на Ближнем Востоке. Садатовский Египет из союзника и главной опорной базы СССР в регионе превращался в страну враждебную СССР и открытую для широчайшего сотрудничества с США. Советская дипломатия стала оттесняться от участия в процессе ближневосточного урегулирования, который в тот момент принял характер двусторонних («сепаратных») соглашений между Египтом и Израилем при посредничестве США.