От лжекапитализма к тоталитаризму!

Но штурмовики не могли согласиться с такой постановкой вопроса. И Гитлер, во многом обязанный Рёму своей политической карьерой и связанный с ним дружескими отношениями, был вынужден устроить 30 июня 1934 года «ночь длинных ножей», когда были убиты главные руководители штурмовиков. Был расстрелян и Рём.

Руководители рейхсвера, тоже помогавшие Гитлеру брать власть, полагали, что и впредь будут иметь на него определяющее влияние. Фюрер их отрезвил. Он заявил, что армия может строиться только на единоначалии, и в демократии она неизбежно становится чужеродным телом. Впредь решающим критерием в военной карьере должно быть не происхождение из старой офицерской касты, а «понимание сути нового государства». После этого рейхсвер ввёл политическую учёбу в войсках. Постепенно Гитлер подчинил себе и генералитет, убрав с руководящих постов тех генералов, которые не соглашались с его политикой.

Точно так же он взломает и другие косные структуры государства с жёстким социальным делением. Революция без разбора вербовала своих приверженцев из всех классов и прослоек, что лишало её противника.

После победы нацистов мелкие лавочники, бывшие их сторонниками, шли в универмаги, присматривая местечко, где они могли бы открыть свои магазинчики. Гитлер охладил их пыл: он стремился сделать Германию сильной, а не обогатить маленьких людей.

Псевдокорпоративное фюрерское государство

Большинству наблюдателей приход Гитлера к власти казался комедией, и они предсказывали, что новый режим не продержится и двух недель. Ведь ни Гитлер, ни его ближайшие сподвижники никогда не руководили даже небольшим предприятием, а между тем им придётся решать сложнейшие экономические, социальные и политические задачи.

Ведущие политики Запада, слушая речи Гитлера, казавшиеся им безумными, воспринимали его как пародию на Муссолини или хуже того — как Чарли Чаплина, оказавшегося на вершине власти. Каково же было их удивление, когда при личных встречах они неизменно видели перед собой воспитанного, по-европейски культурного человека, к тому же вполне владевшего предметом переговоров и не нуждающегося при обсуждении любого вопроса в справках специалистов и экспертов. Он лично проверял мельчайшие детали крупных проектов или публичных мероприятий, Немецких генералов Гитлер поражал тем, что по памяти сыпал цифрами и говорил о деталях разных видов оружия, что создавало впечатление его компетентности в самых разнообразных областях. К тому же Гитлер мастерски умел вживаться в психологию противника и одурачивать его.

Касаясь структуры будущего нацистского государства, Гитлер ясно дал понять: в будущем нет места для разной «демократической чепухи», Третий рейх будет руководствоваться принципом фюрера, что означало установление диктатуры. Он почти ничего не говорил об экономике. Она нагоняла на Гитлера тоску, и он никогда не пытался углубить свои познания в этой области, ограничиваясь лишь обыгрыванием сумасбродных идей чудаковатого Готфрида Федера, выступавшего против «принудительного налогообложения» и «процентного (то есть ростовщического) рабства».

Гитлера интересовала лишь политическая власть, а экономика сама о себе как-нибудь позаботится.

«Государство, — утверждал он, — не имеет ничего общего с конкретной экономической концепцией или развитием… Государство является расовым организмом, а не экономической организацией… Внутренняя сила государства лишь в редких случаях совпадает с так называемым экономическим процветанием; последнее, как свидетельствуют бесчисленные примеры, очевидно, указывает на приближающийся крах государства… Пруссия с исключительной наглядностью подтверждает, что не материальные средства, а лишь идейные ценности позволяют создать государство. Только при их наличии может благоприятно развиваться экономическая жизнь. Всегда, когда в Германии отмечался политический подъем, экономические условия начинали улучшаться, и всегда, когда экономические условия становились первостепенной заботой народа, а идейные ценности отходили на второй план, государство разваливалось и вскоре возникали экономические трудности… До сих пор никогда в основе государства не лежали мирные экономические средства… Всегда сначала распадается государство, а уж за ним экономика, а не наоборот: не может быть процветающей экономики, если её не защищает и за ней не стоит могучее процветающее государство.

Но мощь и благополучие государство — это следствие их внутренней организации, крепости общих взглядов на некоторые принципиальные вопросы».

А Германия разорвана, поэтому нужно сначала восстановить идейное единство страны, а уж затем строить мощную экономику. В то же время надо понимать, что «никакая экономическая политика невозможна без меча, никакая индустриализация невозможна без применения силы».

Не считая туманных высказываний об «экономических палатах», «палатах землевладельцев» и «центральном экономическом парламенте», которые «позволят функционировать национальной экономике», Гитлер не говорил об экономических основах Третьего рейха.

Что же конкретно было осуществлено Гитлером в деле преобразования экономики Германии?

Вот как отвечает на этот вопрос Фест:

«Как вождь движения, которое возникло на основе страха буржуазии перед революцией и панических настроений, он должен был избегать всяких шагов режима, напоминающих традиционные представления о революции, в особенности стремления к огосударствлению или открыто плановому хозяйству. Но, поскольку он, по сути дела, намеревался добиться именно этого, он провозгласил под лозунгом «национального социализма» безусловное сотрудничество с государством всех и на всех уровнях, а так как всякая компетенция в какой-то момент замыкалась на нём, это означало не что иное, как отмену всякого частного экономического права при поддержании фикции его сохранения. В виде компенсации неограниченного права государства на вмешательство предприниматели получали установленный приказным порядком мир в трудовых отношениях, гарантии производства и сбыта, а позже и некоторые неопределённые надежды на насильственную экспансию национальной экономической базы. Гитлер не без цинизма и проницательности обосновал в кругу приближённых эту продиктованную краткосрочными целями концепцию, при помощи которой он обеспечил себе поддержку знающих себе цену пособников: он совсем не собирается, заявил он, истребить, как в России, слой собственников — он заставит их всеми мыслимыми средствами отдать свои способности строительству экономики.

Предприниматели, бесспорно, будут рады, что щадят их жизнь и собственность, и окажутся тем самым в подлинной зависимости. Так что ему делать — менять этот выгодный расклад, только чтобы потом отбиваться от «старых борцов» и сверхгорячих товарищей по партии, которые непрерывно напоминают о своих заслугах? Формальное обладание средствами производства — всего лишь второстепенное дело».

«Да что это значит, — приводит Фест слова Гитлера, — если я твёрдо охватил людей дисциплиной, из которой они не могут вырваться? Пусть владеют землёй и фабриками сколько им угодно. Решающий момент — то, что государство через партию распоряжается ими независимо от того, собственники они или рабочие. Понимаете, всё это уже ничего не значит. Наш социализм затрагивает гораздо более глубокий уровень. Он изменяет не внешний порядок вещей, а регулирует только отношение человека к государству. Собственность и доходы — экая важность, очень нужна нам социализация банков и фабрик. Мы социализируем людей».

Таким образом, Гитлер пошёл гораздо дальше Муссолини и Рузвельта по пути к корпоративному государству. У Муссолини корпорации были провозглашены, но не стали основой экономики. Многие положения законов Рузвельта о государственном регулировании экономики (например, положение о принудительной картелизации промышленности) были оспорены в Верховном суде США и отменены. Гитлер, формально не устраняя частной собственности, поставил предприятия и банки под государственный контроль, заставив их работать в интересах нации, как он их понимал, и нарушители этого порядка, будь они рабочими или капиталистами, даже крупными, оказывались в тюрьмах, а их банковские счета — замороженными.

«Не в последнюю очередь благодаря неидеологизированному прагматизму Гитлера была с поразительной быстротой преодолена безработица…

Решающее значение имел тот момент, что Гитлер как ни один другой политик Веймарской республики уловил психологическую сторону кризиса… понимание того, что депрессия, угнетённость и апатия обусловлены глубоко сидящими в сознании пессимистическими сомнениями в устройстве мира и что массы поэтому, как и экономика, требуют прежде всего импульсов, которые возвращают смысл происходящему. Многочисленные успокоительные высказывания в адрес предпринимателей и неизменное стремление оградить экономику от революционных встрясок начальной фазы были нацелены на то, чтобы создать сперва всеобщее настроение доверия…

Во многих случаях Гитлер брал и разработанные раньше планы… так, проект автострад, столь престижных для режима…» (Фест).

Правда, идея автобанов, как и малолитражек «Фольксваген», зародилась у него ещё во время пребывания в тюрьме.) Вообще дорожный бум в Германии 30-х годов, наряду с начатой гонкой вооружений, стал основой гитлеровского «экономического чуда». Так Гитлер понял рекомендации английского экономиста Кейнса: в целях выхода из кризиса надо перейти от политики экономии к политике затрат. Но Кейнс имел в виду затраты ради финансово-политической стабилизации в стране, а его чаще всего понимали как идеолога подготовки к войне.