От магов древности до иллюзионистов наших дней
Шрифт:
Немецкий артист Зигмунд Нейбергер (1872–1911), именовавший себя на афишах «великим Лафайетом», был вначале художником-декоратором, а затем стал иллюзионистом и сумел создать невиданное до тех пор эффектное зрелище. В течение вечера он двенадцать раз превращался то в одного, то в другого из своих помощников. В представлении участвовали не только многочисленные ассистенты, но и животные — собаки, кошки, лошади, даже львы. У Лафайета был и свой довольно большой симфонический оркестр. Принимая вид известных композиторов, иллюзионист дирижировал отрывками из их произведений. Этот номер, впоследствии заигранный подражателями, вначале очень импонировал интеллигентной публике. На нее же была рассчитана и другая иллюзия.
На авансцену выходил негр, один из помощников иллюзиониста. На глазах у зрителей Лафайет гримировал его лицо, шею и руки, превращая черного человека в белого. Надевал на него синий сюртук, усыпанный
Зрители оценивали в этом номере не только эффектность превращения. То была пора необыкновенной популярности романа Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». Европейская публика симпатизировала притесняемым американским неграм. И когда неожиданно получалось, что аллегорическая фигура американского дядюшки Сэма олицетворяет не только белое, но и черное население Соединенных Штатов и что превращение негра в белого происходит с такой сказочной легкостью, — зрители горячо приветствовали иллюзиониста не только как автора и исполнителя остроумного трюка, но и как единомышленника. Нам неизвестно, сознательно ли вкладывал Лафайет такое содержание в свой номер, но современники воспринимали иллюзию именно таким образом.
Драматизированный финальный эпизод программы Лафайета должен был, по замыслу артиста, воздействовать на всех зрителей. Сцена называлась «Невеста льва». Декорации изображали султанский дворец. На троне, возле клетки с живым львом, восседал сам султан. По его приказу янычары выводили с одной стороны связанного Лафайета, с другой — заплаканную женщину. Выяснялось, что иллюзионист Лафайет влюбился в жену султана. Беспощадный восточный тиран застал их вместе и теперь намеревается жестоко отомстить. Чтобы отвлечь султана, Лафайет освобождался от пут и показывал несколько иллюзионных трюков. Но неумолимый султан делал повелительный жест — и несчастную женщину на глазах у Лафайета вталкивали в клетку со львом. Хищник, почуяв добычу, поднимался, принюхивался, готовился к прыжку и бросался на свою жертву. Но вдруг он останавливался, сбрасывал с себя шкуру… и оказывался Лафайетом!
3 мая 1911 года во время исполнения этого номера на сцене театра «Эмпайр» в Эдинбурге из-за короткого замыкания в проводах возник пожар. Десять членов труппы Лафайета сгорели заживо. Погиб и сам иллюзионист. Но при опознании обугленных тел обнаружили… двух Лафайетов. Одинакового роста, с одинаковыми кольцами на руках, они были похожи друг на друга как две капли воды. Оказалось, что один из ассистентов иллюзиониста, Ричард, был двойником Лафайета. Это и позволяло артисту осуществлять свои удивительные превращения.
Неожиданным сценическим эффектом прославился в те же годы «японский» иллюзионист Тен-Иши. Он выходил на сцену с японским чайником, вливал в чайник стакан воды, закрывал, и вдруг из шишечки на крышке начинал бить фонтан. Тен-Иши дотрагивался до струи «волшебной» палочкой, и вода тотчас переставала бить из чайника. Но зато из палочки вырывался новый фонтан. Иллюзионист развертывал веер и прикрывал им струю. Тогда вода начинала бить из веера, и не одним, а сразу тремя фонтанами. Тен-Иши выхватывал из ножен длинный японский меч, ударял по вееру — и он переставал источать воду. Но теперь струя била из лезвия меча… На сцену выходила ассистентка-японка, дотрагивалась до меча «волшебной» палочкой иллюзиониста — и фонтаны начинали бить из пальцев и из волос Тен-Иши, из чайника… Выходила целая группа ассистентов — и на сцене возникали разом два десятка больших и малых фонтанов. Они били из голов ассистентов, из наконечников их копий, из корзин с цветами… Подсвеченные разноцветными прожекторами, все эти фонтаны представляли собой феерическое зрелище.
Наряду с неожиданностями и декоративными эффектами средством привлечения публики были в то время «сильные ощущения». В литературе это направление началось с рассказов Эдгара По. В театральном искусстве его культивировал парижский театр ужасов «Гран Гиньоль», основанный в 1899 году и просуществовавший до 1962 года. Театр ставил такие пьесы, как «Медленная смерть», «Последняя пытка» и тому подобные. На сцене показывали харакири. Обнаженную женщину «разрубали» на части, так что «кровью» была забрызгана вся сцена.
С незапамятных времен иллюзионисты демонстрировали отсечение головы и факирские трюки. Но в конце прошлого века смакование подобных жестокостей превратилось в серию нездоровых сенсаций.
Афиша Шарля де Вера
В иллюзионном искусстве эту линию «ужасов» начал американец
польского происхождения Гораций Гольдин (1873–1939) и подхватил Шарль де Вер (Герберт Вильям де Вер), открывший в Брюсселе иллюзионный театр.Уже на площади перед входом в театр, где было объявлено представление Гольдина, стоял автомобиль «скорой помощи». В проходах зрительного зала дежурили несколько сестер милосердия в белых халатах, с походными аптечками. Публику предупреждали, что при несчастном случае или обмороке какой-нибудь слабонервной зрительницы медсестры готовы немедленно прийти на помощь. На сцене, перед занавесом, находились еще две сестры с табличками-вывесками: «При несчастном случае с пилой». Зрители были заинтригованы, атмосфера взволнованного ожидания чего-то страшного и опасного устанавливалась еще до начала представления.
Гораций Гольдин «распиливает ассистентку»
На ярко освещенную сцену выходила красивая, элегантно одетая молодая девушка. Приблизившись к ней, Гольдин делал несколько гипнотических пассов, и девушка притворялась, будто засыпает. Подъемным краном ее поднимали в воздух и бережно клали на стол. Ассистенты вывозили на тележке большую циркулярную пилу и сперва распиливали полено, чтобы зрители могли убедиться, насколько пила остра. Затем пилу подвозили вплотную к столу и включали мотор. Пила с такой же быстротой «перерезала» девушку пополам вместе с крышкой стола, и мотор выключали. Стол и тело девушки вместе с оставшимся в нем диском пилы поворачивали несколько раз, чтобы зрителям было все хорошо видно. Только после этого пилу вытаскивали из «раны», которую прикрывал свесившийся — край блузки, и откатывали. Подъемный крап снимал со стола обе половины девушки, складывал их, иллюзионист снова делал пассы, и неожиданно «сросшаяся» девушка вставала, раскланиваясь как ни в чем не бывало. В начале своей карьеры Гольдин «распиливал» ассистентку поперечной пилой, но затем заменил ее более эффектной — дисковой.
В другом номере на сцену выходил ассистент, одетый египтянином. Гольдин приставлял к его спине инструмент в форме артиллерийского снаряда, сильно нажимал на него — и этот снаряд проходил сквозь тело «египтянина»: острие выходило наружу из груди, а основание торчало из спины. Гольдин вынимал снаряд и в образовавшееся «отверстие» просовывал руку; зрители видели, как иллюзионист шевелил пальцами. В заключение «египтянину» давали выпить стакан воды. Она тотчас же вытекала из «отверстия».
В качестве предлога для демонстрации ужасов Гольдин использовал и современные ему политические события. Он показывал «Бегство капитана Дрейфуса с Чертова острова». Во время зверского подавления английскими войсками восстания сипаев в Индии демонстрировал «восточную казнь». На сцену выкатывали пушку, направляя ее дуло в зрительный зал. К дулу привязывали индийца в чалме. Раздавался оглушительный выстрел. Индиец исчезал, а его платье падало на пол.
Гольдин был изобретателем всех своих трюков. Многие из них очень эффектны. Девушка проходила сквозь стекло. Она садилась к роялю и, вместе с ним поднимаясь в воздух, исчезала. Из клетки вынимали живую канарейку и завертывали ее в бумагу. Положив этот сверток на ствол пистолета, Гольдин прицеливался в электрический ночник, стоявший на столе. Гремел выстрел. И в то же мгновение сверток исчезал, а лампочка на столе гасла. Вывинтив лампочку, иллюзионист показывал, что канарейка оказалась внутри ее. Он разбивал лампочку и выпускал птичку.
Отличный манипулятор, Гольдин показывал маленькие фокусы перед занавесом, пока ассистенты подготавливали номера, связанные с крупной аппаратурой. Таким образом, его программа шла непрерывно, без пауз. Гольдина называли «иллюзионист-вихрь». Его афиша гласила: «Сорок трюков за сорок минут!»
Заключительный номер Гольдина производил на современников огромное впечатление. На сцену спускали киноэкран, на котором демонстрировали специально снятый фильм. Рядом с экраном на сцене находился живой Гольдин. Он подходил к девушке, проецируемой на экране, и по-настоящему прикуривал от ее иллюзорной сигареты. Иллюзионист протягивал ей реальный носовой платок. Девушка брала его и проходила по всему экрану, чтобы положить на стол, снятый в фильме. После этого девушка на экране поднимала стул и протягивала его Гольдину. Тот брал из ее рук стул, тут же становившийся объемным, и садился на него. Номер заканчивался тем, что сам Гольдин переходил со сцены на экран, а девушка — с экрана на сцену и оба раскланивались в новом качестве… Такой номер можно было показывать только на хорошо оборудованной сцене.