От Огненной Земли до Острова Пасхи. Дневник Путешественницы

В эти дни основная часть команды работает в офисе: наступил отчетный период. Как водится, все завалены недописанными бумажками и недозаполненными формами. Я осваиваю новые компьютерные программы на испанском. Нет, мне, конечно, нравится этот язык, но когда приходится при моем скромном уровне владения испанским разбираться, как пользоваться навигационными программами или отвечать на вопрос про графики в Excel, в эти моменты я его ненавижу!

Хорошо жить в маленьком городе: можно ходить обедать к себе домой, а лучше – к коллегам. Мне как жителю Москвы, привыкшей, что место обитания и работы разделяют часы езды на общественном транспорте, это так забавно.

В канцелярских магазинах сейчас очереди из озабоченных мамашек, держащих в руках длинные списки всего необходимого для своих чад. Ведь через неделю начинается новый учебный год, а у детишек заканчиваются летние каникулы.

Вчера вместе с коллегами засиделась на работе, а потом сбежала на «свидание» с новым знакомым из Сантьяго. Я впервые за все время моего пребывания в Койайке добралась до центра города, а также впервые зашла здесь в кафе. Официантка предлагает нам разные тортики – перуанский, Tarta de ojas…

– Охас?? – я смеюсь. Охас в переводе означает «листья». Это что за лесной пирог с листьями?

Николас, мой амиго сантьягеньо, поняв, что меня привело в такое веселье, смеется вместе со мной.

– Нет, охас – это любые листы, не только древесные! – поясняет он.

Пирог оказался просто из слоеного теста.

Дома Тотошка бренчит на гитаре. Завидев меня, недовольно вопрошает, где и с кем меня так долго носило?! Чувствую себя загулявшей женушкой, оттого становится еще смешнее. А он, бедняга, между прочим, на ужин бутерброды кушал. Эх, что я за человек!

День Лесов

Темные мелкие листочки подокарпуса, по-местному, «маное», создают неплохую тень. Я вытянулась на травке под разлапистым древом. В этот жаркий денек оно прячет под собой целую компанию местных гаучо. Сегодня – день леса / Dia del bosque – важное мероприятие, организованное нашей командой совместно с КОНАФом на ферме семейства лесорубов. В этом месте я уже не в первый раз. По приезде обнимаюсь с хозяйкой и ее семейством, как с родными. Рядом с домом в странном строении, похожем на чум, вечером зажарят асадо – типичное блюдо гаучо. Пабло, один из организаторов, вместе с хозяином дома ловко освежевывают еще теплые тушки, чтобы потом растянуть их на металлическом кресте и выставить на огонь в гигантском очаге «чума». Рядом кружат мухи, под ногами вертятся в надежде на поживу собаки. Я фотографирую. Пабло улыбается мне, держа в руке острый нож. Такой нож хорош для разделки, но с него также поедают и только что отрезанные от приготовленной туши куски, обливая пальцы и пол ароматным жиром. Пабло мне отчего-то напоминает одного моего хорошего друга, а данная сцена кажется совсем домашней. То ли здесь все это так к месту, что совсем не коробит меня, то ли я уже не та, кого несколько лет назад трясло, когда в Азербайджане пришлось ощипывать дичь.

Здесь собралась вся наша команда, представители двух госорганизаций и человек 20 местных лесорубов и фермеров. Данное мероприятие посвящено ознакомлению фермеров с правильной эксплуатацией леса, а также обсуждению их проблем. Мне очень нравится, как тут все организовано. Всем дают время на беседы и социализацию, выслушивают их мнения и обсуждают их проблемы. Мы разносим чай с печеньками, а потом наступает перерыв на жареные сосисочки с хлебом – черипан. Хозяева принимающей фермы, лесорубы и гаучо, организаторы – все общаются как-то по-семейному, без разграничений. Днем отправляемся в лес. Марсело и его коллеги показывают свою работу вживую, многое объясняя и опять-таки обсуждая.

Помимо КОНАФа здесь присутствуют еще две девушки из одной локальной госорганизации. Я общаюсь с ними с большим удовольствием. Честно говоря, не представляла даже, что такие организации существуют. Они занимаются тем, что дают рекомендации местным землевладельцам, как лучше всего использовать их землю. Здесь работают и социологи, и агрономы, и биологи. Ребята общаются с хозяевами, обследуют территорию, а потом составляют план с рекомендациями – где лучше что выращивать, а кому желательно использовать свои владения для туризма, а кому еще для чего. Эта программа создана локальным правительством региона и существует пока только для земель провинции Айсен, административным центром которой как раз и является Койайке. Нам бы такой опыт перенять!

Всем очевидно, что я неместная, но никто с расспросами не бросается. Все заняты чем-то своим, но в разговорах, между делом, то там, то здесь, конечно, интересуются откуда. «Из России – так далеко! И зачем? Почему к нам?..»

Любопытно, что здесь меня часто спрашивают: почему Чили? В Аргентине я с подобным вопросом не сталкивалась. В первое время не знала, что отвечать.

– Ну что же тут непонятного – это же ЧИЛИ!!! Чили, понимаете?!

– А на каком языке говорят в России? – спрашивает один из ребят от КОНАФа. – А, на русском…

– Есть и другие языки, но государственный – русский, – поясняю я.

– А на Украине?

– У них тоже свой язык, это же другая страна, – отвечаю.

Завидев замешательство на лице коллеги, другие участницы разговора начинают смеяться.

– Нет-нет… – не удерживаюсь я от злободневной шутки, – наш пока только Крым.

Да какая там война… Многие здесь не знают разницы между Россией и СССР, а уж про нынешний конфликт приходится рассказывать на пальцах, когда доходит до того. Как-то так спокойно от этого. Никто не досаждает этими глупыми вопросами «о страшной России», которые так часто задают европейцы. Впрочем, много ли я-то знаю о чилийской истории? Их страшные события были ведь совсем недавно.

Я восхищаюсь творчеством фольклориста Виктора Хара. А ведь именно он и был тем певцом, которого Пиночет вывел на стадион Сантьяго и отрубил кисти рук, а затем казнил.

Энрике, видя мой живой интерес, рассказывает о сменах режима, о выселении мапуче с их земель, об интродукции североамериканских хвойных в ущерб нативным лесам лишь для наживы целлюлозно-бумажных промышленников. В разговорах с местными всплывают различные социальные и политические проблемы этого края, а я не могу не возвращаться мыслями к собственной стране. Оторванные от своей культуры и земли мапуче напоминают мне наши «малые» народы Сибири и Дальнего Востока, в свое время так активно впихиваемые под общую планку. Почему люди никогда не слушают, прежде чем говорить? Отчего та манера жизни, которой живут более «успешные» народы, должна подойти другим, родившимся в других климатических условиях, взращенных иными лесами и горами? Почему «прогрессивные» нации вечно мнят себя великими учителями, образовывая нерадивых и диких кнутом и ружьем?

В этом отношении я полностью согласна с Еленой Норберг-Хорж, которая в своей книге «Древнее будущее» пишет о том, что проблемы современных стран третьего мира, такие как голод, эпидемии, наркотики и прочее, являются следствием колонизации, а не, так сказать, «примитивности» этих культур.

Мне ужасно любопытно наблюдать местных гаучо, но я смущаюсь открыто пялиться на них, потому поглядываю украдкой. Эти мужички – словно те деревья, что они рубят, – крепкие, с потемневшей на солнце кожей и обветренными лицами, орлиными носами и глубоким взглядом из-под могучих бровей. Вот один в вальяжной позе отдыхает под подокарпусом. На голове его традиционный в Патагонии берет, а сам он не расстается со своей кожаной курткой даже в такую жару. Его собеседник, тот и вовсе вылитый Денди-Крокодил. Если большинство фермеров из-за удобства перешли на джинсы и кроссовки, то этот седой мужчина не променял местные брюки и традиционные сапожки на блага гринго. На голове потертая кожаная шляпа с полями – головной убор большинства чилийских гуасо, в отличие от патагонских гаучо, а на шее праздничный, элегантно повязанный платок. Люди здесь едят с ножа, лежат на травке посреди козьих катышков и бегающих кур и собак. И все это кажется настолько естественным, что я совершенно теряю эту городскую девчонку и валяюсь под деревом с остальными, передавая по кругу мате. «Ну, так ты уж совсем чика патагоника», – смеется одна из женщин. Жаль только, не танцуем… Все потягивают из жестяных баночек популярный здесь Becker. Я давно уже поняла, что в Патагонии нет особого разделения между официальным и неофициальным, домом и гостями. Здесь запросто могут пригласить автостопщика вместе отобедать, а ворота никто не запирает на цепи, а лишь на легкую перекладину, чтобы животные не выбрались. А еще здесь все друг друга постоянно целуют! Это способ поздороваться и попрощаться, и даже представиться незнакомцу! А теперь вообразите, что происходит, когда кто-то приезжает в большую компанию или уезжает. Да, именно: он бродит и целует всех – хозяев, гостей, хозяйских детей, детей гостей… Так что, если вы решили отбыть с такого празднества небольшой компашкой, запаситесь временем – вы никуда не уедете, пока вся ваша компашка и вы не перецелуете всех оставшихся.

– Чау, руса! Передай привет Москве! – говорит мне старый гаучо в широкополой шляпе, целуя меня в щеку на прощание.

И все-таки люди по всему миру похожи друг на друга. Все эти чилийские асадо-посиделки очень напоминают мне наши дачные шашлыки, только без водки, а с вином из бурдючка.

Парни мои уже прихмелели слегка и теперь подтрунивают надо мной больше обычного. Они все веселятся, что я мяса не ем. Приходится демонстративно отрезать ножом кусочек от еще дымящейся тушки и сжевать с хлебом под пристальными взглядами товарищей.