От океана до степи
Шрифт:
Дримм хозяйским взглядом окинул разложенные на столе предметы, словно здороваясь, провел над каждым из них рукой и первым открыл сундучок: достал из него глубокую глиняную чашку, острый как бритва кремневый нож, мешочек с каким-то порошком, кисть козьего волоса и больше нечего, хотя пузатое нутро сундучка буквально ломилось от похожих мешочков, узких золотых и серебряных колб и запечатанных воском глиняных горшочков. Затем Дримм, изрядно потеснив остальные предметы, чуть не на половину стола разложил элементы самодельного доспеха, с помощью кремневого лезвия пустил себе кровь и собрал ее в чаше, добавил туда же порошка и размешал все кистью. Потом фейри немного подождал и, используя все ту же кисть, нанес густую смесь на неглубокие симметричные вмятины на коже доспеха — кожа приняла смесь как родную, и посреди коричневой почти черной поверхности появилась вязь рубиново-красных знаков, сама жидкость тут же застыла и стала
На время фейри отложил кисть и наполовину израсходованную чашку, сбросил домашнюю одежду и моментально влез в доспех, повозился затягивая многочисленные ремни, но тоже управился довольно быстро. Повертелся-присел, подтянул пару ремней, а один наоборот ослабил. Наклонился вперед и назад: сдвинул пару ремней, поправил пояс, снова проделал весь комплекс движений, затем довольный вернулся к столу.
То в чем сейчас щеголял Дримм трудно было назвать полноценным доспехом, скорее сбруя с отдельными элементами защиты: дополнительно усиленный бронзой широкий пояс защищал уязвимый живот; поножья и наручи — руки и ноги; а несколько средней толщины пластин прикрывали некоторые другие уязвимые места и при этом почти не стесняли движений. Не такая уж и плохая защита — жесткая хорошо обработанная кожа точно остановит коготь зверя, ослабит удар дубины и сгодится как дополнительная преграда для средней паршивости клинка, а уж с рунами даже хорошему стальному мечу придется постараться чтобы прорубить или проколоть измененную-усиленную магией кожу.
После того как фейри облачился в доспех пришло время лука и стрел: оба покрытых слоем жира свертка были вскрыты и отложены в сторону, на свет появился выгнутый в обратную сторону лук и тридцать стрел — весь изготовленный за зиму запас. Дримм легко натянул тетиву на лук, но не следовало обманываться этой легкостью — вряд ли даже легендарный Одиссей смог бы совладать с луком фейри, а если бы взялся из него стрелять, скорей всего отрубил бы себе пальцы тетивой и конечно уж не смог бы пустить стрелу не то что через кольца в рукоятях двенадцати секир, но даже на метр. Натянутый лук и стрелы (половина наконечников — бронза, остальные — медь и серебро) заняли места в своих отделениях колчана, а сам колчан чуть позже утвердился у фейри за спиной. Но сперва Дримм обработал наконечники стрел, лезвия ножей и кромку топора прозрачной пахучей жидкостью из золотого флакона, что в свою очередь появился из сундучка. Нанес совсем немного, дал засохнуть и только потом стрелы отправились в колчан, а ножи в ножны и вместе с топором в петли на поясе.
Шлем Дримм не стал пока одевать, а зацепив его за специальный крючок, повесил на плечо. Затем пришло время пузатенького сундучка, и он подвергся умеренному грабежу: часть флакончиков переместились в кармашки сбруи, а часть Дримм употребил прямо здесь: пару флакончиков опустошил, а зеленоватую мазь одного из горшочков втер себе в ладони, другой промазал глаза и заложил по комочку в уши.
Пора было выходить, но Дримм сделал еще кое-что: достал из специальной стойки одно из десяти своих копий и, поворачивая древко, вылил на него остатки смеси крови и порошка. Тяжелое и длинное, обладавшее мечевидным наконечником копье будто вздрогнуло в руке и неуловимо изменилось: словно готовые кровоточить набухшие жилы протянулись по всему древку, а наконечник будто потемнел от времени и слега начал отдавать красным как медь.
Дримм хотел было попрощаться с кри, но Рики спутал ему карты и заявил что идет с ним. Дримм не стал возражать и, послав остающимся кри успокаивающую и бодрую мысль, направился вслед за другом на выход. По пути достал из общих ножен один из малых ножей и сунул его в интегрированные в правое поножие ножны.
10-15 минут и фейри с кри достигли края своих владений, того самого природного моста из камней через бурную и никогда не замерзающую реку. Искать позицию не пришлось и Дримм устроился на том же самом месте, с которого несколько месяцев назад прикончил из пращи последнего''бараноголового'' йети. Хорошее, не видимое с той стороны реки место, плюс небольшой пригорок, за который можно присесть, и укрытый кустами овражек, в который можно скатится-отступить.
Зелья уже начали действовать так же как и мазь: и без того отличное расовое ощущение леса выросло многократно, мышцы заиграли силой, комары и стрекозы чуть не замерли на лету, а в теле фейри появилась неестественная легкость и ртутно-резиновая гибкость — встряхнувшийся как пес перед дракой Дримм был готов встретить любого врага.
Между тем чужаки уверенно шли по лесу, и пусть кто-то бы и вовсе не заметил (только не эльф или фейри) как они умело, почти не тревожа птиц идут к реке, но хозяин лесных владений чувствовал их сердцем и внутренней сутью, слышал бесшумные шаги, обонял смазанные какой-то отбивающей запах смесью тела, а вскоре увидел как изменились
тени меж деревьев и кустов. Дримм положил первую стрелу на тетиву — чужаки приближались и их было много…Глава 9
Глава 9
Неизвестно где.
11 месяцев спустя.
Дримм.
Фейри почувствовал рядом с собой движение, слега напрягся в полусне, но тут же вновь расслабился — то что ощущали его руки, вызвало поток приятных воспоминаний о том, что было вчера, да и сегодня тоже. Дримм чисто машинально прижал к себе теплые и сонные тела и не открывая глаз зарылся лицом в пахнущие луговой травой волосы. Он снова провалился в объятья сна и в следующий раз проснулся только через два с лишним часа.
На этот раз он не ощутил рядом с собой теплой плоти одни лишь шкуры и меха. Некоторое время лежал, закрыв глаза и предаваясь остатней неги сна и слушая шумы, что звучали в когда-то тихой землянке невольного робинзона. Сейчас же в его обширном полуподземном доме звучали голоса, стук посуды, шумы иных домашних дел, в разожженной не его руками печи трещал огонь, а весело булькавший на нем котелок распространял запах вкусной похлебки. Дримм действительно наслаждался тем, что рядом с ним живут другие разумные существа, как бы не были хороши кри, но все же многого они не могли ему дать. Наконец он открыл глаза и, сладко потянувшись, вылез из постели, отбросив с голого тела меха, не одеваясь сделал несколько разминочных движений руками и торсом, после неторопливо натянул штаны, поправил пояс с ножом и как был босой, зевая отправился на выход из землянки. По пути хлопал попадавшихся под руку девушек по аппетитным попкам, сказал пару ласковых слов хлопотавшей у печи беременной женщине, принял кружку с брусничным отваром от другой тоже беременной и у самого выхода наружу ласково провел рукой по волосам очень красивой женщины, кормившей грудью ребенка. Та на секунду отвлеклась от полностью захватившего ее процесса, улыбнулась фейри и вновь опустила глаза на самое важное и дорогое для нее существо.
Наконец Дримм покинул то бабье царство, в которое превратилось его некогда холостяцкое жилье, и вывалился во двор. С тех пор как фейри жил один утекло много воды, и двор его жилища, да и местность вокруг изменились кардинально: во-первых, намного вырос сам двор, раз этак в…надцать (трудно так сразу сказать на сколько, ведь он продолжал расти), количество разнообразных построек внутри него вплотную приблизилось к двадцати и это не считая полудюжины временных навесов и груды намекавших что это не предел камней и древесных стволов; во-вторых, даже такой огромный двор был полон людей, нет, не людей — фейри, не менее полусотни фейри кололи дрова, везли в огромной поставленной на колеса бочке воду из ближайшего ручья, что-то чинили и копали, в одном из углов спускали кровь из подвешенной за ноги дикой свиньи — в общем кипела привычная жизнь большого подворья.
Дримм посторонился, пропуская в дом мальчишку с дровами в руках, и, потрепав его по голове, отхлебнул щедрый глоток кисловатого, но освежающего отвара, а затем отправился к бочке с водой. Умывался он долго, щедро зачерпывал воду резным ковшом и выливал на себя, фыркал и смывал остатки сна, напоследок хорошо промыл голову и вытерся своим личным и неприкосновенным для других обитателей двора полотенцем, повесил его на крючок и, поздоровавшись с терпеливо ожидавшими пока он закончит водовозами, направился обратно в дом. Вновь окунулся в бабье царство и двинул прямиком к столу, по пути подобрал кри, вернее это Рики-Тики вскарабкался по нему и устроился на плече, а затем, когда Дримм уселся за стол, соскочил на столешницу и с важным видом уселся рядом, ревниво поглядывая на засуетившихся женщин.
С тех самых пор как в их общем с его большим другом доме появились новые жильцы, кри боялся потерять свое место в изрядно выросшей стае и постоянно старался напомнить всем вокруг, что именно он занимает в местной иерархии второе место после Дримма. Вот и сейчас, несмотря на то что семью кри весьма щедро покормили (обитавшие в жилище Дримма женщины старались угодить ему не только в постели и давно заметили его особое расположение к кри), Рики не упустил возможность показать свою близость к хозяину дома и весь завтрак сидел рядом с ним и благосклонно мявкнул-послал ментальное сообщение на поставленную перед ним мисочку козьего молока. Все эти''придворные'' игры смешили хозяина дома, но вот только смешили они его одного, а остальные обитатели изрядно подросшего хозяйства относились к ним довольно серьезно. Вот и сейчас он с иронией поглядывал на надувшегося от собственной важности кри, не забывая при этом уминать густую и наваристую похлебку. Сегодня похлебка была особенно хороша, гораздо лучше чем получалось у самого Дримма, и это несмотря на то, что именно он и научил женщин готовить это блюдо каких-то 7–8 месяцев тому назад. Ну что тут сказать? Ученицы превзошли довольного сим фактом учителя!