От перемены мест...

— Послушайте, уважаемые, — развязно на манер подвыпившей шпаны обратилась я к мужчинам. — Я, конечно, рада, что у вас полнейшая идиллия, вы так достойны друг друга и все такое… Но я-то тут зачем сижу? Ваша Дарья посимпатичнее будет… Может я домой пойду, а?

— Нет, милая. — противно захихикал старик, вино уже и ему дало в голову, тем более после коньяка. — Мы с тобой уйдем вместе.

— В каком это смысле? — не поняла я и нечаянно икнула. Тащиться куда-либо с не вызывающим симпатий стариканом не хотелось абсолютно. У меня даже почтения к его возрасту не наблюдалось, хотя обычно я очень уважаю пенсионеров, стараюсь им не перечить и место в трамвае уступать.

— А я объясню. — покивал сам себе старый хрыч и нырнул в воспоминания, как профессиональный дайвер под воду. — Была у меня дочка, Элечка. Хорошая, славная девочка. Ей тогда лет как тебе было. Институт должна была вот-вот окончить. Она на менеджера училась, хотела от жизни многого добиться. Это уже тогда в моде было. После смерти моей жены, Элечкиной и Игорюшиной мамы, дочка душой семьи стала. Готовила нам, все время что-то вкусное пекла. Пропали бы мы тогда без нее. — вздохнул Машков и, набравшись сил, продолжил. — Я полностью в работу погрузился, Игорек в себя ушел, а Эля, как могла нас тормошила, все время вместе собирала: в общем, не позволила нам отдалиться друг от друга и замкнуться каждому в собственном горе. А уж мы ее как любили, единственная же у нас девочка осталась. Баловали Эльку изо всех сил: постоянно что-то покупали, отправляли за границу… — старик замолчал, предавшись воспоминаниям.

Я тактично молчала и силилась понять, какое же имею отношение к этой без сомнения душещипательной истории.

— А в один далеко не прекрасный день дочка покончила с собой. — Машков так резко и неожиданно окончил рассказ, что я аж закашлялась. — Вскрыла себе вены прямо в нашей ванне. — пояснил он, как будто я мечтала знать подробности. — Но самое грустное выяснилось позже. — как ни в чем не бывало продолжил старик. — Эльвира оказалась беременной. А бойфренд, как их сейчас принято называть, на тот момент у нее был один. И имя ему — Соболев Егор Станиславович.

При звуке имени Егора у меня в ушах застучало, а на лбу и спине выступила испарина, словно я была столетней старухой и взялась не смотря ни на что пробежать марафон. А в голове было такое ощущение, как будто кто-то без предупреждения включил профилактику: белый шум и ни малейшей надежды на внятную картинку. Губы Машкова продолжали шевелиться, и я даже видела, что он что-то говорит, вот только услышать не могла. А в мозгу упрямо билась лишь одна мысль: Егор не может иметь отношения к истории с нерожденным ребенком и покончившей с собой от отчаяния девушкой.

— …уже позже я узнал, что этот подонок признавать ребенка отказался, так же как и жениться на моей дочери. И если бы не он, наша Элечка была бы до сих пор с нами. — слух наконец вернулся и я смогла услышать окончание рассказа.

— Так значит я для вас — что-то типа орудия мести. — медленно проговорила я, по крупицам возвращая контроль над сбившимся дыханием. — И что вы собираетесь делать?

— Лишим его той, на ком он так опрометчиво надумал жениться вместо моей дочери. — мерзко захихикал старик, а я в этот момент поняла, почему люди утверждают, что старики — те же самые дети. Машков, этот беспринципный и прожженный жизнью воротила, действительно радовался как ребенок тому страшному факту, что собирался проучить обидчика, убив ни в чем не повинного человека. — Он отнял у нас дорогую женщину, а мы в ответ — отнимем у него.

— Око за око… — вставил блондинчик, как будто говорил о чем-то столь же безобидном, как обмен щелбанами.

В ответ я непонимающе моргала: одно дело попасть в передрягу с логичными обстоятельствами, в которую обычно человек сам себя и загоняет, и совсем другое — попасть в лапы сумасшедшего старикашки, смертельная болезнь которого явно поразила, помимо прочего, клетки головного мозга. Процентов на девяносто девять. Ясно одно — в память о безвременно погибшей дочурке отпускать меня живой Машков не собирается, а помощи от его сыночка ждать точно не приходится: против папаши тот не пойдет. Скорее собственноручно меня укокошит, только бы лишний раз угодить могущественному родственнику. А кстати…

— А картину зачем было воровать? Вы ж ее спокойно купить могли. — решила я светски поболтать перед смертью.

— И упустить прекрасный шанс досадить Егорке и треснуть его шлюху по голове? — разоржался блондин, хотя раздавшийся звук скорее походил на скрип старой дачной калитки, которую некто зловредный взялся тягать туда-обратно. Похоже испускать мерзкие звуки вместо обычного человеческого смеха — семейная черта Машковых.

В общем-то примерно так Леха и говорил, кивнула я самой себе, радуясь, что хоть одной загадкой стало меньше.

— И так как время у нас не резиновое, предлагаю приступить к делу. — торжественно заявил Виктор Иванович, глядя в окно, где солнце уже готовилось начать свой путь за горизонт.

Верить в то, что сегодняшний закат я уже не увижу, я отказывалась категорически, поэтому неожиданно даже для самой себя выпалила:

— А как же последнее желание приговоренного?

Машков как-то по доброму рассмеялся и величаво махнул рукой:

— Ну говори.

К такому повороту я была не готова, потому ляпнула первое, что пришло в голову:

— Хочу принять ванну. — в полнейшей тишине раздался мой голос и я в досаде на саму же себя прикрыла глаза: ничего умнее не могла придумать?

— Хорошо, набери ей ванну. — услышала я и распахнула глаза.

Машков с довольным видом возлежал на кушетке — не иначе как упивался собственным великодушием, а изумленный сын сидел в кресле с такой ровной спиной, будто помимо своей воли проглотил нечто прямое и крепкое…

— Отец? — решением папаши блондинчик был явно недоволен.

— Пускай девчонка искупается. — махнул тот рукой. — А я устал что-то, отдохну пока. Двадцать минут в деле роли не сыграет.

Пару секунд Машков-младший не шевелился, силясь прийти в себя, а затем стремительно встал, отстегнул меня от батареи и, грубо дергая, поволок на выход.

— Учти, если девка сбежит, тебе никакие документы уже не помогут. — донеслось нам в спину. Причем тон Машкова был настолько суровым, что я невольно съежилась и поняла, почему блондинчик так рьяно старался угодить папаше. А еще почему Егор упорно утверждал, что тот страшный и опасный человек, хоть и давно уже пенсионер. Даже будучи при смерти дедуля страху нагнать был способен.

— Не знаю, что ты затеяла, шлюха, но можешь быть уверена, ничего у тебя не получится. Уж я прослежу. — злобно прошипел конвоир.

А я про себя усмехнулась тому, что он мои умственные способности сильно переоценил. Во всяком случае сама я в нелепости и бесполезности собственной "предсмертной просьбы" не сомневалась.

Мужчина тем временем приволок меня в санузел, размерами как два моих рабочих кабинета, центральное место которого занимала белоснежная ванна на золотых тигриных лапах. Ну или львиных, не важно… Интерьер помещения соответствовал жилищу Машкова в целом и полностью подходил под определение "роскошно всем врагам на зависть". Блондин опять приковал меня к батарее, точнее хромированному полотенцесушителю и принялся набирать воду.