От перемены мест...

— Никаких фокусов. — рассмеялся Соболев и поднял руки вверх. — Хотел сделать приятное любимой женщине и дать возможность заниматься тем, что нравится, самореализовываться, так сказать, на наше общее благо.

— А еще я никак не вспомню, когда это успела стать твоей невестой. — картинно почесала я затылок.

— По-моему, это случилось тогда, — Егор сделал вид, что задумался, — когда я отказался взять в жены твою сестричку.

Я не поняла, это у него что, стратегия такая: довести оппонента до белого каления, а затем взять буквально голыми руками? Так он бизнес делает, да?

— Совсем забыла, я не принимаю участия в семейном бизнесе. — пошла я на попятный. — Принципиально. На пользу это никому не идет, если помнишь.

— Брось, Маша. Уверен, у тебя все получится. — мужчина подошел ко мне и обнял. — К тому же, Абрамыч — толковый мужик и не даст тебе с треском провалиться. — закончил он говорить уже мне на ухо.

— Без треска провалиться — тоже мало приятного. — пробубнила я в широкую грудь, которая своим близким присутствием так и манила согласиться с любым предложением, лишь бы оставить владельца довольным.

— Не дрейфь, прорвемся. Все с чего-то начинали. — похлопал он меня по спине, будто приходился мне никем иным, как товарищем по оружию. — Сегодня, кстати, привозят одну картину на аукцион, и я бы очень хотел, чтобы ты на нее взглянула.

— Вот прям так сразу? — отстранилась я, вопрос прозвучал как жалоба.

— Прямо так. — вздохнул Соболев, делая вид, что ему и самому неловко, но деваться некуда.

— Ну да, и как я могла забыть, что ты у нас времени терять не любишь. — пробурчала я в сторону, вспоминая наше стремительное знакомство и историю, за ним последовавшую.

— Идем вниз, мы и так надолго покинули гостей. — потянул он меня за руку.

В залах, которыми располагала галерея, мы были в основном заняты тем, что общались с высокопоставленными посетителями. Егор представлял меня исключительно как свою невесту и новую управляющую галереей. Мужчины жали ему руки и поздравляли, а женщины по большей части ядовито выдавали что-то типа: "Давно пора". Публика подобралась разношерстная, но уделяли внимание мы лишь тем, кого Егор знал лично и считал полезным для дела.

Голова от новых знакомств уже шла кругом, а несколько бокалов с шампанским, выпитых на пустой желудок — пара бутербродов не в счет, — лишь усиливали внутренний дисбаланс. Наверное, как руководитель, я провалилась уже минут через тридцать, когда перестала напрягаться и пытаться уложить в голове весь этот калейдоскоп имен и лиц. "А что, Абрамыч — "мужик толковый" — все равно не даст пропасть…" — легкомысленно подумала я: в какой степени алкоголь повлиял на равновесие, в той же степени он подействовал и на ответственность.

В какой-то момент у Соболева зазвонил телефон, и после короткого разговора мы с ним отправились к служебному входу встречать картину. Судя по специальной машине, доставившей груз, и парочке сопровождающих охранников в черном стоимость произведения исчислялась сотнями тысяч. Вряд ли ради не особо ценной работы кто-то бы так заморочился.

Вместе с Егором, представителем продавца и мужчинами в черном мы прошли в недавний кабинет на втором этаже, к которому, как оказалось примыкал сейф для хранения особо ценных экспонатов. Трясущимися то ли от алкоголя, то ли от волнения руками я распаковала картину и расположила полотно, надетое на подрамник, на рабочем столе. Соболев тем временем подписывал необходимые бумаги и общался с гостями.

Каким образом мужчины исчезли, а я осталась в комнате наедине с картиной, заметить не успела — полотно меня полностью поглотило.

Работа без сомнения принадлежала руке современного художника, имя я назвать не берусь. Крупные яркие мазки строгой геометрической формы были хаотично разбросаны по холсту, как будто художник забыл о полутонах и плавных переходах. Тем не менее, если отойти метров на пятнадцать, можно было без проблем различить и набережную серых тонов, и тонкую, словно тростинка, женщину, неспешно идущую в сторону моста, зеленые, полные сил деревья и дымчатые крыши на том берегу.

Да уж, картина определенно стоила того, чтобы ради нее организовать аукцион, и заставить желающих приобрести полотно как следует за него побороться. Неудивительно, что работу так охраняли. Интересно, кому она в итоге достанется. И за какую стоимость. От нахлынувшего почему-то волнения голова слегка закружилась, а потом и вовсе взорвалась фейерверком где-то в районе затылка. Последнее, что я увидела — это крупные яркие мазки, подобные тем, что были на картине, только на черном фоне закрывшихся век, а затем темнота и тишина.

Очнулась я от того, что кто-то непрестанно зудел сбоку, назойливо играя на нервах, будто комар летней ночью. Не дадут спокойно отдохнуть! Я попыталась повернуться на бок, чтобы посмотреть, кто там так нагло шепчется, но тут же застонала: голова раскалывалась так, будто меня сбил поезд, под который меня вынудил кинуться черный недельный запой.

— Ты как? — тут же подскочил ко мне Соболев, на лице беспокойство. За его спиной маячил Леха — начальник службы безопасности и лучший друг по совместительству.

Вот уж кого точно не ожидала сегодня увидеть. Или меня и правда сбил поезд, и теперь он тут, чтобы лично найти машиниста?

— Нормально. — прохрипела я. Егор недоверчиво поднял бровь.

— Голова болит. — созналась. А что, я ж не партизан, чтобы молча терпеть.

— Вот выпей. — протянул мне Леха таблетки и стакан с водой. — Доктор сказал, что голова будет беспокоить какое-то время. И хорошо бы сделать рентген и МРТ.

Объяснения Лехи ситуации не прояснили, а лишь еще больше запутали. Тем не менее, начать разбираться я решила с того, что попроще, то есть с головы.

Сесть я смогла лишь при помощи Егора и, махом проглотив таблетки, внимательнее присмотрелась к мужчинам. Судя по одноразовым медицинским халатам, надетым поверх костюмов, и тревожным кнопкам на стенке находились мы почему-то в больничной палате: я на узенькой койке с бесящим скользким матрасом, а мужчины — подле.

— И что стряслось на этот раз? — спросила я, откинувшись на вовремя приподнятую Егором подушку и прикрыв слезящиеся глаза.

— Тебя предположительно тупым предметом ударили по голове, а едва прибывшую в галерею картину забрали с собой. Кто — неизвестно. — кратко обрисовал Петров.