От первого прокурора России до последнего прокурора Союза
Шрифт:
В начале августа 1937 года Ф. Е. Нюрина была неожиданно снята с работы. Формальным поводом для этого послужили аресты ее родственников, в частности, брата Д. А. Петровского-Липеца. Не заставила себя ждать и травля ее в печати, особенно усилившаяся после ареста Н. В. Крыленко. Некоторое время после освобождения от должности она работала юрисконсультом в горпромторге, но и оттуда незадолго до ареста ее уволили.
Фаина Ефимовна была арестована 26 апреля 1938 года по ордеру, подписанному заместителем наркома внутренних дел Фриновским. Основанием для ареста явились материалы, подготовленные 1-м отделением 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Справка на арест была датирована еще 17 апреля 1938 года и подписана начальником отделения Райхманом. В ней отмечалось, что «агентурными данными и показаниями арестованных помощника Прокурора РСФСР Бурмистрова, Крыленко Н. В. и Соколова Нюрина изобличается, как участница антисоветской организации правых, по заданию которой вела активную контрреволюционную деятельность».
То, что Нюрина в первые годы Советской власти идейно противостояла большевикам, был факт общеизвестный. Поэтому для пущей убедительности агент приплел к своему донесению и «погромную речь» и «пулемет».
По всей видимости, агент знал о материале, который в свое время рассматривался в ЦКК при ЦК ВКП(б). Дело заключалось в следующем. В конце 1920-х годов некая С. и ее муж М. обратились с письмом в ЦК партии, в котором сообщали о том, что в 1919 году Ф. Е. Нюрина и ее брат Д. А. Петровский-Липец были причастны к расстрелу петлюровцами их родственников. ЦКК при ЦК ВКП(б), после соответствующей проверки, рассмотрел этот вопрос на своем заседании 29 июня 1929 года и признал, что обвинения против Нюриной являются «недоказанными». Из материалов проверки усматривалось, что сестры С. были арестованы и расстреляны петлюровцами, однако Нюрина никакого отношения к этому не имела. В документе ЦКК отмечалось, что Нюрина и ее брат Петровский-Липец, а также муж Нюренберг действительно являлись бундовцами и вели борьбу «против взглядов и деятельности большевистской партии». Однако этого она никогда не скрывала, от своих прежних взглядов отказалась и в 1920 году вступила в большевистскую партию.
Дело Ф. Е. Нюриной принял к своему производству оперуполномоченный 4-го отдела 1-го управления НКВД лейтенант госбезопасности Зайцев. Каких-либо свидетелей по ее делу не вызывалось. Следователь приобщил только выписки из протоколов допросов руководящих работников органов юстиции и прокуратуры, с которыми Нюрина общалась по роду своей службы, и к тому времени уже арестованных, в частности, наркома юстиции СССР Н. В. Крыленко, заместителя Прокурора Союза ССР Г. М. Леплевского, помощника прокурора РСФСР В. М. Бурмистрова и др. Все они «изобличали» Ф. Е. Нюрину, как активного участника антисоветской организации, якобы существовавшей в органах прокуратуры.
Первый (и единственный) протокол допроса Ф. Е. Нюриной был составлен лишь 27 июля 1938 года. А 22 июля ей было предъявлено обвинение в преступлениях, предусмотренных статьями 58-7, 19-58-8 и 58–11 УК РСФСР. Можно только догадываться, что происходило в течение трех месяцев, которые Фаина Ефимовна провела в тюрьме. Пытки, истязания, оскорбления?.. Однако ничто не могло сломить волю мужественной женщины. Все усилия «заплечных дел мастеров» оказались тщетными. Несмотря на прямые «изобличения», она твердо и решительно отвергала все обвинения и виновной себя не признавала. В отличие от некоторых прокуроров, сломленных в ежовских застенках, Ф. Е. Нюрина не «потянула» за собой никого из окружавших ее людей.
Сразу же после допроса, оперуполномоченный Зайцев составил краткое, на одном листе, обвинительное заключение. В этом документе отмечено, что Ф. Е. Нюрина была арестована, как участник антисоветской организации правых. И далее: «Нюрина проводила вербовочную работу, вовлекая в организацию правых новых участников. Ею были завербованы бывшие прокурорские работники Бурмистров В. М. и Деготь. На протяжении ряда лет проводила подрывную вредительскую работу в прокуратуре, разваливая работу органов прокуратуры и извращая политику ВКП(б) и Советской власти в области революционной законности, ослабляя борьбу с врагами народа». Обвинительное заключение было согласовано с начальником 4-го отделения 4-го отдела 1-го управления НКВД капитаном государственной безопасности Аронсоном, а утвердили его начальник 4-го отдела Глебов и заместитель Прокурора Союза ССР Рогинский.
Далее судебный конвейер действовал уже стремительно и без остановки. 28 июля под председательством диввоенюриста Никитченко состоялось подготовительное заседание военной коллегии Верховного суда СССР. На нем присутствовал также и Рогинский. Было принято решение дело Ф. Е. Нюриной заслушать в закрытом судебном заседании в порядке закона от 1 декабря 1934 года, то есть без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей.
Судебное заседание выездной сессии военной коллегии открылось 29 июля 1938 года в 18 часов 20 минут под председательством того же Никитченко. В качестве судей участвовали диввоенюрист Горячев и бригвоенюрист Романычев. После выполнения некоторых формальностей (удостоверение личности подсудимой, выяснения вопроса о том, вручено ли ей обвинительное заключение) секретарь судебного заседания Костюшко
зачитал обвинительное заключение. На традиционный вопрос о виновности Ф. Е. Нюрина сказала, что виновной себя не признает. Тогда были оглашены (частично) показания Крыленко. Нюрина назвала их «явной клеветой». После этого Никитченко зачитал показания Липшица, Леплевского и других лиц, говоривших о ее якобы вредительской деятельности в органах прокуратуры. Нюрина назвала эти показания «злостной клеветой». В последнем слове Ф. Е. Нюрина сказала, что ее «оклеветали враги», что ни в каких контрреволюционных организациях она не состояла и просила суд «тщательно разобраться» в деле. Однако это, конечно же, в планы суда не входило. Ведь приговор был уже фактически предрешен.Суд удалился на совещание только для того, чтобы через несколько минут выйти и объявить приговор. В нем содержались все те же «перепевы» из обвинительного заключения об участии в антисоветской террористической организации, вербовке в свои ряды других лиц и проведении в органах прокуратуры вредительской деятельности. Ф. Е. Нюрина была приговорена к расстрелу с конфискацией имущества. Заседание суда закрылось, как отмечено в протоколе, в 18 часов 40 минут, то есть спустя двадцать минут после открытия. Приговор был приведен в исполнение незамедлительно.
…Прошло 17 лет. Обстановка в стране изменилась. Дожившие до этого времени политзаключенные стали понемногу возвращаться домой. Сфабрикованные органами НКВД дела (пока еще робко и очень выборочно) прекращали, а лиц, осужденных по ним, реабилитировали. К Генеральному прокурору Союза ССР Р. А. Руденко поступали тысячи писем от осужденных или их родственников с просьбой пересмотреть то или иное дело. В 1955 году написали такое заявление и сыновья Ф. Е. Нюриной — А. Е. Ниточкин и Ш. И. Шаров. Они просили пересмотреть дело их матери, бывшего и. о. прокурора республики Ф. Е. Нюриной. Проверка дела была поручена Главной военной прокуратуре, а непосредственно занимался этим вопросом военный прокурор подполковник юстиции Прошко.
Тщательно проверив все обстоятельства дела по обвинению Нюриной, он пришел к выводу, что оно было от начала до конца сфабриковано. 22 декабря 1955 года Прошко составил заключение о том, что Ф. Е. Нюрина осуждена необоснованно. С этим мнением согласился старший помощник Главного военного прокурора полковник юстиции Лепшин, а 28 декабря утвердил заместитель Главного военного прокурора полковник юстиции Максимов.
21 января 1956 года военная коллегия Верховного суда СССР в составе председательствующего генерал-майора юстиции Степанова и членов коллегии полковника юстиции Дашенко и подполковника юстиции Плющ рассмотрела заключение Главной военной прокуратуры по делу Ф. Е. Нюриной. Докладывал дело член коллегии Дашенко, а заключение давал подполковник юстиции Прошко, выступавший уже в ранге помощника Главного военного прокурора. суд вынес следующее определение: «Приговор военной коллегии Верховного суда СССР от 29 июля 1938 года в отношении Нюриной-Нюренберг Фаины Ефимовны отменить по вновь открывшимся обстоятельствам, а дело на нее производством прекратить за отсутствием состава преступления».
Сыновья Ф. Е. Нюриной достигли заметного положения в обществе. Старший, Александр Ниточкин (фамилию он выбрал для себя произвольно) стал крупным специалистом в области холодильных установок на рыболовецких суда х-рефрижераторах, трижды лауреатом Государственной премии СССР. Младший, Шера Израилевич, — известным писателем, выступавшим под псевдонимом А. И. Шаров.
«КРЕПКИЙ БОЛЬШЕВИК»
Прокурор республики НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ РЫЧКОВ
Николай Михайлович Рычков родился 20 ноября 1897 года в поселке Белохолуницкого завода Слободского уезда Вятской губернии, в простой рабочей семье. Его отец, Михаил Рычков, сын крепостного крестьянина, с 13-летнего возраста познал тяжесть труда. Он работал в Вятской губернии, в Баку, в Омске и, наконец, освоив профессию литейщика, перебрался на Урал, где до самой смерти, последовавшей в мае 1917 года, трудился на Надеждинском заводе в Кабаковске. Мать Н. М. Рычкова, вышедшая из семьи плотника, всю жизнь хлопотала по хозяйству. «Семья была большая, здоровье у отца слабое, и материальная нужда всегда была спутницей нашей жизни», — вспоминал позднее Рычков.
Николай рано приобщился к труду — надо было помогать отцу. С 12 лет он служил мальчиком на побегушках на том же заводе, где работал отец. Затем пристрастился к токарному делу и, пробыв долгое время в учениках, стал квалифицированным токарем по металлу. На Надеждинском заводе Николай Рычков работал до Февральской революции.
С юности Николай постоянно тянулся к знаниям, однако учиться ему почти не довелось. Когда семья проживала в Баку, он был принят в Пушкинское начальное училище, где пробыл два с половиной года. Но учеба его скоро закончилась, так как отец, изгнанный с работы за участие в забастовке, вынужден был перебраться на Урал. Там Николая учиться не приняли под предлогом отсутствия мест в школе. На самом деле, как вспоминал Н. М. Рычков, требовалась «смазка», другими словами — взятка, но его отец свободными деньгами не располагал. Николай по мере сил и возможностей занимался самообразованием, много, но бессистемно читал, однако ни в какие учебные заведения так и не поступил.