От первых проталин до первой грозы

— А Юра уже спит?

— Лёг, а что? — ответил голос мамы.

— Погляди, какого красавца я ему привёз.

— Откуда же это? — воскликнула мама. — Подожди, я погляжу, может, ещё не спит.

Но глядеть ей не пришлось. Я мигом натянул штаны, рубашку и выскочил в переднюю.

— Вот он, явился! — приветствовал меня Михалыч. — Ну-ка, загляни в кабинет. Я посмотрел в открытую дверь.

— Ой, что это?

На полу стояла металлическая клетка. И в ней, с любопытством оглядываясь по сторонам, сидел большой белый попугай — какаду.

— Это, брат, я тебе привёз, — сказал Михалыч.

— Спасибо! Какой красивый! — закричал я, приплясывая вокруг клетки.

— Да где же ты его взял? — спрашивала мама.

— Вот получил в подарок за то, что сорок вёрст туда-сюда отмахал! весело ответил Михалыч.

— А как больная? Что с ней? — поинтересовалась мама. — Правда насморк?

— Нет, на этот раз не угадал, — так же весело отвечал Михалыч. — У неё страшная болезнь…

— Какая?

— Запор. Один день желудок не работал.

— Вот уж правда чудаки! — улыбаясь, покачала головой мама. — Ну, и что же ты ей посоветовал?

— Посоветовал выпить английской соли и есть поменьше. Думаю, болезнь не опасная, не умрёт.

— Но при чём же тут всё-таки попугай? Расскажи, пожалуйста, — попросила мама.

— А вот при чём. Осмотрел я, значит, больную. Потом её мать предлагает мне закусить. Я отказываюсь. И слушать не хочет. «Что вы, что вы, двадцать вёрст ехали и ещё двадцать обратно. Целый день не евши…» Ну, вижу, не отделаюсь, да и, признаться — здорово проголодался. Пошли в столовую, сели за стол. Только стали есть, вдруг слышу сзади: «Попочке дадите?» Оборачиваюсь. А вот этот красавец в тёмном углу в клетке сидит. Пригорюнился, насупился, такой грустный. После обеда я подошёл к нему. А он и сам ко мне тянется, голову наклоняет. На одной ноге стоит, лапой за жёрдочку держится, а другой показывает, чтобы я ему шейку почесал. В пять минут мы с ним подружились. Гляжу — хозяйка сзади стоит, улыбается. «Вы, говорит, я вижу, большой любитель животных!» — «Да, признаться, очень всякую тварь люблю. А ребята мои ещё больше». — «Как, у вас и ребята есть, и они тоже животных любят?» — даже обрадовалась хозяйка и начала меня упрашивать, чтобы я отвёз этого попугая в подарок тебе и Серёже. Я, конечно, наотрез отказался. Но она, видать, дама напористая. «Иван, — кричит какому-то работнику, — возьми клетку с попугаем да пристрой покрепче в пролётке, чтобы не свалилась дорогой». Иван клетку схватил, понёс. А хозяйка ко мне: «Доктор, милый, не сердитесь на меня, старуху. Разрешите сделать этот подарок вашим детям. У нас попугаем никто не интересуется. Дочь взрослая. Сын в Петербурге. Ну, а мне и без попугая всяких забот по хозяйству хватает. Он у нас совсем в загоне. Иной раз, грех сказать, дня по два без еды, без питья сидит».

— Ох, бедненький! — вздохнула мама.

— «А птица, говорит, такая умная, — продолжал рассказывать Михалыч, такая привязчивая. Если к ней относиться с любовью, она не отойдёт ни на шаг, так и будет следом, как собака, ходить. Летать наш попочка, к сожалению, не может, крыло давно уже сломано».

— Хорошо, что ты его взял, — одобрила мама.

— Я тоже так думаю, — сказал Михалыч. — Зачем ему там мучиться, если он никому не нужен. У нас, по крайней мере, вздохнёт свободно. Ишь как беднягу укачало в дороге!

Действительно, попугай дрожал, сидя на жёрдочке.

— Только как-то неловко вышло: такой дорогой подарок от совсем незнакомых людей, — сказала в раздумье мама, глядя на попугая и на красивую клетку, где он сидел.

— Ну, не совсем задаром, — ответил Михалыч. — Во-первых, то, что я сорок вёрст прокатился, тоже что-нибудь да стоит, а потом, я сказал, что хоть за клетку я должен расплатиться. Иначе и попугая не возьму.

— Сколько же она взяла? — сразу насторожилась мама.

— За пятнадцать рублей она её когда-то купила. Пятнадцать рублей я и отдал.

— Ну, этот подарок не очень дёшево обошёлся, — с явным неудовольствием ответила мама. — Да, забавная птичка… Однако пора всем спать. Если хочешь покушать, ужин тебя ждёт.

— Нет, я не голоден и сильно устал. Прямо спать лягу.

Очень не хотелось мне так скоро расставаться с попугаем. Но я увидел, что мама почему-то сделалась немножко не в духе, поэтому даже не попросил позволения перетащить клетку с птицей сейчас же в мою комнату.

— Алексей Михайлович верен себе, — ворчала, раздеваясь, мама, — всегда сумеет куда-нибудь свои денежки пристроить. Без этого ему и жизнь не в жизнь.

— Но ведь ты же сама сказала — нехорошо даром такой подарок брать? — не выдержав, возразил я.

— Спи, пожалуйста, не твоё дело! — рассердилась мама и продолжала ворчать: — Нет, каково! Целый день у больных просидел, а вместо гонорара попугая домой привёз да ещё сам же за него пятнадцать рублей заплатил!

Долго ещё мы с мамой никак не могли заснуть: я — от радости, мама — от негодования.

ВОТ ТАК СЮРПРИЗ!

Моё пробуждение было совсем необычным.

Я вскочил в полусне с кровати, не понимая, что происходит. За окном начинало светать. В комнате было ещё темновато, но мама тоже почему-то проснулась. В доме полнейшая тишина. И вдруг из кабинета Михалыча донёсся дикий, нечеловеческий крик.

Мы с мамой бросились туда. И что мы увидели?

На полу перед клеткой попугая сидел на корточках в нижнем белье Михалыч. Он растерянно повторял:

— Ну, что ты, ну, что тебе нужно? Перебудишь всех!

А попугай, весело поглядывая на него чёрным озорным глазком, приплясывал, сидя на жёрдочке.

В тот миг, когда мы с мамой вбежали, он приподнял свой великолепный ярко-жёлтый хохол и ещё раз издал ликующий крик. От этого крика мама заткнула уши, а я даже присел на пороге комнаты.

— Что он хочет, что ему нужно? — простонала, мама.

Попугай крикнул ещё разок.

— Ой, пусть только не орёт, я всё сделаю, что он захочет! — взмолилась она.

Мы бросились в столовую, принесли оттуда сахару, печенья, конфет.

Но попугай, видно, желал что-то совсем другое. Он сразу же до крови укусил маму за палец, когда она попыталась его угостить. А потом так заорал, что мы все в ужасе отскочили от клетки.

— Что ж теперь будет? — растерялась мама. — У меня сейчас начнётся мигрень.

— Может, попробовать его в сад вынести? — подумав, сказал Михалыч.

— А что, как он и там орать начнёт? Всех соседей разбудит. Не поймут ничего, решат, что у нас в саду кого-нибудь убивают.

— Но нужно же что-то делать! — раздражённо ответил Михалыч. — Отнесу попробую.

И мы двинулись в сад.

Впереди Михалыч, в ночных туфлях, в нижнем белье, нёс клетку с лихо танцующим попугаем; за Михалычем шла мама в капоте. Я тоже в очень лёгком туалете завершал шествие.

— Ну ты-то зачем идёшь? — недовольно обернулась ко мне мама.

— Мамочка, позволь, пожалуйста!..

— Ах, делайте что хотите! — махнула она рукой, спускаясь с террасы в сад.

Было раннее утро. Весь сад точно дымился в сизых клубах тумана. Зато вершины яблонь и груш уже ярко розовели, освещённые первыми лучами солнца. В кустах беззаботно чирикали воробьи.

Михалыч поставил клетку под старую яблоню и открыл дверцу:

— Вылезай, гадина!

Попугай не замедлил исполнить это, правда, не совсем любезное приглашение.