От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник)
Шрифт:
"Сейчас поведу".
И пошли по коридору. Она меня довела до окна. Там, снаружи, перед окном, огражденные камнями, лежат три немца. И опять пулемет. Старуха показала и ушла от греха.
Я бросил гранату в окно и взорвал пулемет и их убил двоих, а третий уполз.
Стал я выходить из комнаты. В это время в коридор по лестнице бросил гранату немец со второго этажа, но она меня не повредила. Я встал за выступ. Она прокатилась по ступенькам мимо меня и разорвалась ниже. Только все дымом заволокло по коридору.
Я пробежал быстро через коридор
Я кричу им:
"Дайте подмогу, я один остался, кругом немцы!"
Ко мне перебежал пулеметчик второй номер и стрелок, но его ранило. Добежал и лег. Мы его подняли и сразу в первый этаж перенесли.
Как они двое перебежали, больше никто не может -сильный огонь. Мы пошли по коридору налево, в те комнаты, откуда виден дом, из которого немцы обстреливали всю улицу. Нам было видно, что на третьем этаже приподнят железный занавес и оттуда бьет ручной пулемет.
Мы дали по ним две короткие очереди, и они замолчали. Но тут же в другое наше окно бросили снизу, с улицы, гранату. В комнате у нас были нары с матрацами. Граната разорвалась на матрацах, но пулеметчика все-таки ранило в плечо.
Я поверху, не снимая рубашки, перевязал его бинтом.
Потом спустился снова к Абдулаеву. Говорю:
"Абдулаев!"
Он просит:
"Воды мне!"
"Сейчас отнесу тебя наверх. Берись за мои плечи".
Он взялся за мои плечи, обнял меня сзади, но не мог держаться и упал.
"Я, - говорит, - погибаю".
Я бегу наверх и говорю пулеметчику:
"Там человек пропадает, пойдем".
Он говорит:
"Я тоже раненый".
Я ему говорю:
"Это неважно, все мы тут раненые. Пойдем!"
Мы с ним взяли матрац и пошли снова вниз за Абдулаевым. Так мы его и вынесли вверх на матраце. Сказали ему:
"Сейчас мы принесем тебе воды".
И пошли осматривать комнаты.
Всюду тишина. Дошли до последнего окна. Тут из противоположного здания по нас из пулемета. Мы скрылись за стенку. Я выдернул кольцо - и гранату туда, но она не долетела и взорвалась под домом. Я вторую. Она влетела в окно, и больше мы ничего оттуда не слыхали.
Теперь уже свободно прошли мимо окна и в кухню. Там варилась фасоль, грелся чай и было ведро воды.
Я говорю товарищу:
"Смотри кругом, пока я напьюсь воды и налью фляжку".
Потом он также напился.
Вернулись к Абдулаеву, дали ему воды наконец.
Стало смеркаться. На улице мотор слышен - или танк идет, или машина.
Смотрим, подошла немецкая самоходка и стала против нашего окна, - а гранат противотанковых у нас нет.
Я говорю пулеметчику:
"Я сейчас побегу за гранатами и возьму".
А самоходка подошла и начала стрелять вдоль по улице.
Я вернулся к воротам. Пулемет вдоль улицы бьет, и самоходка стреляет. Пройти нельзя. Кричу через улицу нашим:
"Дайте гранату!"
А они не слышат за грохотом.
Потом, как затихло между двумя выстрелами, я
опять закричал:"Киньте мне гранату!"
"Ну ладно, бросим, только, - кричат, - лови. Сначала один запал".
Завернули в бумажку и бросили мне запал. Два метра не докинули.
Я по-пластунски подполз, взял, потом отполз. Тогда они прямо в ворота кинули гранату уже без запала.
Я поймал ее и бросился обратно по коридору в ту комнату, против которой стоит немецкая самоходка, вложил запал, дернул кольцо, кинул в переднюю гусеницу, а сам лег под окно.
Получился через три секунды взрыв. Я сразу поднялся. Два немца соскочили с пушки. Я выстрелил - одного убил, другой заполз за пушку. Пушка встала. Поставил пулеметчика наблюдать, а сам вернулся вниз, дал двум раненым воды. Потом выбежал через двор к воротам. Вдоль улицы бьет еще пулемет, но уже в темноте. Даст очередь и молчит. Все-таки легче.
С той стороны улицы, в парадном, наши сидят, но перейти ко мне нельзя. А у меня трое раненых, потому что пулеметчик тоже лег без сил - у него слишком много крови из плеча вышло.
Тогда я вынес из комнаты, где были нары, три матраца на двор к воротам. И Абдулаева и другого раненого снес вниз и положил на матрацы. Пулеметчик, правда, сам пошел и лег.
Я с кухни взял веревки - там веревок много было - и ковшик, тяжелый, железный.
Пулеметчик меня спрашивает:
"Что ты делаешь?"
Но я ничего не сказал, времени не было с ним разговаривать.
Взял нож, проткнул в двух местах матрац, где Абдулаев лежал, веревку продел - и на два узла, покрепче. Потом к другому концу веревки ковшик привязал и к нашим в парадное через улицу кинул.
Они сначала испугались, думали - граната, а потом поняли, взяли ковшик и с ним конец веревки.
Я кричу им:
"Давай теперь быстрей тяни!"
А Абдулаеву говорю:
"Ты хоть зубами за матрац возьмись, если руки не держутся, а то свалишься, пропадешь среди улицы".
Они натянули веревку и в одну секунду перетащили матрац через улицу. Быстро, как на салазках.
Потом отвязали веревку и вместе с ковшиком мне обратно вернули.
Так я всех трех раненых переправил и остался один на весь дом, как хозяин. Когда совсем темно стало, мне через улицу подкрепление подошло, и мы пошли другой дом занимать...
А так на веревке через улицу переправу делать - это я не в первый раз. Мы так и раньше - и боеприпасы, и пищу в термосах переправляли...
* * *
На этом обрывается рассказ Ерещенко.
Остается сказать, как и где я встретил самого Ерещенко.
Было раннее утро. За ночь наши и югославские части, очистив район вокзала, наконец, прорвались через реку Саву, и бой шел на той стороне, в Земуне, в последнем, еще не взятом предместье Белграда.
Несмотря на ранний час, разбитые, почерневшие и кое-где еще дымившиеся улицы Белграда были полны народом.
Люди шли по тротуарам и мостовым, наступая на хрустящие осколки стекол, шагая через сорванные провода.