От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник)

В одной из деревушек за Клином произошел случай столько же героический, сколько и юмористический.

Первыми о том, что немцы собираются бежать, пронюхали мальчики. Они подкрались к немецким грузовикам и стащили все ручки, которыми заводятся моторы. Немцы рвали на себе волосы, когда поняли, что бежать не на чем. Но медлить было нельзя. Пришлось им бежать самым естественным путем - при помощи собственных ног. Как только в деревне появились наши войска, мальчики торжественно поднесли им ключи. Машины были заведены и пущены в дело.

Побывал я и в домике Чайковского. Это была давнишняя моя мечта увидеть то, о чем я столько раз читал: уголок у окна, где Чайковский писал 6-ю симфонию и смотрел на свои любимые три березки, его рояль, книги и ноты.

Лучше бы я не приходил в домик Чайковского. То, что сделали в нем немцы, так отвратительно, чудовищно, тупо, что долго еще буду я вспоминать об этом посещении с тоской.

Мы вошли в дом. Встретил нас старичок-экскурсовод А. Шапшал. Он так привык встречать экскурсантов и водить их мимо экспонатов музея, что даже сейчас, после первых радостных восклицаний, он чинно повел нас наверх по узкой деревянной лесенке и, пригласив в довольно большую комнату, сказал:

– Вот зал, принадлежавший лично Петру Ильичу Чайковскому. Здесь, в этой нише, был устроен кабинет великого композитора. А здесь Петр Ильич любил...

Но вдруг он оборвал свою плавную речь и, всплеснув руками, крикнул:

– Нет, вы только посмотрите, что наделали эти мерзавцы!

Но мы давно уже во все глаза смотрели на то, что было когда-то музеем Чайковского. Стадо взбесившихся свиней не могло бы так загадить дом, как загадили его немцы. Они отрывали деревянные панели и топили ими, в то время как во дворе было сколько угодно дров, к счастью, все манускрипты, личные книги, любимый рояль, письменный стол - одним словом, все самое ценное было своевременно эвакуировано. Относительно менее ценное упаковали в ящики, но не успели отправить. Немцы выпотрошили ящики и рассыпали по дому их содержимое. Они топили нотами и книгами, ходили в грязных сапогах по старинным фотографическим карточкам, срывали со стен портреты. Они отбили у бюста Чайковского нос и часть головы. Они разбили бюсты Пушкина, Горького и Шаляпина. На полу лежал портрет Моцарта со старинной гравюры с жирным следом немецкого сапога. Я видел собственными глазами портрет Бетховена, сорванный со стены и небрежно брошенный на стул. Неподалеку от него немцы просто нагадили. Я не верил своим глазам. Я протирал их. Но ручаюсь своим добрым именем: немецкие солдаты или офицеры нагадили на полу рядом с превосходным большим портретом Бетховена.

Повсюду валялись пустые консервные банки и бутылки из-под коньяка. На одной из бутылок была прямо-таки сшибающая с ног этикетка: "Смесь водки и рома".

А. Шапшал сказал нам, что по ночам немцы с грохотом исполняли на рояле какие-то жалкие маршики. В эти минуты им на глаза попадаться было опасно.

– Неужели вы не объяснили немецкому офицеру, что это за дом?

– Да, я объяснил. Захожу как-то сюда и говорю: "Чайковский очень любил вашего Моцарта. Хотя бы поэтому пощадите дом". Да меня никто не стал слушать. Вот я и перестал говорить с ними об искусстве. И то придешь, а они вдруг и скажут: "А ну, старик, снимай валенки". Куда я пойду без валенок? Они тут многих в Клину пораздевали. Нет, с ними нельзя говорить об искусстве!

И мы перешли к чисто бытовым делам. В одной из маленьких комнаток рядом с кухней немцы устроили уборную, то есть, вернее, использовали в качестве уборной пол этой комнаты. Двух старых женщин, живущих при домике, они совершенно терроризировали: превратили в своих денщиков. Перед уходом из Клина немцы успели вывезти фортепьяно и всю кухонную посуду. Экспонатов они не взяли, видимо, не видя в них никакой ценности. Просто порвали и пораскидали их.

Я подошел к окну в том месте, где стоял письменный стол Чайковского и где, он писал Патетическую симфонию. Прямо за окном, рядышком, стояли три знаменитые березки. Только это были уже березы, большие, вполне "взрослые" деревья. Они остались.

Но сейчас было не до грусти. Была деятельная военная жизнь.

16 декабря 1941 года

После ожесточенных боев войска Калининского фронта 16 декабря с. г. овладели городом Калинин.

Из сообщения Совинформбюро

"YВ последний час"Y 16 декабря 1941 года

Борис Полевой

Как был занят гор. Калинин

Немцы стянули на этот участок фронта под Калинином большие силы. Одним только войскам генерала Юшкевича противостояли здесь части 86, 110, 129-й и 162-й пехотных дивизий противника. Они обосновались всерьез, построили несколько сильных укрепленных линий, густо насыщенных артиллерией и минометами. Они выселили целью деревни и устроили под домами колхозников дзоты, а в домах оборудовали нары в четыре этажа, очевидно собираясь тут зимовать.

Наши части прорвали линию немецких укреплений. В жестоких боях, переходящих в штыковые атаки и рукопашные схватки, они выбивали врага из окопов и блиндажей и отвоевывали одну деревню за другой. Сколько смелости, отваги, воинского умения, сочетавшегося с безграничной самоотверженностью, проявили бойцы и комиссары в этой борьбе!

Ваш корреспондент был свидетелем, как шел в атаку батальон депутата Верховного Совета СССР старшего лейтенанта Левуса.

Под прикрытием артиллерийского огня бойцы умело подползли к вражеским позициям. Потом загремело русское "ура".

Бойцы вскочили на ноги и с винтовками наперевес во главе со своим командиром, поражая немцев пулей и штыком, перескакивая через вражеские трупы, ворвались в деревню. Удар был так силен и стремителен, что немцы, бросив сильно укрепленные позиции, стали удирать. Они бежали через деревню и через поле, бросая оружие. Бойцы преследовали их. В этом бою вражеской пулей был сражен лейтенант Левус.

Чудеса храбрости показала в бою за важный узел вражеского сопротивления - село К.
– рота автоматчиков во главе с Героем Советского Союза лейтенантом Кузекиным. Под покровом темноты они просочились сквозь линию вражеской обороны в самый центр укрепленного узла и открыли огонь из своих автоматов, поражая врага с тыла. Горсточка храбрецов, неожиданно появившаяся в сердце вражеского расположения, вызвала панику. Солдаты и офицеры группами выбегали из блиндажей и тут же падали, сраженные пулями автоматов.

Лейтенант Кузекин был ранен в плечо и в живот. Преодолевая страшную боль и скрывая от своих бойцов рану, он лежа продолжал руководить боем, не выпуская из рук своего автомата. Он дал отнести себя на медпункт только тогда, когда на помощь автоматчикам подоспела наша пехота и вражеский укрепленный узел был взят. Мы повидали Кузекина через несколько минут после боя. Весь забинтованный, лежа на носилках, он еще продолжал жить сражением, и первое, что он спросил, было:

– Выбили гадов? Ну а как мои автоматчики, не подкачали? Орлы ребята!

В этих напряженных боях части генерала Юшкевича разгромили 86, 129-ю и 162-ю немецкие дивизии и сильно потрепали 110-ю дивизию, освободив свыше 35 населенных пунктов. Не давая немцам опомниться, войска генерала Юшкевича вместе с частями генерала Масленникова ударили на город Калинин.

* * *

И вот сегодня в полночь после короткой и энергичной артиллерийской подготовки войска генерала Конева, прорвав мощную оборону противника, несколькими колоннами ринулись на штурм города. На темных улицах погруженного в мрак города разгорелся жестокий бой.

Шквальным огнем артиллерии и автоматчиков немцы пытались сдержать наши части. Напрасно! Наступательный порыв бойцов рос с каждой минутой. С боем беря каждый дом, наши воины продолжали двигаться вперед, и вскоре Н-ская часть овладела Заволжьем и Затверечьем.

Другие части сломили сопротивление немцев на юго-востоке от города, захватили 15 селений и заняли элеватор, который немцы превратили в мощный оборонительный узел. Вслед за тем бойцы ринулись в город по Московскому шоссе.

Не выдержав стремительного натиска наших войск, враг начал в беспорядке отступать на запад, бросая оружие, снаряжение, боеприпасы.