От ведьмы слышу! (Другая редакция)

– Все будет хорошо! Я вернусь!

– Да, – шепчу я одними губами и теперь уже вовсю плачу. – Именно так и будет.

Огни на «Летучем Голландце» вспыхивают ярче, приветствуя своего капитана. Корабль стремительно сливается с окружающей темнотой, и уже через минуту море абсолютно пусто и спокойно, словно и не было никакого корабля.

– Я боюсь за него, – говорит Авдей.

– Не бойся.

Я показываю мужу маленький пластиковый пакетик, в которых обычно продают кулончики или сережки. Только вместо украшений в пакетике – прядка пушистых Славкиных волос.

– У него на груди, в ладанке – прядь моих волос, – говорю я, сглатывая слезы. – Ты не думай, это не пустая сентиментальность. Волосы всегда были проводником чародейной силы, и я как бы установила между собой и сыном волшебную связь. Над его волосами я буду каждый день шептать заклинания, чтобы его путешествие проходило благополучно; а если, не дай Вальпурга, что-нибудь с ним случится, его локоны изменят цвет. Но случиться ничего не должно, потому что я, моя ведьмовская сила – с ним, в пути, в ладанке, которую он носит.

– Так вот откуда пошла традиция обмениваться локонами…

– А ты думал! – Слезы уже прошли, оставив после себя ощущение легкой печали. – Таким образом между близкими людьми устанавливалась крепчайшая ментальная связь, крепчайшая, как волос.

– Волос тонок…

– Да. Только может выдержать подвешенную к нему гирю в несколько килограмм. Впрочем, это уже физика. А я, если ты успел заметить, предпочитаю заниматься магией. Кроме того, если уж пошла речь о защите, Славка заговорен весь – от макушки до пяток – от болезней, от врагов, от шквального ветра, долгого штиля и горького разочарования. Я такой кокон охранительных заклинаний вокруг него сплела! Плазмометом не возьмешь!

– Чем? – Впервые за весь вечер Авдей захохотал.

– Плазмометом. Или этим… молекулярным деструктором. Ну, в общем, всей этой фигней, которой вы снабжаете своих фантастических героев.

– Слушай, Вика, с твоими способностями стране просто не нужна армия.

– В принципе да… Любимый…

– Да?

– Почитай мне стихи, а?

– Ты это серьезно?

– Абсолютно. Ты посмотри, какая ночь! Море, звезды… Сын уплыл на корабле к неведомым берегам… А душе тоскливо. Почитай, Белинский, развей мою печаль.

– Завтра в Одессе выпадет снег, – убежденно заявил муж. – Ты лет пять не просила меня стихи читать!

(А у меня было время их слушать?! Когда трое детей скачут вокруг! Я даже с радио ушла и привыкла к роли домохозяйки – матери семейства. Но об этом лучше не надо.)

Я ласковой кошечкой прижимаюсь к супругу, и он сдается. Хотя в глубине души (я-то знаю) он донельзя счастлив тем, что я попросила его читать стихи. Поэты – они все такие.

Приходит время кораблей, Когда приходит нужный ветер. Прости меня. Переболей. И отпусти ко всем на свете. Возвышенно-простой чертеж И дух певучих стройных сосен — Вот где рождаешься, растешь И первую встречаешь проседь. И для тебя звучит, как встарь, Простой мотив разлук и странствий, Где солнца золотой янтарь Расплёснут в голубом пространстве. И ты увидишь это сам, Свой домик карточный разрушив. Да осеняют паруса Твою измученную душу! Ничто не держит на земле, Никто не плачет об ушедших… Приходит время кораблей, И волны тихо сказки шепчут.

…Мы гуляли всю ночь и в гостиницу вернулись с рассветными лучами, встретив удивленно-недовольный взгляд администратора: вот, мол, шляются тут некоторые…

В номере я незамедлительно улеглась на диван, потребовала от супруга бокал дайкири со льдом и в результате получила стакан водопроводной неочищенной. В отместку я навела невидимость на его бритвенные принадлежности: пусть поищет-помается! [2]

Словом, день начинался весело. И я уже планировала, как пойду на Привоз покупать сувениры (муж посоветовал купить коренного одессита, поскольку ценнее этого сувенира в Одессе может быть разве что Потемкинская лестница, но ее не увезешь), но…

2

Вообще-то я не очень мстительна. Но иногда я просто стараюсь напомнить окружающим, кем являюсь на самом деле. А окружающие считают это проявлением мстительности моей ведьмовской натуры. – В. Белинская.

Но в дверь номера неделикатно постучали.

– Кто там? – томно протянула я, нежась на продавленном диване.

– Телеграмма!

Я подскочила. Всю мою истому как рукой сняло. Кто это может посылать нам сюда телеграммы? И зачем?

Горничная, держа белый клочок бумаги, смотрела на меня непроницаемым взором. Глянула в бумажку:

– Белянина?

– Белинская! – поправила я, кипя от нетерпения. – Давайте телеграмму!

Я развернула бланк, прочитала и сползла по стене на пол возле двери.

– Что?! – страшным голосом закричал муж, склоняясь надо мной.

Я протянула ему телеграмму.

«Мама папа приезжайте срочно Маша сошла ума попала лапы вампира. Дарья»

Авдей помог мне подняться и прийти в себя.

Через двадцать минут мы со всеми вещами уже были на вокзале.

А одесских сувениров я так и не купила…

* * *

…Он был прав, когда сказал, что им еще предстоит встретиться. И произошла эта встреча гораздо раньше, чем рассчитывала Маша.

Когда она после памятной ночи явилась пред очи издергавшейся от волнения сестры, та, увидев Машины синяки и изодранную одежду, кинулась к телефону – вызывать милицию и анонимную службу спасения женщин, пострадавших от сексуального насилия.

– Не звони никуда. Пожалуйста. – Марья попросила сестру таким голосом, что та не посмела противоречить.

Марья сбросила одежду в мусорное ведро (еще раз надеть это?! Увольте!) и нагишом протопала в ванную. Там, глядя на себя в большое зеркало, она оценила количество синяков и ссадин и пожалела, что не знает, где мама прячет свои колдовские снадобья для лечения ран. Она устроилась в ванной, взбив такую пену, что от аромата щипало в глазах. Ей хотелось зажмуриться и забыть напрочь неприятное происшествие, но, как она ни старалась, перед ней назойливо мельтешил этот странный вампир по имени Роман, а в ушах стоял звон от падения обледенелых человеческих тел.

Тут еще явилась Дарья в ночной сорочке с дурацкими вышитыми фиалочками, уселась на стиральную машину и принялась жалостливо смотреть на окутанную мыльной пеной сестру.

– Даш, валила бы ты спать, – для порядка посоветовала Марья, но на самом деле ей хотелось все рассказать. Потому что сестра, хоть и надоедала Марье все эти пятнадцать лет, все-таки заслуживала доверия. И могла дать дельный совет (конечно, если Марья предполагала к нему прислушаться).

– Короче, – подняла Марья из пены свои исцарапанные руки, – дело было так…

Дарья слушала, ахала и ужасалась. В обустроенный ею мирок классической философии мужчины просто не допускались. Пережив в тринадцать лет трагедию неразделенной любви к учителю рисования, Дарья вознамерилась отринуть все чувственное и идти по пути сурового интеллектуального аскетизма. А тут – такое происшествие с сестрой! Дарье хотелось крикнуть: «Я же тебя предупреждала, дурочка!» – но она благоразумно решила не нервировать сестру подобными репликами.

– …А потом, – рассказывала Марья, – появился тот. С которым я танцевала. Ой, Дашка, это был какой-то ужас!