От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома
Шрифт:
3. Федор Борисович Годунов 1605
4. Лжедмитрий I Иоаннович 1605–1606
5. Василий Васильевич Шуйский 1606–1610
Он поял, царь-государь,Царицу благовернуюМарью Темрюковну,Сестру Мастрюкову…Слов нет, многое могло быть в семейной генеалогии легендой. Связанный происхождением с египетскими султанами кабардинский правитель Инал, умерший в середине XV века. Потомки Инала — «однородцы» с кабардинскими князьями Темрюковичами. Отдельные имена и события. Не подлежит сомнению, что по переезде в Россию, после присоединения Иваном Грозным Астрахани к Московскому государству, получили они право именоваться князьями Черкасскими и что дочь Темрюка Идарова, «из пятигорских кабардинцев девица» Марья стала второй женой Грозного и прожила с царем восемь лет. Верно и то, что ее двоюродный брат Борис Кембулатович женился на сестре будущего патриарха Филарета Марфе Никитичне Романовой.
Семья Черкасских была многолюдной и быстро породнилась с самыми знатными русскими родами. Михайла Олегукович Черкасский пользовался одинаковым уважением двора и народа за неподкупную честность, справедливость и отвращение к теремным интригам. Во время стрелецкого бунта 1682 года он вместе с царицей Натальей Кирилловной до последнего защищает Артамона Матвеева, пытается спасти ему жизнь. В правление царевны Софьи он выступает во главе противников ее любимца В.В. Голицына, и появляющиеся в Москве подметные письма советуют стрельцам «выбрать на правительство Черкасского, так как он человек добрый». Зная характер князя, Петр I не проявляет в отношении его никакой подозрительности и даже назначает воеводой Москвы, готовясь к возможному нападению на старую столицу Карла XII в 1707 году.
Кстати, женат был независимый нравом боярин на родной внучке Д.М. Пожарского, княжне Евдокии Ивановне. Е.И. Черкасская-Пожарская на полвека пережила самое имя Пожарских — род их рано пресекся — и умерла через сто лет после деда-полководца. Из трех ее сыновей женился и приобрел потомство один Андрей Михайлович. В 1704 году Изворино переходит к сыну А.М. Черкасского и А.Ф. Куракиной — Александру Андреевичу, будущему известному и влиятельному губернатору Смоленской губернии.
Царица Александра
Нет, она была не такой, как представлял ее А.К. Толстой, — богобоязненной, любящей, покорной воле брата, но и защищающей, как собственное дитя, «слабого головой» мужа. Те дни, которые приходят после его кончины, как свидетельствуют документы, открывают перед исследователями совсем иного человека — властного, мечтающего о самостоятельности, уставшего от «осторожной жизни» рядом с Федором Иоанновичем. И любопытно, что в драматургии конца XIX века появляются новые попытки нарисовать образ: не царицы Ирины — царицы Александры, готовой одеть царский венец и поверх монашеского клобука.
В личном фонде профессора Э.М. Белютина в РГАЛИ сохранились перешедшие ему от деда, художника и антрепренера И.Е. Гринева неопубликованные тексты двух монологов царицы Ирины Федоровны с пометкой на полях: «Г. Н.». Дружеские отношения художника с замечательной актрисой Малого театра Гликерией Николаевной Федотовой дают основание предположить, что рукопись несет именно ее инициалы. Возможно, именно ей предназначалась эта роль в неосуществленной постановке. В 1970-х годах монологи были прочитаны в концертном исполнении на сцене Всесоюзного Дома актера народной артисткой СССР Еленой Николаевной Гоголевой в сценарии сценического рассказа Н.М. Молевой.
Сначала все так и пошло — по мыслям вдовой царицы. Русская история не знала подобного прецедента, но здесь защитником прав Ирины выступил сам патриарх. Он разослал по епархиям приказ целовать крест царице, другое дело, что непонятным для всех образом клятва на верность перечисляла вместе с Ириной патриарха, правителя Федора и его детей. Летописцы возмутились новшеством: «А первое богомолие за нее, государыню, а преж того ни за которых цариц и великих княгинь бога не молили ни в охтеньях, ни в многолетье». Народ не скрывал неудовольствия «шайкой Годуновых», бояре считали, что престол должен перейти кому-либо из Рюриковичей. В строю претендентов первое место принадлежало боярам Шуйским, никак не костромичам.
Борис знал, что среди вызванных для участия в Земском соборе слишком много его недоброжелателей, и распорядился задержать их на пути в Москву. Но справиться с народом и боярством московским не удалось и на 7-й день после смерти Федора правительница вынуждена была публично заявить в Кремле, что хочет принять иноческий сан. Постричься, но не отказаться от власти, хотя в Новодевичий монастырь она уехала «простым обычаем», безо всяких церемоний. Среди претендентов были позиции двух братьев Романовых — Федора и Александра Никитичей. Раскол в Боярской думе вынудил Бориса сначала скрыться на своем кремлевском подворье, а позже бежать из Кремля к сестре в Новодевичий монастырь. Его интересы оставался представлять и защищать один патриарх, не пользовавшийся авторитетом среди боярства. Напротив — каждое его вмешательство в дела политические вызывало бурю негодования и оскорблений в адрес князя церкви.
17 февраля истек срок траура по Федору — приступили к избранию. Сторонники Бориса представили патриарху «хартию», в которой свидетельствовали, что якобы Грозный посетил больного Бориса и на пальцах показал, что Федор, Ирина и Борис для него равны, «как три перста», и что также показал Федор о Борисе. Явная ложь.
17 февраля с истечением срока траура сразу же приступили к избранию царя. Сторонники Годунова собрались на патриаршем дворе, где составили хартию в его пользу. Одновременно собравшаяся боярская дума предложила народу целовать крест именно ей. Народ отказался, сами бояре не могли договориться между собой. Годуновский собор организовал 20 февраля шествие к Александре и Борису в Новодевичий монастырь. Годунов ответил отказом и желанием постричься в монахи — ему надо было покончить с клеветой о цареубийстве. Настроение столицы стало меняться.
Патриарх распорядился оставить все церкви открытыми с вечера 20-го до утра 21-го, что привлекло в них множество народу. Утром шествие в Новодевичий монастырь было повторено, но с наиболее почитаемыми иконами и великим множеством народа. Борис сначала категорически отказывался и даже, обернув шею платком, показал, что скорее удавится, чем вступит на престол, но затем выразил согласие. Патриарх отвел его в монастырский собор и тут же нарек на царство.
Церковники первыми высказались в пользу Бориса, пригрозив, что если их ходатайство не будет удовлетворено, они затворят церкви и положат посохи. 26 февраля Борис проследовал в Кремль, был встречен хлебом-солью, благословлен патриархом в Успенском соборе на царство, но после этого снова вернулся в Новодевичий монастырь — он ждал ходатайства официального правительства, которого не последовало.