Отблеск миражей в твоих глазах

И лишь позже я узнала, почему хозяйка дома кажется мне до жути знакомой…

— Ты нас всех впечатлила, не скромничай. Миля тоже в восторге, — продолжает настойчиво хвалить.

Боже, да меня даже её манера речи вымораживает. Делано-светски-интеллигентная. А с «Милей» мы пересеклись от силы минуты на три в день её рождения. Откуда взяться восторгу? Что вот происходит, а? Что этой Назели Прекрасной от меня надо?

— Я не скромничаю, озвучиваю факт — у моей семьи была возможность нанять мне лучших репетиторов. Я готовилась тщательно. И достигла цели. Если бы не прошла на бюджет, поступила бы на платное.

— Знаю, что у тебя хорошие родные. Достойные люди, Марат говорил.

Я, блин, не пойму, с какого хрена «Марик» обсуждал меня с ней?

Злость впрыскивается в кровь мгновенно, хоть внешне я себя и контролирую.

Природная сучность заставляет меня улыбнуться во все тридцать два и выдать:

— Ну, не совсем. Отец у меня наркоман, например.

Молодец она. Ни один мускул на лице не дергается. Только взгляд становится цепче и внимательнее. Наверное, комбинирует варианты, как отвадить такую шваль от сыночка. Да только этого и не требуется, а бедняжка и не в курсе, что зря извилины напрягает.

— Мне пора. Всего хорошего.

Ответа не дожидаюсь, разворачиваясь ровно на сто восемьдесят градусов.

Выдыхаю, только когда покидаю здание. Как оказывается… зря. На внешней парковке, через которую шагаю к метро, передо мной материализуется Марат. Я хлопаю ресницами и не представляю, что делать.

— Привет… с днем рождения. Я писал тебе.

Писал. Еще ночью. Только я так и не открыла сообщение, оставив висеть его непрочитанным на экране. А потом смахнула все уведомления.

— Привет. Спасибо. Удивительно, что ты помнишь.

Моя дата рождения во всех социальных сетях скрыта. У Адамова память хорошая, мы в самом начале знакомства, около пяти лет назад, говорили об этом невзначай.

— Шахерезада, слушай…

— Пожалуйста, — перебиваю мягко, но уверенно, — не называй меня так. Марат, я же была с тобой честна. Не надо искать встреч, писать, звонить. Наше общение невозможно.

Стараюсь не грубить. Он-то мне ничего существенного не сделал. Может, правда, просто использовал из каких-то личных соображений. А, может, Барс прав, и я себя лишь накрутила.

— Остановись, — резко хватает за запястье и тянет назад, когда я пытаюсь обойти его. — Давай поговорим.

Бьюсь бедром об машину Адамова, и вспышка боли ставит точку в моем терпении. Мимолетно окидываю поверхностным взглядом капот с эмблемой, мысленно подсчитав, сколько стоит такая «малышка». И вдруг вспоминаю, что за прошедший месяц старый внедорожник Барса дважды ломался по разным причинам. А Таривердиев сохранял спокойствие и вбухивал деньги в колымагу, на которой ездит вот уже семь лет.

Ненароком провожу параллели за пару секунд. Прихожу в ярость от мысли, чего был лишен и до сих пор лишается мальчик, оставшийся сиротой при живой матери. Мальчик, несправедливо отвечающий за чужие грехи. Гордый, сильный, несгибаемый. И во мне нет ни капли жалости к нему. Я, блин, бесконечно рада, что он такой. А вот желание убивать — колоссальное. Это ненормально, но я хочу собрать в кучу и сжечь всех, кто имеет отношение к судьбе Таривердиева.

И это желание так велико, что пугаюсь себя.

Я такой никогда не была, не болела кровожадностью.

Слепая ненависть накрывает внезапно, и я стискиваю зубы.

У меня будто плоть разрывается где-то в солнечном сплетении от неожиданно мощного спазма. Осторожно выдыхаю, словно боясь, что оттуда может вывалиться внутреннее содержимое.

Вырываю свою руку и оборачиваюсь к Марату:

— Мы не будем говорить. Повторю еще раз: нам нечего обсуждать. Я замужем и считаю наше общение неприемлемым. Всё.

— Давай откинем нахрен этот бред с фиктивным браком…

— Брак больше не фиктивный.

Адамов четко считывает твердость и правдивость моего тона. Застывает потрясенно, постигая суть. Я лишь пожимаю плечами напоследок и удаляюсь, оставляя его переваривать новость.

Брак уже месяц как не фиктивный. Да.

Пока еду домой, прокручиваю в голове эти события по новой.

Уже не удивляюсь хитросплетениям жизни. Заведено, что пути Господни неисповедимы. А случайности не случайны.

Несмотря на то, что в психологической науке подобные явления обличительно именуют иллюзорными корреляциями, — чем больше анализирую нашу с Барсом ситуацию, тем больше убеждаюсь в силе, что на ступень выше нашего разума.

Значит, я должна была поехать на день рождения Милы. Очутиться среди незнакомых людей, чтобы узнать правду об очень даже знакомом человеке.

Назели в какой-то момент подошла к Марату, когда мы с его друзьями вяло что-то обсуждали, демонстративно обняла его, одарила бесконтактным поцелуем в щеку и выдала с улыбкой:

— Спасибо за праздник, родной. Ты чудесно организовал всё.

Кстати, да. Адамов постарался на славу. Роскошное торжество.

Когда она отошла, один из парней в компании ехидно хмыкнул:

— Меня так даже мать не любит, как тебя мачеха.

— А за что тебя любить, ты ж конченный, — подхватил другой, вызвав всеобщий смех.

А у меня внутри что-то оборвалось. Вдруг.

Марат, увидев замешательство на моем лице, отгородил нас, встав спиной к веселящимся, и пояснил:

— У папы, как и у мамы, это второй брак. Она воспитывала меня с четырех лет. Мы с Милой сводные.

— У нее тоже есть дети от первого брака? — я не знаю, зачем это тогда спросила, оно само вырвалось.

— Да, — скривился недовольно и тряхнул головой. — Но это осталось в прошлом. Они с сыном не признают друг друга почти двадцать лет. Там очень нехорошая ситуация была в семье.

С сыном.

Мне почему-то стало еще тревожнее, чем было до этого весь вечер.

— У твоей мамы очень знакомое лицо, я все не могу понять, где ее раньше видела… — произнесла задумчиво.

— Город у нас был маленький. Могли где-то пересечься, — не отрицал он.

— Она очень красивая, я бы запомнила…