Отчаяние

— Почему говоришь, казахский хан, что нет выбора?! — Он яростно задвигал нижней частью тела, как бы желая растереть в порошок шелковую подушку. — Всех сильных возьмем к себе на службу. Тебя, батыр, и тебя, батыр.

Хан Абулхаир перехватил взгляд Богембай-батыра. Тот смотрел на нойона с ненавистью и отвращением.

А как же казахская земля, славный нойон? — спросил хан, специально вызывая джунгарина на откровенность. — Куда же денутся наши кочевья? От наших пастбищ и половины уже не осталось!..

— Так я же сказал, что сильных батыров возьмем на службу, — пояснил нойон? — А слабых зачем оставлять? Кому они нужны? Пусть умирают!..

Ну, ладно… — Хан Абулхаир помолчал. — Скажи, нойон, а ты видел, как стреляют большие русские пушки?..

— О, нам богдыхан даст много пушек… — вскричал нойон. — Тысячу пушек даст.

Барак-султан исподлобья посмотрел на своего родственника. Род найманов, к которому относился султан, был самым близким соседом джунгар и первым всегда отражал их набеги. Однако такое близкое соседство с врагом невольно приводит к более тесным связям. Особенно часто это случается между двумя кочевыми народами. Воинственные найманы сплошь и рядом роднились с джунгарами и нередко участвовали в их междоусобной борьбе. При этом джунгары особо выделяли среди казахов касту тюре — чингизидов, за которых с большой охотой выдавали своих дочерей или женились на их женщинах. Но когда дело доходило до войны, то те же найманы были в первых рядах защитников страны казахов. Немало славных батыров, отражавших джунгарское нашествие, вышло из их рода. К ним, например, относился воспетый в народных сказаниях батыр Кабанбай…

— Не упоминай о шуршутах… — мрачно заметил Барак-султан. — Уж чем твои шуршуты со своими пушками, так вправду лучше орысы!

— Я просил у русской царицы построить город при Жаике и Ори… — продолжал хан Абулхаир прерванную нойоном речь. — И это верно, что русская крепость на Ори выгодна мне, хану Младшего жуза. Опираясь на нее, я смогу наконец объединить казахов…

Но есть ведь главный хан трех жузов — Абильмамбет, — возразил Барак-султан. — Ему бы решать такие вопросы!

Хан Абулхаир не ответил на это, но и сам Барак-султан понял, что сказал не то. Вряд ли обладал хан Абильмамбет какой-то реальной властью.

— Да, я хочу объединить казахов, и только тогда кто-то будет считаться с нами!.. — не меняя тона, говорил Абулхаир. — И разве не слышал ты слова батыра Богембая о рыбе? Люди хотят того же!..

Серен-Доржи гневно запыхтел, но, когда заговорил, тон его был другим:

У нас, джунгар, говорят: «Еж дружит с кротом, пока тот не пустит его в свою нору, а там уже распускает колючки».

Не о шуршутском ли еже и джунгарском кроте говоришь, нойон? — спросил Тайман-батыр.

— Да, нойон Серен-Доржи, какие беды придут от русских городов, мы еще не знаем… — Хан качнул головой. — А вот джунгарский аркан нам уже хорошо знаком. А еще хуже его — шуршутское коварство. Вы-то это лучше нас знаете!

— Так и скажу про такое решение, хан Абулхаир, великому контайчи, — пригрозил Серен-Доржи. — Пусть все наши тумены придут к тебе в Иргиз!

— Да, давно я не видел в чистом поле кровавый лик Галден-Церена!..

— Скоро увидишь, хан… В последний миг твоей жизни!

Джунгарский нойон встал и, отвесив легкий поклон, вышел. Поднялся и Барак.

— Задержись на минутку, Барак-султан! — Хан Абулхаир указал на подушку, и султан снова присел. — Как я уже сказал, едет царский человек Тевкелев. Разумеется, он едет неспроста. Скорее всего он теперь действительно потребует от нас подчинения, с присягой и нашим участием в разных делах царства. Как ответим Тевкелеву?

— А ты что думаешь ответить? — мрачно спросил Барак-султан.

— Я решил это еще пять лет назад.

— И я тогда же решил наоборот!

— Стало быть, обкорнаем хвосты коней?

Подрезать хвосты коней означало положить конец дружбе. Они раньше-то не очень дружили — хан Абулхаир и Барак-султан, но речь теперь шла о более серьезных вещах, чем личные отношения. Кочевья найманов были слишком близко в Джунгарии, чтобы можно было легкомысленно отнестись к такому вопросу…

— Как тебе будет угодно, хан Абулхаир!..

* * *

Тяжкая тишина повисла в юрте после ухода Барак-султана. Телохранители стояли у дверей, и сабли словно окаменели в их руках. Тонко пел ветер где-то за кошомными стенами.

— Разрешите высказаться, мой повелитель-хан! — сказал Тайман-батыр.

— Говори, батыр!

— Чем больше в живых останется казахов в это лихое время, тем больше надежды будет у нас на будущее. Так что вы правильно решили прислониться спиной к орысам. Барак-султан думает прогарцевать меж двух огней, не опалив шкуры. Так не бывает при сильном огне…

— Что же смущает тебя, батыр? — спросил хан.

— Разве друзьями нашими стали джунгарские нойоны, которые растоптали наш край? Или уже ушли они с нашей земли, что мы якшаемся с самым кровавым из них — с палачом женщин и детей Сереном-Доржи? Но и это было бы ничего… Почему о самых сокровенных намерениях говорил ты при нем, наш повелитель-хан? Будь хоть трижды врагом своему контайчи этот нойон, но, когда дело касается пролития нашей крови, они быстро найдут общий язык. Завтра же он слово в слово передаст сказанное здесь кровожадному волку Галден-Церену!..

— Я бы не говорил так откровенно о наших намерениях, если бы не был уверен, что не предстанет больше нойон Серен-Доржи перед своим контайчи!

— Что же произойдет с ним?

— У Красной скалы ждет его смерть!

— Так!..

Батыры посмотрели друг на друга и задумались.

— Кто же свершить над ним суд? — спросил Тайман-батыр.

— Ты, батыр!

— Но… но с ним же будет Барак-султан!..

— Его не трогайте. И помните: ни один из людей нойона не должен уйти. Все видели, как они благополучно уехали от моего порога. Пусть говорят среди джунгар, что Барак-султан не уберег своего гостя. Все средства хороши, когда следует загнать отбившегося воина в строй!..

Не прошло и времени, достаточного для дойки кобылицы, как два десятка джигитов пробрались через прибрежные камыши и ускакали в степь. Впереди ехал закутанный в башлык Тайман-батыр…

Хан Абулхаир остался один. Он подумал немного, потом пошел к стене и снял старую дедовскую домбру, украшенную пером филина. Буйная необузданная мелодия понеслась из главной юрты. Гнев, горечь, жажда мести вылились в тревожные, хватающие за сердце звуки. Люди на той стороне реки поворачивали головы к ханской ставке…

* * *

Когда скрылся из глаз Иргиз, султан Барак придержал коня.

— Что ты, султан, сходишь с дороги? — спросил нойон Серен-Доржи, тоже приотстав от сопровождающего их отряда.

— А ты что, от Бога ко мне приставлен? — грубо оборвал его Барак-султан. Если при хане Абулхаире он еще как-то сдерживал свои чувства, то здесь дал им волю. Как-никак, а не одна багадурская голова скатилась с плеч от удара его страшной сабли. И хоть породнился он волею судеб с джунгарским нойоном, но не давал садиться себе на шею…