Отчаяние

– Ваша ТВ описывает такую вселенную?

– Да. Но она может быть справедлива в одном отношении и неверна в другом. То же относится к работам Мосалы и Нисиде.

Я спросил кисло:

– Когда же мы это узнаем? Когда убедимся, что дошли до основания?

– Ну… Если я прав, то вы никогда не убедитесь в моей правоте. Моя ТВ не позволяет доказать ее окончательность и завершенность – даже если она и впрямь окончательная и завершенная, – Буццо ухмыльнулся, довольный, что оставит такое противоречивое наследство, – Сомнений в своей окончательности не оставит лишь такая ТВ, которая будет строиться на самом факте своей окончательности. Ньютона проглотили и переварили. Эйнштейна проглотили и переварили. Туда же через несколько дней отправится старая СОТП. Все это замкнутые системы и потому уязвимые. ТВ, которой бы это не грозило, должна активно защищаться сама: смотреть вовне и описывать не только Вселенную, но и всякую мыслимую альтернативную теорию – и явственно демонстрировать ее ложность.

Он бодро покачал головой.

– Однако ничего такого нам не предлагают. Если вы хотите абсолютной уверенности, то обратились не по адресу.

По адресу – то есть у входа в отель – продолжался карнавал «Мистического возрождения». Тем не менее я вышел на улицу, проветриться и сбросить полуобморочное состояние к девятичасовой лекции о программном обеспечении ВТМ, на которой должна присутствовать Мосала. Небо слепило голубизной, воздух снова потеплел: Безгосударство все не могло решить, сдаться ему на милость осени или потянуть бабье лето. Солнце немного меня подбодрило, однако пришибленность осталась.

Я пробирался между лотками и палатками, жонглерами, подкидывающими аквариумы с рыбками, и акробатами на ходулях. Все это очень впечатляло, об опасности напоминало лишь заунывное нытье уличных певцов. Члены «Смирись, наука!» ходят на все пресс-конференции и старательно поддерживают тон стычки Уолш с Мосалой; по сравнению с ними МВ кажется трогательно безобидным. Я подозреваю, что это – сознательная стратегия, игра в хороший и плохой культы, цель которой – увеличить охват. «Смирись, наука!» ничего не теряет от экстремизма: если кто и уйдет, возмущенный поведением Уолш (в МВ, надо думать), их более чем компенсирует приток из «Кельтской мудрости» или «Саксонского света» – североевропейских аналогов ПАФКС, только менее влиятельных.

Мне вспомнился момент из недавно прочитанной биографии Мутебы Казади. Корреспондентка Би-би-си укоризненно спросила, почему он отклонил приглашение на традиционный африканский ритуал плодородия. Мутеба вежливо посоветовал ей поехать домой и распечь английских министров, которые, такие нехорошие, пренебрегли праздником солнцестояния в Стоунхендже. Десятью годами позже несколько членов парламента, видимо, восприняли этот совет буквально. Не министры, правда. Пока.

Я остановился посмотреть на театральную труппу МВ, которая готовилась разыграть очередную болтушку из классики. После нескольких первых реплик – о чудовищно перевранной, но смутно знакомой биотехнологии – у меня мороз пробежал по коже. Они узнали про Ландерса, про его вирусы и на скорую руку слепили свою версию событий. Мало того, описание личной биохимии Ландерса они почерпнули прямиком из моей «ДНК» – видимо, отдел новостей ЗРИнет откопал выброшенные куски фильма и вставил в выпуск.

Мне не следовало удивляться, однако ошарашивала скорость, с которой они сумели превратить в притчу события, происшедшие за тысячи километров. Было что-то сюрреалистическое в том, чтобы рикошетом услышать свои же собственные слова.

Актер, изображавший агента ФБР за изъятием компьютерных файлов Ландерса, повернулся к зрителям (троим, включая меня) и объявил: «Это знание погубит нас всех! Мы должны отвести глаза!» Его товарищ отвечал скорбно: «Да, но это всего лишь безумие одного человека! Те же священные загадки растиражированы по десяти миллионам других машин! Никто из нас не может спать спокойно, пока не стерты все файлы!»

У меня комок подступил к горлу и стиснуло голову Я не мог отрицать, что в ночи, ошалевший, измученный, я думал в точности так же.

А теперь?

Я пошел дальше. У меня нет времени на Ландерса, на МВ; с «Вайолет Мосалой» бы успеть. Весь фильм на глазах превращается во что-то совершенно иное – пусть математика Мосалы прекрасна и отвлеченна, зато я потерял счет политическим хитросплетениям, в которые она вовлечена.

Знала ли Сара Найт о намерении Мосалы эмигрировать в Безгосударство? Если знала, проект был для нее в тысячу раз важнее, чем любые сделки с антропокосмологами. Утаила бы она такую конфетку от ЗРИнет? Могла бы, если бы задумала продать ее другой сети, но в таком случае, почему она не здесь, не оттирает меня локтем, снимая «Вайолет Мосала – технолибератор»? Или Мосала взяла с нее клятву молчать, и Сара держит слово, пусть даже ценой потерянной работы?

Я готов был лезть на стену: отсутствующая, Сара все равно оказывалась на шаг впереди меня. Мне следовало, по крайней мере, пригласить ее в соавторы; не жалко поделиться гонораром и поставить ее имя в титры, лишь бы выяснить, что ей известно.

В поле зрения вспыхнул яркий красный значок: маленькое колечко на перекрестье нитей большого. Я замер, ничего не понимая, повернул голову Прицел остановился на лице в толпе. Это был человек в клоунском костюме с листовками МВ в руках.

Акили Кувале?

Очевидец утверждал, что да.

Клоун был в маске из активного грима, расчерченной сейчас в бело-зеленую клетку. С такого расстояния я не мог различить пол; рост и сложение вроде подходили, черты, насколько можно было разобрать под цветными квадратами, тоже. Однако я все еще сомневался.

Я направился к нему. Клоун выкрикнул:

– Берите «Ежедневный архетип»! Узнайте правду об опасностях франкенштухи!

Акцент, который я по-прежнему не мог определить, точно принадлежал Кувале, а призывы покупать газету звучали так же иронично, как замечания о Дженет Уолш.

Я подошел; клоун взглянул нетерпеливо. Я спросил:

– Сколько?

– Правда не стоит ничего, но доллар помог бы делу.

– Чьему делу? МВ или АК?

Клоун отвечал тихо:

– Мы все играем роли. Я притворяюсь МВ, вы – журналистом.

Здорово он меня поддел. Я сказал:

– Правда. Каюсь, я не знаю и половины того, что разнюхала Сара Найт… но я подбираюсь к истине. И с вашей помощью подберусь быстрее.

Взгляд Кувале выразил нескрываемое недоверие. Клетки на лице внезапно сменились сине-белыми ромбами – я чуть не подпрыгнул. Кувале продолжал(а) смотреть на меня с холодным презрением, которое перемена лишь подчеркнула.

– Возьми памфлет и проваливай. Прочти и съешь.

– Я уже по горло сыт дурными известиями. А Ключевая Фигура…

Ответом мне была ехидная улыбка.

– Ах, Аманда Конрой излила вам душу, и вы полагаете, что знаете все.

– Если бы я полагал, что все знаю, стал бы я умолять вас о разговоре?

Молчание вместо ответа.

Я сказал:

– В воскресенье вечером вы просили меня держать глаза открытыми. Скажите, зачем и чего опасаться, – и я буду смотреть. Я не меньше вашего беспокоюсь о Мосале. Но я должен знать, что происходит.

Видимо, подозрения оставались, но искушение пересилило. Кроме коллег Мосалы и Карин де Гроот – которые вряд ли согласятся помочь, – никто не сумеет ближе подобраться к кумиру антропокосмологов.

Кувале спросил(а):

– Если вы работаете на другую сторону, то зачем притворяетесь таким разиней?

Я не сморгнул.

– Я даже не уверен, что знаю, кто – другая сторона.

Видимо, мне удалось найти нужные слова.

– Ждите меня через полчаса возле этого дома, – Он(а) взял(а) мою руку и записал(а) адрес на ладони.