Отчаянная девчонка
Шрифт:
3. Когда театральному кружку понадобились добровольцы для того, чтобы нарисовать декорации к спектаклю «Привет, Долли!», мы с Джеком записались и в итоге обнаружили, что рисуем один и тот же уличный фонарь. Убейте меня, если это не знак!
2. Джек по гороскопу Весы. Я Водолей, а всем известно, что Весы и Водолей – лучшие пары. Знак Люси Рыбы, и ей стоит найти себе Тельца или Козерога.
И, наконец, главная причина:
1. Его любимая книга тоже «Бойцовский клуб».
15
Во
Не спрашивайте, как они узнали, что я хожу в художественную школу.
Я была в шоке: журналисты толпились вокруг моего дома, возле моего колледжа, они даже умудрились подловить меня в парке и около видеопроката. Мы с Ребеккой тогда еле спаслись!
Я, конечно, понимала, что им срочно нужна горячая новость, но мне было совершенно нечего рассказать. Я спасла президента, и все.
– Дорогу! – рявкнула Тереза и решительно повела меня к дверям студии, укутав в свой плащ чудовищной леопардовой расцветки.
– Саманта! – закричал один репортер. – Как ты относишься к тому, что Лари Вэйна Роджерса признали психически ненормальным и не стали судить?
– Саманта! – взывал другой. – Какой политической партии симпатизируют твои родители?
– Саманта! – надрывался третий. – Америка хочет знать: кола или пепси?
– Огосподибожемой, – пробормотала Тереза, распихивая журналистов локтями.
Итак, мы взбежали по лестнице и… столкнулись с Дэвидом и Джоном, которые тоже только что пришли, хотя я не видела их в толпе.
Тереза продолжала вдохновенно ругаться по–испански, а Джон, Дэвид и телохранители пытались ее успокоить и уверяли, что полиция разгонит репортеров и проводит ее до дома.
Дэвид улыбался своей особенной улыбкой. Сегодня он надел под замшевый пиджак черную футболку «Blink 182», и его глаза почему–то казались еще зеленее, чем обычно, – может, из–за яркого освещения.
– Привет! – поздоровался Дэвид, продолжая улыбаться.
Не знаю почему, но сердце мое бешено заколотилось. Но ведь он мне не нравится! Мне нравится Джек!
Я вдруг вспомнила, что Ребекка говорила о каком–то притяжении. Может, это оно и есть? Когда парень улыбается, а сердце у тебя уходит в пятки.
Я была даже рада, что мы с Дэвидом в разных школах, и он не знает, какие про нас ходят слухи. Но то, что я могу чувствовать влечение
к кому–то, кроме Джека, меня ужасно расстроило.
Так что я, проигнорировав приветствие Дэвида, с возмущением спросила, махнув рукой в гипсе в сторону репортеров:
– Слушай, тебя все это не достало? Что ты улыбаешься? – Дэвид улыбнулся еще шире.
– Ты что же, боишься прессы? – рассмеялся он. – Ты, девочка, которая прыгнула на сумасшедшего и выбила у него из рук пистолет?
Я нервно сморгнула. Признаться, смех шел Дэвиду еще больше, чем улыбка.
Я быстро пришла в себя и непринужденно
ответила:– Пустяки, ты на моем месте сделал бы то же самое.
– Не уверен, – как–то смущенно ответил Дэвид.
Тут приехала полиция, чтобы забрать и проводить Терезу, и как только открылась входная дверь, наш разговор потонул в шуме и гаме. Мы с Дэвидом поспешили подняться в класс. Там все было как в прошлый раз, но на столике вместо фруктов красовалось яйцо. Я подумала, не забыла ли Сьюзен свой завтрак, а может, ворон Джозеф оказался на самом деле вороной Жозефиной?
– Итак, – произнес Дэвид, когда мы сели и разложили листы бумаги. – Что сегодня? Снова ананас? Или какой–нибудь сезонный фрукт?
– Слушай, отстань уже, – прошипела я. – Отцепись от меня с этим ананасом.
Я не могла себе простить, что испытываю влечение к парню, которому нравится надо мной издеваться.
– О, извини! – Дэвид не переставал улыбаться. – Как я мог забыть! Ты же тонкая творческая натура.
– Если я не желаю, – я взглянула на Сьюзен Бун, которая мыла кисти и готовилась к занятию, – чтобы мою индивидуальность подавляли, это вовсе не означает, что у меня тонкая натура!
– Ты это о чем?
– О Сьюзен Бун, – зашептала я, снова косясь на нее с неприязнью. – Это она учит нас всяким глупостям – рисовать то, что видишь.
– Почему глупостям? – улыбка медленно сползла с лица Дэвида.
– А ты подумай сам! Что было бы с искусством, если бы Пикассо рисовал только то, что видел!
Дэвид нервно сморгнул:
– Именно это он и делал, Сэм. Долгие годы Пикассо рисовал только то, что видел, прежде чем рискнул на эксперименты с линиями и пропорциями.
Я не поняла ни слова.
– Прости, что?
– Послушай, все просто. Прежде чем нарушать правила, надо эти самые правила знать. Именно этому нас и учит Сьюзен: рисовать то, что видишь, а потом уже приниматься за кубизм, ананасизм и все остальное.
Все это было для меня полной неожиданностью. Джек ни разу не говорил о том, что, прежде чем нарушать правила, надо их изучить. А ведь он всегда пытался доказать, что любое отклонение от нормы – это хорошо.
Сьюзен вытерла кисти и хлопнула в ладоши.
– Итак, дорогие друзья. Думаю, все знают, что на прошлой неделе у нас было… незначительно событие. – Все рассмеялись. – Но почти никто не пострадал. Так что вернемся к работе. Видите яйцо? Нарисуйте его. Если вы не привыкли работать красками, можете брать карандаши и мелки.
Я взглянула на яйцо. Оно лежало на белоснежном куске шелка. Но среди карандашей не было ни одного белого.
Я вздохнула и подняла руку.
А что оставалось делать? Эта ужасная женщина опозорила меня перед всем классом, а теперь даже не дала мне нужного карандаша… Кажется, она призывала рисовать то, что видишь? Или что она имела в виду? Я готова выучить правила, но это явно граничило с абсурдом.
– Да, Сэм. – Сьюзен подошла ко мне.
Я опустила руку:
– У меня нет белого карандаша.