Отчего мы, русские, такие?
Шрифт:
С.: – А как же монголо-татарское иго? Двести лет терпели!
Р.: – Не так уж и терпели. Известный историк Л. Гумилёв в книге «Древняя Русь и Великая степь» даже доказывал, что с монголами у нас был военный союз. Да, они прошли в 1238 году по Руси, особо сопротивляющиеся города сожгли. Быстрому продвижению монголов по русским землям способствовало то, что государства в полном смысле слова ещё не было. Русь раздирали великокняжеские междоусобицы. Потом монголы особенно в нашу жизнь не лезли, только давали ярлыки на княжение и получали дань. Но в то же время помогали отражать агрессию с Запада. А в XVI веке пошёл обратный процесс: в 1552 году русскими была завоёвана Казань, в 1556-м завладели Астраханским ханством. Известно же: русский долго запрягает.
С.: – Сейчас появились оправдательные объяснения относительно нашей нынешней разрухи и нищеты: мол, во всём виноват суровый климат. Но ещё более суровый климат в XVIII-XIX
Р.: – Русские никогда не гнались за богатством, за роскошью. И ещё мы всегда отличались глубиной чувствования, мысленно жили шире своего образа бытия. Даже европейцы нас всегда называли философствующим народом. Вот сидят мужички на лавочке в каком-нибудь селе и говорят не о том, сколько на новый забор столбов надо или, скажем, чем крышу сарая покрыть, не о животрепещущих своих местных проблемах. Об этом тоже гуторят, но чаще о том, действительно Барак Обама президент или им кто-то командует, обгонят ли нас китайцы в освоении космоса, откуда прилетают на Землю инопланетяне, будет ли Третья мировая война. И с приезжим сразу заговорят о каком-нибудь глобальном кризисе, об Исламском государстве, о положении в Европе. Привязанность к одному месту, невозможность отдалиться от дома, прежде всего, из-за отсутствия денег, да и по причине боязни дальней дороги вызывали в деревнях размышления о России вообще, о других странах, о мироздании. Даже социологические исследования показывают, что среди русских смысл жизни ищут гораздо больше людей, чем среди европейцев. Теряется он у общества – и пошли пьянство, наркомания, самоубийства. Мы же видели, что интерес к жизни в широких слоях нашего общества в 90-х годах заметно увял.
С.: – Поэтому мы часто ввязываемся во всякие авантюры, кого-то защищаем, участвуем в европейских разборках, которые к нам никакого отношения не имеют. Мы непременно должны какую-то роль в мире играть, удивлять весь белый свет. Ну что, спрашивается, русский солдат потерял в конце XVIII века в Альпах, с какого испугу он помчался защищать австрийцев? Зачем ему понадобился Париж в марте 1814 года?
Р.: – Всё то же ощущение недостаточности смысла жизни побуждает русских устремляться куда-то за славой. Мы – увлекающийся народ. Ищем особый путь, строй, мировой статус, иначе нам неинтересно.
С.: – Однако часто можно услышать, что русский народ, наоборот, устал от особой роли, от имперской миссии, от войн и революций, от надрыва и великих строек коммунизма. Говорят, что русские хотят нормальной жизни, то есть как раз иметь хороший заработок, обустраивать свой дом, растить детей, летом ездить с ними на море, выращивать на своём участке редиску и крыжовник.
Р.: – В ХХ веке наш народ утомили революционеры-большевики. Людям надоело быть орудием для экспериментов, объектом дрессировки.
С.: – Мы возомнили, что несём свет миру. Недаром говорят, что русские склонны оказываться в плену утопических идей вроде борьбы ради счастья трудящихся всей планеты. И «одновременно с этим, – пишет доктор философских наук Н. Козин в книге «Постижение России», – за ХХ столетие сформировалось весьма парадоксальное явление: русская нация, претендующая на статус одной из великих наций современности, является нацией с наименее развитым национальным самосознанием, а такая нация лишена элементарных инстинктов национального самосохранения в истории, становится легко доступной для манипулирования любой группой проходимцев и преходящих идей». Как-то читатель «Новой газеты» высказал такую мысль: «Среди российских обывателей легче адаптируется идея национального превосходства, чем идеи толерантности и личной свободы».
Р.: – Идея превосходства – в какой-то мере компенсаторная. Да, мы готовы терпеть притеснения от князя, старосты, мытаря, начальника, но в целом мы – большой независимый народ, в противодействие внешнему агрессору вкладываем всю свою энергию недовольства и обиды, накопившуюся в ответ на деспотизм своих правителей и чиновников.
С.: – Мы всё кичимся достижениями прошлых веков, в основном XIX века, результатами огромных усилий наших предков, но не утруждая ничем себя самих. Не следует нам уподобляться самодовольным гусям, которые гоготали: «Наши предки Рим спасли!», но не смогли ничего ответить на вопрос: «А что же сделали вы сами?» Полёты в космос обеспечивают сотни, ну, тысячи человек, перекрыли Енисей тоже не миллионы, а талантливых
прима-балерин из Большого театра и вовсе можно пересчитать по пальцам. Пора каждому спросить себя: а что я сделал для поднятия престижа своего народа, для подтверждения статуса великой нации кроме того, что вчера напился до чёртиков, избил жену и сломал скамейку в сквере?Р.: – Русское общество очень неоднородно. Оно интересно для социальных психологов, социологов, его менталитет заслуживает пристального изучения, поскольку Россия часто идёт неведомыми путями в поисках главной дороги.
С.: – Менталитет – слово новое, не всем знакомое.
Р.: – Это – широкое понятие, включает в себя психологию народа, его склад ума, мировосприятие, а если ещё шире, то нравы, традиции, образ жизни. Мы, русские, за свою историю накопили огромный опыт самых разных испытаний, катастроф, неурядиц, издевательств судьбы, вплотную узнали, какой получается реализация идеи о самом справедливом строе. Представители других народов удивляются нашей способности стойко переносить самые неблагоприятные явления природы и всякие неустройства.
Может быть, наша судьба – ставить на себе
мучительные эксперименты в назидание человечеству.
Россию называют даже всемирной страдалицей, говорят, что она – душа мира. Может быть, Высший Разум хочет донести через Россию важные идеи до всего человечества, избрав её своим «агентом влияния», наградив ролью мессии. Мессианство – дорогое «удовольствие». Точнее – тяжёлая ноша, даже крест.
С.: – Да, русскую нацию уважали за правдоискательство, за бескорыстие, за душевность и глубинную порядочность, хотя многие русские жили бедновато и ели не слишком сладко. Если же мы эти качества утратим, мы потеряем своё исконное лицо, очень важную основополагающую сущность и превратимся в отсталое третьестепенное общество, даже если у нас прибавится колбасы в мясных лавках, одежды в магазинах и мебели в жилищах. У нас порой говорят, что мы – народ-мессия. Но чтобы претендовать на духовное лидерство, исполнять миссию всемирного масштаба, требуются большие моральные силы, высокая нравственность. А мы грешим направо и налево, нарушаем «оптом и в розницу» все десять христианских заповедей. Кого из нашего времени выделят потомки и будут им ставить памятники? Мы сами себя порочим убийствами, мошенничеством, неуёмной жадностью, завистью и прочими «доблестями». Разве одна часть общества не думает только о том, как бы объегорить другую часть, выехать за счёт её усилий? Разве враньё не стало у нас нормой? Как-то всё это не даёт нам права претендовать на титул великой нации.
Р.: – Обычно русофобы только на этом и концентрируют своё внимание.
С.: – Верно, гипотетический русофоб видит только наши негативные свойства и привычки. А каков наш джентльменский ответ этому русофобу? Заткнуть ему рот, как это делали в советские годы, и ничего при этом не делать, чтобы у него не было оснований для обидных высказываний?
Р.: – Надо определиться: есть русофобы и «русофобы». Первые – это злопыхатели, у которых в основе высказываний эмоциональная реакция на русских, заведомое, так сказать, «фоновое» неприятие нашего брата, ими движут лишь ощущения, личные интересы, а не осмысленное, обоснованное отношение. Им не очень нужны наши аргументы, у них нет желания, чтобы мы становились лучше, значит, в их глазах мы всё равно останемся порочными. А «русофобы» в кавычках – люди, которые честно и обоснованно отмечают наши недостатки. Многие из этой категории людей искренне хотят нам помочь избавиться от наших изъянов и ошибочных представлений. Их можно даже поблагодарить за критику, а честное признание нами своих проблем только поднимет нас в их глазах. Между критиканами и критиками – большая разница.
С.: – У нас любят прославлять и превозносить русский народ, твердить о его талантливости, об особых душевных качествах. И в то же время многие наплевательски, по-хамски, а то и просто жестоко относятся к реальным соотечественникам, а иные «гордецы» стремятся отстраниться от представителей этого самого русского народа, как от каких-нибудь гастарбайтеров из далёкой отсталой страны. Получается, русский народ – это нечто абстрактное, умозрительное, пришедшее к нам то ли из сказок, то ли из былин, но не имеющее отношения к нынешней действительности. Однако основу любой великой державы составляют живущие в ней люди. Ещё много говорим о патриотизме. Но что такое патриотизм? Это – любовь к своей родине. А родина – это, прежде всего, опять же люди, природа. У нас же многие губят природу, способны избить ни за что ни про что прохожего, устроить погром на мирной уютной улице, то есть они – «антипатриоты». И таких «антипатриотов» – пруд пруди! Убить соотечественника для некоторых – раз плюнуть! На футбольных матчах вопят «Россия, вперёд!» и тут же ломают сидения, крушат вагоны метро. Как же разрушаемая бесчинствующими фанатами родина со сломанными сидениями и разрушенными вагонами двинется вперёд?