Отдана за долги

Грубо взял свой долг, о котором столько разговоров, но суть которого так и не понятна мне. Также как и то, почему я должна расплачиваться за этот долг.

Вытираю слезы, которые никак не могу остановить. Внизу живота боль. Совершенно новая для меня боль.

Я абсолютно голая перед ним. Натягиваю на себя покрывало. Взгляд падает вниз на красное пятно на кровати, лишний раз напоминая о произошедшем.

Нет, я не держалась за свою девственность как за что-то особо ценное. Но ожидала, что мой первый раз будет с любимым. Будет нежным и, даже если неизбежно болезненным, то не столь мучительным.

А оказалось, что моим первым мужчиной станет зверь, которому доставляет удовольствие причинять боль. Терзать. Мучить. Зверь, которого я ненавижу больше всего на свете.

Прежде чем уйти, он бросает на меня взгляд, ухмыляется. При этом заправляет член в брюки. Член, слишком большой для меня. Мне казалось, что меня разрывают на части, когда он одним толчком, с силой вогнал его в меня.

Крик сам собой вырвался из горла. А из глаз опять потекли слезы.

Я инстинктивно сжала бедра, как будто хотела вернуть все, как было. Мое движение не осталось незамеченным.

— Вижу тебе понравилось, — зло ухмыляется он. — Обязательно повторим.

Испуганно смотрю на него. Повторим?!

Не успеваю ничего сказать, как он выходит за дверь.

Склоняюсь на кровать и просто лежу, глотая соленые слезы. Провожу ладонью по лону. Больно. До сих пор больно. Убираю руку и вынимаю ее из-под покрывала. Красные разводы на ладони. Кровь. Моя кровь.

Ее запах смешивается с чем-то ещё. Какой-то новый, незнакомый ранее запах. Терпкий. Звериный.

И тут понимаю, что это запах спермы. Весь живот в ней. Втягиваю носом этот ни на что не похожий запах. И чувствую приступ рвоты.

Заставляю себя встать и бегу в душ.

Несколько раз натираю себя гелем для душа. Натираю и смываю. И снова — натираю и смываю. Как будто это поможет мне смыть не только запах, но и воспоминания.

В конце концов, успокаиваюсь и выхожу из душа. С опаской заглядываю в комнату. Его нет. Иду к кровати, срываю простыню с красными пятнами и яростно пытаюсь порвать ее. Ничего не получается. Бросаю ее на пол, заворачиваюсь в покрывало и как будто в коконе засыпаю. Погружаюсь в темноту.

Во сне ко мне приходит мама и гладит меня по голове. Я хочу взять ее за руку, но вдруг из ниоткуда появляется черный волк и кусает меня. Кричу от страха и боли и просыпаюсь.

В окна бьёт солнечный свет. Уже утро. Сердце до сих пор колотится от ночного кошмара. Натягиваю свою высохшую одежду и иду к двери.

Дёргаю ручку, но она не поддается. Дверь закрыта. Я заперта.

Начинаю колотить в дверь. Слышу, как щелкает замок. Дверь открывается и я вижу женщину, которая вечером привела меня в эту комнату и дала сухую одежду.

Она с улыбкой, по-доброму, смотрит на меня.

— Доброе утро, — говорит она, — завтрак уже готов. Сейчас Вам все принесут.

— Мне надо домой, — произношу я и пытаюсь пройти между косяком и этой женщиной.

— Дамир Зарипович просил Вам передать два слова, — неожиданно говорит она. — Деньги на операцию.

Я останавливаюсь. Я не глупая и отлично понимаю намеки.

Опустив голову, возвращаюсь к кровати.

— Завтрак принесут через пять минут, — говорит женщина и уходит, закрыв за собой дверь.

30. Милана

Так проходит два дня. В бессмысленном ожидании. Сижу в этой комнате — тюрьме. За это время познакомилась с женщиной, которая каждое утро приветствует меня. Рузана. Милая и дружелюбная, она никак не вписывается в стены этого дома.

Каждое утро она приносит мне еду. Мило общается на отвлеченные темы. Но стоит мне завести разговор о хозяине дома или о себе, сразу же уходит.

У меня нет никакой связи с внешним миром. Телефон отобрали. За окном — огороженная высоченным забором территория, по которой периодически проходит охранник.

Я в клетке. Но как долго это продлится? Мне хочется знать ответ лишь на этот вопрос. Я хочу к маме. В больницу. А вдруг ей стало хуже?

На третий день дверь в комнату открывается. Без привычного стука горничной.

Появляется он. Входит и закрывает за собой дверь. И опять этот ледяной пронизывающий взгляд черных глаз. Но я выдерживаю его. Даже не моргаю.

Он молча снимает пиджак и бросает его на стул. Делает шаг ко мне.

Инстинктивно отступаю назад.

Он останавливается и ухмыляется.

— Я могу уйти? — спрашиваю, заставив себя не дрожать от своей смелости.

На секунду его глаза расширяются, но потом он снова берет себя в руки.

— Нет, — отвечает жёстко и расстегивает ворот рубашки.

— Но я должна навестить маму! Вдруг ей хуже? Она же в больнице!

Он вдруг зажмуривается на мгновение и быстро открывает глаза. Огонь в них способен испепелить все вокруг.

— Восемь лет назад, — сквозь зубы цедит он, — мне сообщили, что моя мать умерла.

Я чуть не вскрикиваю, но в последний момент сдерживаю себя.

— Я не смог ни проститься с ней, ни кинуть горсть земли на ее гроб, — продолжает он и смотрит уже не на меня, а на стену за мной.

Как будто погружается в воспоминания.

— Я сидел в четырех стенах и резал себе пальцы от бессилия.

Он переводит взгляд на меня.

— Твоя мать жива, — говорит он. — И твое присутствие там необязательно. Помочь ей ты можешь только здесь.

Его рассказ задевает что-то внутри меня. Когда он говорит о своей матери, что-то в его глазах меняется. Но стоит ему взглянуть на меня, как опять возвращается эта жестокость и ненависть.

Да, мне, наверное, в чем-то жаль его. Но моя мама жива и нуждается во мне. И я должна бороться за то, чтобы быть рядом с ней.

— Но ты же получил свое! — возмущаюсь. — Ты же не собираешься держать меня здесь взаперти вечно?

Откуда-то во мне появляется уверенность. Может быть, потому что я впервые вижу хоть какие-то эмоции на его лице.

Вижу, что он злится. Но не боюсь. Хотя чувствую скрытую угрозу. Опасность, исходящую от него.

— Что же я получил? — усмехается и продолжает расстёгивать рубашку.