Отдать долги (кн.2) [СИ]

Вот теперь Влад напрягся. Вытянувшись, словно струна, он сглотнул и осторожно спросил:

— Хозяин ушел?

— Да, — последовал лаконичный ответ. — И, похоже, надолго.

Влад глубоко вдохнул и постарался собраться с мыслями. Итак, Хуана нет. И во главе корабля остался сменивший Армена Ниро — такой же грузный, неповоротливый, немного недалекий. Шанс?

— Ну, так как? — поторопил Николя.

С момента их последнего разговора минуло несколько дней, и все это время Влад со смесью страха и надежды ожидал рокового часа.

— Рискнешь? — в тоне Николя появилась ненавистная Владу насмешливость, на корню уничтожившая зародившиеся было сомнения.

— Рискну, — сухо подтвердил парень и прищурился, вызывая серебристый образ стража. Теперь это не вызывало прежнего тошнотворного ужаса. — Но ты мне так и не сказал, что конкретно нужно сделать.

— Я помогу тебе, — пообещал Николя. — Просто доверься мне.

Влад нервно усмехнулся. Довериться? Николя?! Как смешно!

— Тебе придется поверить мне, — заметил Николя, видимо, без труда отгадав ход мыслей собеседника. — Дай руку!

— Призраку? — поморщился юноша.

— Именно. И постарайся поверить мне.

Влад с довольно скептическим выражением на лице вытянул руку. Никогда еще он чувствовал себя более глупо, чем в этот миг. Не дай бог, кто-нибудь проснется и увидит, как он сидит в столь нелепой позе… решат, что бедный матрос сошел с ума от переживаний! И, пожалуй, будут недалеки от истины.

Сероватый силуэт Николя поплыл к нему. Мертвый страж тоже протянул руку, и прозрачные пальцы обвили ладонь Влада.

В первый миг парень ничего не ощутил — ни холода, ни какого-либо покалывания… но потом по всему его телу прошла дрожь, в голове будто взорвалась бомба, а перед глазами вспыхнул слепящий ярко-белый свет.

— Что, что происходит?! — то ли закричал, то ли подумал Влад.

Мир завертелся, рассыпался на переливчатые мозаичные осколки, и юноше показалось, будто его засасывает в этот красочный водоворот. Мысли путались, плыли, терялись… и вскоре парень и сам не понимал, кто он, что делает… да и вообще — существует ли он…

…

Отец смотрел на меня осуждающе, почти неприязненно. Впрочем, подобные эмоции как нельзя лучше шли его скуластому, с крупными и резкими чертами, лицу.

— Ну что? — лениво спросил я, развалившись в кресле и забросив ноги на стол. — Так все делают!

— Но ты стал убийцей, — сурово напомнил мой властный родитель. Прямой, как струна, с приглаженными черными волосами, в темно-фиолетовом строгом наряде, он был вылитым колдуном из модных нынче пьес. — Понимаешь? Ты стал убийцей.

Я осклабился в улыбке. Его слова мало трогали меня.

— Это была честная дуэль, — напомнил я насмешливо. — Всего-то.

— Ну, а в чем был смысл? — устало поинтересовался Хуан, приблизившись вплотную ко мне и глядя на меня сверху вниз. Расчерченное тенями, его лицо казалось почти уродливым.

— Смысл дуэли? — я искренне удивился и, потянувшись за бокалом с коньяком, спокойно пояснил: — Этот кретин разозлил меня. Да ты и сам, папа, не ангел, разве нет?

Отец нахмурился:

— Ты слишком многое себе позволяешь, Николя!

— Разве? — я растянул губы в ехидной улыбке. — Ну, пускай так. Но это правда. Ты тоже убивал.

— Потому знаю, что это оставляет шрамы на душе. Мне не хотелось бы, чтобы такие шрамы остались у моего сына.

Я пожал плечами и пригубил коньяк. Напиток обжег мое нёбо и растекся приятным теплом по желудку.

— Никаких шрамов не будет. Это было заурядным событием.

Я говорил нарочито небрежным тоном, хотя понимал, что безбожно вру. Заурядное событие?! Да я никогда не забуду остекленевший взгляд этого юнца, его предсмертный хрип и попытку вынуть из пронзенной груди острие моей шпаги. В тот миг меня затошнило, но сейчас я не хотел демонстрировать собственные чувства отцу. Не хотел подтверждать своим примером его правоту. Черт возьми, он всегда прав, и это невыносимо! … — Что с твоим лицом? — спросил меня Роберт.

Я поморщился и вытер окровавленную скулу.

— Да так… неудачный удар шпагой.

— Неудачный для тебя, но счастливый для твоего соперника? — иронично уточнил мой брат.

Я усмехнулся. Не знаю почему, но Роберт всегда вызывал у меня бОльшую симпатию, чем Жозеф. Грубоватый и примитивный, он, с другой стороны, был ближе и роднее, проще в общении… с ним было легко находить общий язык. Жозеф же всегда оставался чуть отстраненным, холодноватым, надменным, немногословным… не любил тратить время на праздные разговоры… Я никогда не мог его по-настоящему понять.

— Боюсь, может остаться шрам, — заметил Роберт.

— Ну, и ладно, — беспечно отозвался я, нисколько не обеспокоившись. — Шрам может мне даже пойти.

И мы весело расхохотались.

Вот в чем достоинство Роберта — Жозеф на его месте в лучшем случае одарил бы меня кислой улыбкой. … Она смотрела на меня сверху вниз и улыбалась. Я никогда прежде не видел такой улыбки — и никогда ее не забуду.

Никогда… это слово потеряло для меня смысл. Никогда — это если впереди тебя ждет целая жизнь. А моя, похоже, подошла к концу.

— Зачем? — только и спросил я. Мне было больно говорить, дыхание затруднилось. Я хотел выпрямиться и сесть, но силы были на исходе. А Кандида возвышалась надо мной подобно глыбе — и ядовито улыбалась.

— Есть причина, — ответила она своим журчащим и, надо признать, красивым голосом.

— Что ты со мной сделала? — слова давались с большим трудом, комната плыла.

Кандида пожала плечами:

— Не стоило соглашаться пить со мной, малыш.

Я покосился на резной столик, заставленный бокалами и бутылками. Потом перевел взгляд на Кандиду — высокая, подтянутая, в строгом светлом платье в пол, с гладко убранными каштановыми волосами, полными губами и глазами орехового цвета, она была, безусловно, привлекательна… и, безусловно, опасна. Смертоносно опасна, как я понимал теперь.

Воспоминания путались, я начинал терять нить мысли. Образы прошлого перемешались… Откуда эта женщина вообще взялась в моей жизни? Кажется, мы познакомились на сегодняшнем балу… ко мне подошла яркая, хотя и отнюдь не юная, незнакомка… пригласила на белый танец… а потом предложила уединиться… Почему бы и нет? С такой дамочкой явно не придется скучать!

От бокала вина я тоже не отказался — с чего бы? Как оказалось, напрасно: мне стало плохо после первых же глотков… Я не понимал, что со мной происходит, никогда прежде я не испытывал подобной слабости… мелькнула дикая догадка: я умираю! Раньше я не верил, что когда-нибудь умру. Умом понимал, — но не верил. Впрочем, страха я не чувствовал — только бесконечное удивление и недоверие.