Отдай мне её

– А не поздно ли ты пришёл домой, милый? Точнее – а не слишком ли рано?

– Аль, ты чё? Разборки, что ли, решила устроить? Давай не сейчас, – он лениво расстегнул пуговицы белой рубашки и бросил её мне. – На, постирай. Испачкалась.

Машинально поймала рубашку. Шея его обнажилась, и я увидела на ней огромный засос. Нет, не засос, а засосище!

– Я не поняла, это что?!

– Где?

– У тебя на шее! Это засос?! – обошла кровать и встала рядом, повернув шею на свет.

Ну, так и есть!

– Да не, это комарики покусали, – Женя снова стал заниматься расстиланием кровати.

Сердце упало куда-то вниз. От боли стянуло лёгкие, но я должна была выяснить всё здесь и сейчас.

– Нет, подожди, – потянула я его за руку. – Ты не ляжешь со мной в одну постель, пока всё не объяснишь.

Мой взгляд упал на рубашку. Пока парень громко возмущался моим поведением, я разглядывала следы от красной помады.

– Женя, - горло сдавили подступившие слёзы. – Это помада.

– Ну да, – просто ответил он, глянув на ворот. – Чёрт, говорил я Светке, сотри губы свои красные. Нет ведь...

– Какая ещё Светка? – слёзы градом лились из моих глаз, а руки, продолжавшие держать рубашку, мелко затряслись.

– Савченко. А чё, имеет значение, какая Светка? – он уставился на меня, как будто мы говорили о том, какой шкаф лучше купить на дачу.

– Женя, ты мне… изменил?

– Ну, милая, не задавай глупые вопросы, если сама всё видишь. Уже не в первый раз, между прочим.

– Ч-ч-то? – прошептала еле-еле.

Рубашка вывалилась из рук на пол, и я осела без сил на кровать. Мне казалось, ещё слово, и я потеряю сознание.

– Не знаю, как ты раньше не замечала. Я думал, ты знаешь, что я такой. Любвеобильный, так сказать.

Внезапно накатила такая злоба, что думала, ещё немного – и это чувство просто порвёт меня на мелкие кусочки.

– Собирай вещи. И уходи. Я больше не желаю тебя знать.

Женя ухмыльнулся. Именно на это он и рассчитывал. Меня он выучил очень хорошо и знал, как повернуть ситуацию так, чтобы я думала, что выгнала его сама. Я не заметила из-за слёз его ухмылки и, собрав волю в кулак, ушла в кухню. Не хочу смотреть, как он собирает вещи.

Забралась на стул с ногами, размазываю слёзы по лицу. Как он мог так поступить со мной?

Мы три года вместе, и я не замечала всё это время, какую змею пригрела на груди... А мне говорили, и не раз, что музыкант меня не стоит, что он мот и повеса, к тому же гуляка, а я отказывалась верить – люблю, блин!

Сейчас уже не знаю… Мне было ужасно обидно, Женя меня просто трактором переехал. Я его в этот момент ненавидела. Никогда не прощу и, как раньше, относиться точно больше не смогу.

Хлопнула входная дверь. Вот и всё… закончилась наша горе-лавстори. Рухнула в рыданиях на руки. Взвыла от боли, раздирающей нутро. Господи, дай же сил мне это вынести!

7.

Утром кое-как пошла на работу. Благо, сегодня была репетиция, где я не нужна особо, а потом – выходной. Я отработала словно робот и в надежде на то, что за день отдыха более-менее приду в себя, снова вернулась в одинокую, ставшую вдруг сиротливой квартиру. Увидела, что нет ни его ботинок, ни курток, ни рубашек в шкафу, опять принялась плакать. Когда же эта боль отступит?

***

Бутылка вина была выпита полностью, я пьяненькая сидела на ковре и рыдала над полупустым флаконом одеколона, который Женя оставил на полке в прихожей, как мусор.

Я мазохистка – брызгала себя его духами и рыдала ещё громче. Он не вернётся... Никогда.

Где-то в сумке пиликал телефон. Кто-то звонил. Пусть звонят, я не хочу никого слышать... Второй звонок, третий. Да кто такой настырный, Господи?!

Рома?! Этому-то что надо от меня?

Собравшись немного, приняла звонок:

– Да.

– Привет, Аля, – сказал мужчина.

– Привет.

– Что у тебя с голосом? Ты плачешь?

– Ром, извини, но тебя это не касается. Ты что хотел?

– Женя просил меня передать тебе, что уехал в другой город и не вернётся. Не знаю, почему он не смог сказать об этом сам. Вы что – поссорились? Почему он уехал?

– Ясно, – голос сорвался.

Трубка выпала из рук...

– Аля? Аля! Ты где? – звала меня трубка, но я будто впала в прострацию и зависла, глядя в одну точку.

Спустя полчаса в дверь настойчиво постучали. Я все тридцать минут так и просидела на полу. Очнувшись, помотала головой – ну кого там ещё принесло? То звонят, то приходят – не дают человеку пострадать спокойно!

Пришлось вставать и открывать дверь.

– Роман? – моему удивлению не было предела.

Он что, по телефону не всё сказал, что аж прибежал сюда?

– Можно войти?

Я молча отступила от двери вглубь квартиры, пропуская мужчину.

– Ты чего приехал? Женьки нет... А, ну да, ты же знаешь... – язык начал конкретно заплетаться. – Тогда тем более не понимаю, что ты здесь забыл?

– Ты не отвечала по телефону, и я забеспокоился.

– О, Боже! Чертовски мило! – съязвила я. – Ну что, успокоился?

Мужчина внимательно окинул меня взглядом.

– Ты пьяная?

– А ты мне морали будешь за это читать? Восемнадцать давно есть!

– Аль, ну чего ты кусаешься? Я же из лучших побуждений. Подумал, вдруг тебе плохо.

– Нет, мне очень хорошо. Просто замечательно! Что–нибудь ещё?

Вот только его мне сейчас не хватало! Свалился на мою голову...

– Я знаю, что он тебя бросил, – сказал мужчина, наблюдая за моей реакцией.

Я молча опустила глаза, которые в очередной раз начал омывать океан солёных слёз. С ним я точно не хочу об этом говорить! Плечи судорожно дёрнулись из-за снова подступающих рыданий. Воронцов, заметив моё состояние, близкое к истерике, молча потолкал меня в кухню. Усадил на стул, принялся готовить чай и искать успокоительное. Хозяйничает, будто у себя дома. А мне всё равно. После его слов я опять впала в апатию и уныние. Молча стала пить налитый Романом чай.