Отдай мне мужа!

– Странные забавы ты придумал себе под Новый год! А заодно и нам всем!

Я изо всех сил сдерживался, понимая, что не имел никакого права злиться на друга, однако раздражение скрыть не удалось:

– Сожалею, что пришлось побеспокоить тебя, но именно сейчас один человек встречает Новый год в морге – по моей вине.

Он передернул плечами и пробасил:

– Несчастный случай – это несчастный случай!

Тем временем Лиза, обогнув машину, подошла ко мне и взяла под руку.

– Дорогой, это действительно ужасно. Но кто заставляет тебя оставаться здесь?

Моя жена надела для праздничной ночи костюм, недавно купленный в дорогом магазине: широкие темно-синие шелковые брюки и серо-голубую шелковую блузу, которая начинала поблескивать, как только на нее падал свет. На плечи была наброшена старенькая дубленка, но на Лизе даже она выглядела элегантно. Свои упругие волосы она уложила аккуратным пучком низко на затылке, а подводка и тени на веках зрительно увеличивали глаза и придавали им загадочность и глубину. Я знал, что мужчины оборачиваются ей вслед; в то же время ее нельзя было назвать красивой, блистательной или даже особенно хорошо одетой. Она выглядела… (внутренне я удивился, когда нашел подходящее слово) интеллигентной. И еще больше удивился тому, что не утратил способность давать оценку окружающему.

– Что у тебя с лицом? – спросила Лиза, внимательно в меня вглядываясь.

Я очень хотел успокоить ее, поэтому глупо пошутил, слегка перефразировав слова героя известного кинофильма:

– Поскользнулся, упал, очнулся… нос разбит.

Степа подошел к нам ближе, стараясь тоже рассмотреть меня. Его яркие веснушки, заметные даже в неверном свете ночных фонарей, забавно подпрыгнули на скулах от ехидной ухмылки.

– И где же это ты поскользнулся? – спросил он.

У меня не было желания реагировать на дурацкие шуточки.

Ветер яростно швырял потоки дождя на трепещущие деревья и обезлюдевшую мостовую. Я отослал Лизу укрыться в подъезде дома, а сам направился к своей машине.

– Чем трепаться, Степик, давай-ка лучше перегрузим подарки, – начал я. – Дома вы без труда с ними разберетесь. Лиза написала имена на пакетах. А тебе лучше поторопиться, если не хочешь вернуться к своим в следующем году.

– Он еще командует! – пробурчал Караян-младший, залезая в джип.

Когда я поставил ивовую корзинку рядом с ним на сиденье, он ухватил меня за воротник куртки и спросил:

– Ну, скажи правду – зачем ты тут торчишь?

Сейчас совсем не время было объяснять причины.

– Дамочка сильно пьяна, ей никак не втолковать, что муж погиб, – все же буркнул я. – Обратиться не к кому, а одну ее оставить я не могу.

– А почему ты в это влез? Полицейские могли бы сами с ней объясниться.

– Не дави на мозоль: сам себе задаю этот вопрос весь вечер. Но вышло, как вышло. Ладно, с Новым годом!

Мой приятель, явно раздосадованный, наконец тронулся в путь.

Лиза ждала меня в подъезде. Ее знобило, хотя было совсем не холодно. От дождя завитки волос прилипли к вискам, а косметика потекла. Но несмотря на это – какой красавицей она казалась мне! Она не была прекрасна, как статуя или картина; она была прекрасна, как луг, овеваемый ветром. В ней билась жизнь, которая чувствовалась в каждом ее взгляде, в каждом устремлении. Моя мужественная, преданная женушка! Сейчас Лиза с тревогой глядела на меня.

– Игорь, а теперь расскажи мне всю правду! – потребовала она.

И я поведал ей в мельчайших деталях обо всех перипетиях сегодняшнего вечера, включая поездку в морг. Выложив то, что камнем лежало у меня на сердце, я почувствовал облегчение. Свой рассказ я заканчивал на лестничной площадке, перед дверью Панкиных. Их квартира казалась мне мрачным капищем, где поклоняются жестоким богам.

– Но почему ты не позвонил в полицию? – спросила Лиза.

– Да пойми же, пока не произошло ничего незаконного!

– А сообщение? Ведь его отправил кто-то другой, уже после смерти Панкина. И у этого неизвестного могут быть преступные цели.

– Но в самом сообщении нет ни угроз, ни намека на шантаж. Дорогая, пока мы не имеем доказательств обратного, его можно рассматривать всего лишь как дурацкую шутку.

– Ты что, хочешь сам получить доказательства? Ты уверен, что твоя затея безопасна?

– У меня нет никаких затей. Ты тоже считаешь, что у кого-то, возможно… нечистые планы?

– Пожалуй…

– Вот поэтому я и хочу, чтобы рядом с этой женщиной кто-нибудь находился, но… В общем, я никого не нашел…

Дальнейшие попытки Лизы возразить я оборвал поцелуем. Она крепко прижалась ко мне. На несколько секунд время, казалось, остановилось, мы растворились в поцелуе, слившись в единое целое, полные нежности и благодарности друг другу. Потом Лиза подняла глаза и лукаво улыбнулась:

– Твой нос похож на вульгарную открытку с моря.

– Зато он будет отлично смотреться, когда завтра утром я зайду в костюме Деда Мороза в комнату к детям!

Лиза рассмеялась, и мы вошли в квартиру. Из чисто мальчишеского бахвальства мне захотелось провести экскурсию. Словно заправский агент по продаже недвижимости, я показывал жене квартиру, как если бы она являлась потенциальным покупателем. Мы даже заглянули в тот уголок, о котором я не подозревал, находясь весь вечер в жилище Панкиных. Узкий коридор прямиком из центрального холла привел нас в комнату, убранную в деревенском стиле: выбеленные стены, маленькое окошко, обрамленное деревянными наличниками; пестрые, вручную тканные половички на полу, массивные, сработанные явно в давно минувшие времена, кровать, комод и шкаф.

– Комната для гостей? – спросила Лиза.

Я пожал плечами.

– Может, тут обитала домработница? – предположил я, вспомнив ее и злополучный чемодан, который тащила та маленькая женщина с заплаканными глазами.

Лиза реагировала на всю эту роскошь совершенно по-женски. Несмотря на странность нашего визита и серьезность положения, она не могла удержаться от восхищенных восклицаний:

– Какая красота! Сколько вкуса! И, разумеется, денег!

Напоследок я завел Лизу в спальню. В полумраке лицо Евы казалось восковым. Она спала беспокойно, с хрипом втягивая воздух и временами вздрагивая. Должно быть, ей было нехорошо. Мне подумалось, что ее подсознание все-таки работает и предчувствует тяжкую правду.

Плотно закрыв за собой дверь, чтобы даже звуком не потревожить тяжелый сон хозяйки, мы устроились в гостиной. Взгляд жены упал на фотографию Германа Панкина.

– Это он? – спросила она.

– Он.

Она долго разглядывала веселого теннисиста, потом осторожно поставила портрет на место и покачала головой.

– Не хотела бы я оказаться на месте его жены. Даже если предположить, что ей ничего не угрожает.

– Да уж… К тому же у меня сложилось впечатление, что Ева, несмотря на все свои миллионы, или сколько там у нее есть денег, не способна держать удар.