Отец Арсений

Все в семье были русофилы, имена братьям давались только из числа русских святых, имена сестер, Ольга и Елена, – в честь святой княгини Ольги, в крещении Елены. Братья окончили Пажеский корпус, сестры – Смольный институт. Мне не только в Пажеский корпус нельзя, а и в кадетский – роста маленького, вид замухрышки, офицер из меня никакой. Учился в реальном, окончил с золотой медалью, поступил в Петербургский политехнический институт и тоже с золотой медалью окончил, но моих родителей это не радовало.

С одиннадцати лет постоянно ходил в церковь, дома усердно молился, а в семнадцать лет поехал на Валаам; ездил летом в Соловецкий монастырь и псковские монастыри. Родители, особенно мама, «рвали и метали»: княжеского рода, богатый – и к «жеребячьей породе» лезет, так в высших, да и не только высших, кругах называли священнослужителей за длинные волосы и бороды. Вся родня поднялась против меня, пошли разговоры отправить меня в Екатеринбург, благо губернатор родственник, или в Англию в посольство, чтобы оторвать от Церкви.

После окончания института поступил на Балтийский завод. Революционно настроенная инженерная интеллигенция, узнав, что я из известного княжеского рода, да еще при царском дворе «околачивающегося», объявила мне бойкот «молчанием», разговоры только по делу: «да» или «нет», и, конечно, в основном «нет». Дома плохо, на заводе еще хуже. Золотая медаль, грамота сыграли отрицательную роль в глазах сослуживцев. Не раз говорили: «Князюшка! Золотеньку грамоту-медальку за происхождение получили или денежку дали?»

Думаю: что делать? Пошел в церковь, куда всегда ходил, хороший там был настоятель протоиерей о. Николай. Рассказал, что у меня дома, на работе и что тянет меня уйти в монастырь. Выслушал батюшка, помолчал, помолился со мной и сказал: «Алеша! Для военной службы не пригодны, гражданская тоже не ладится; в монастырь хотите, – дело большое, богоугодное. Мне трудно дать Вам совет, хотя душой своей за это. Поезжайте в Оптину пустынь, а перед этим в Кронштадт к отцу Иоанну, что скажут, то и делайте», – и благословил. Поехал к о. Иоанну Кронштадтскому, народу толпы, не пробиться, в собор не войти. Встал недалеко от входа, молюсь, у Господа и Пресвятой Богородицы помощи прошу. Кончилась литургия, пролетку для батюшки подали. Вышел батюшка из храма, народ под благословение бросается, а то и под ноги. Стою в толпе, городовые и причетники храма дорогу расчищают к пролетке. Дошел батюшка по проходу до меня, а я в толпе далеко стоял, остановился, повернулся, народ раздвинул и ко мне подошел. «Ты князюшка! В монастырь, в монастырь, а сперва в Оптину поезжай», – благословил и пошел. Народ, окружавший меня, стал говорить: «Это тебе, раб Божий, он путь показывает».

Через неделю поехал в Оптину пустынь. Приехал, зашел в собор, встал у иконы Божией Матери и молюсь, молюсь. Помолился и не знаю, к кому обратиться, кого спросить. Подходит ко мне пожилой монах и говорит: «Соблаговолите зайти к старцу о. Анатолию». Удивился несказанно я. Иду, ног под собой не чувствую, и в то же время страх на меня напал. Кто мог знать, что я в храме и не знаю, как к старцам попасть? Пришли, много народу ждало приема, долго ждал, солнце к заходу пошло, вышел молодой монашек и позвал к старцу. Вошел, принял благословение. Оглядел меня старец Анатолий и сказал: «Оставляй, Алексей, свою мирскую жизнь и поезжай в монастырь Нила Столобенского к старцу Агапиту. Тяжела жизнь твоя будет, ох тяжела, золото ведрами много лет будешь черпать. Иди к родителям, скажешь – в монастырь уходишь». Обнял меня старец, благословил, и я уехал радостный в Петербург.

Приехал, отца дома не было, матери говорю, что получил в Оптиной пустыни благословение поступить в монастырь. Произошел огромный скандал, приехал отец, на приеме у императора был, мама ему рассказывает. Закричал отец: «В монастырь дорога тебе закрыта, поеду завтра в Священный Синод, дадут распоряжение никуда тебя не принимать». Мать пощечин надавала, нехорошо обозвала, братья и сестры вечером пришли, смеются, юродивым называют. Вытерпел все упреки и разговоры, поехал на Балтийский завод увольняться, с радостью отпустили.

Написал родным прощальные письма и поехал в город Осташков, оттуда на маленьком пароходике добрался до монастыря Нила Столобенского. Остановился в гостинице и на другой день вместе с богомольцами в храм монастырский пришел. Помолился, отстоял обедню, подошел к одному из стоявших монахов и спросил: где можно найти старца Агапита? Монах удивился: «Старец живет в скиту». Опять спрашиваю: как же его увидеть? Отвечает: «В скит не всех, не всех допускают, надо разрешение просить у скитоначальника. Он сейчас у игумена, встаньте у игуменских покоев, когда выйдет, спросите. Коли воля Божия будет, разрешит. Строгий он у нас». Расспросил, где покои игумена, встал у подъезда. Выходят два монаха, который из них скитоначальник, не знаю. Подошел и говорю: «Ваше преподобие, меня старец Анатолий Оптинский к старцу Агапиту в ваш монастырь направил». Один из монахов спрашивает: «Расскажите, по какому делу». Рассказал, оба слушают, вопросов не задают, только высокий монах сказал: «Батюшка Ваш хочет от Синода бумагу получить – не дадут!» Понял, что высокий – скитоначальник. «Еду сейчас в скит, возьму Вас с собою. Идите на пристань к лодкам, подождите». Нашел пристань, подождал, сели в лодку и поплыли. Время было одиннадцатый час, вышли на остров, весь лесом зарос, высоченные сосны к небу тянутся, кругом вода озера Селигер, ширь, простор, небо голубое, дух у меня захватило. Позвал скитоначальник монаха, и привел он меня к старцу Агапиту.

Вошел в келью, получил благословение, старец на меня даже не взглянул, но сказал: «Долго Алексей ехал к нам, заждались. Рассказывай». Сесть не предложил. Подробно о семье своей, себе и жизни моей в Петербурге рассказал, о непреодолимом желании уйти в монастырь. Замолчал, кажется, все рассказал, но отец Агапит повторяет: «Подробней рассказывайте». Снова начинаю говорить, вроде повторяться стал, но опять слышу слова: «Дальше рассказывайте». Пока рассказывал, ни разу на меня не взглянул. Вопросы задавать начал. Отвечаю. Вошел монах, подумал – келейник. Он принес старцу кусок черного хлеба и две миски – я понял, что это обед монастырский. Встал старец, долго молился, приступил к трапезе, а я все стою. Кончил кушать, помолился вместе с келейником и говорит: «Продолжай о себе рассказывать».

«Батюшка, – отвечаю ему, – я Вам все рассказал», а сам уже стоять на ногах не могу. Первый раз поднял о. Агапит голову, взглянул на меня и сказал: «Не все рассказал, в монастырь бежишь не оттого ли, что братьям красавцам завидуешь? Может, сам красавцем был бы, да на приемах великосветских присутствовал, тогда о монастыре и вовсе не думал бы?» Молчу, не знаю, что ответить, шевельнулось что-то в душе, мелькнуло: «Может быть, и так». Никогда такая мысль мне в голову не приходила. Простоял часа четыре, встал старец и сказал: «Постой, подожди, пойду совета спрошу». Прошло еще часа два, вошел и произнес: «Вопреки правилам, останешься у меня жить вторым келейником». И вдруг неожиданно заговорил со мной по-английски, потом по-французски и сказал: «Хорошо знаешь языки, будут в жизни нужны». Достал старинную славянскую книгу и сказал: «Читай!» Выслушал, покачал головой и произнес: «Читать умеешь, но плохо, ударений не знаешь, слова у тебя «через пень на колоду переваливаются», учиться долго придется». Начал спрашивать об учении святых отцов, евангельские, библейские тексты, как и что понимаю. «Знаешь ты, голубчик, одни верхушки, зелено все еще в тебе, много придется познать, но главное, научиться молитве, найти в молитве не труд, а радость и в выполняемом ежедневно молитвенном правиле, и в обращении к Господу, Пресвятой Деве нашей Богородице и святым обретать духовный восторг и духовную неподдельную радость и понимание, что соединяешься с Богом. Смотрю на тебя и думаю, сможешь ли свое княжеское воспитание и понимание мира монашеским житием заменить? Думаю, сможешь, давай вознесем хвалу Господу Богу нашему и Пресвятой Богородице.

Устал стоять – ничего, в монастыре еще настоишься, привыкнешь. Келейником вторым будешь, отец Иеракс покажет, что надо делать. Часы у тебя в кармане – положи на стол, монаху они не нужны, по солнцу время узнавать будешь, привыкнешь».

Так началась моя монашеская жизнь, было тогда мне 24 года, шел 1907 год. Признаюсь, грешный я человек, молод, глуп был, монашеского послушания не знал, но не понравился мне старец Агапит. Как же был я не прав и понял это только через полгода. Первое время так трудно было, мысли всякие одолевали, но под руководством старца Агапита преодолел все трудности, полюбил его всей душой, ибо великий молитвенник был отец Агапит. Постриг принял в 1911 г. с именем Серафим, в 1913 г. стал иеродиаконом, но голос был тихий, и на служение в монастыре допускали не часто, в 1914 г. посвятили в иеромонаха. Всему обучал и наставлял меня о. Агапит, сколько сил и знаний передал он о. Иераксу и мне! Изучение церковной службы, творений святых отцов Церкви, Священных Писаний проходило под его руководством. Прочтешь книгу – подробно расспросит, как понял. Если необходимо, разъяснит или скажет, какую другую книгу прочесть. Но самое главное – учил молиться. Учение состояло в том, что он молился, и мы, внимая произносимым им словам, шли за ним, полностью погружались в состояние отрешенности от окружающего земного мира. В то же время о. Агапит наставлял нас, говоря: «Сам человек должен ее – молитву постичь, проникнуть в ее сокровенный Божественный смысл, не умом, а душою, духом своим, и тогда его ум, сердце и душа оторвутся от всего вещественного, от обыденного, горестей, печалей и даже человеческих радостей. Забудешь об уставших и болящих от долгого стояния ногах и постигнешь молитвенный восторг – ты, человек грешный, по милости Бога приблизился к Нему, ты, недостойный». Отец Агапит был из семьи военных дворян, дослужился до капитанского чина и неожиданно ушел в монастырь [14] . Он не имел духовного образования и в течение долгих лет самостоятельно изучал огромное количество духовной литературы. Знание им святых отцов было поразительным, Евангелие и Ветхий Завет знал по памяти, любил сочинения митрополита Московского Филарета (Дроздова), епископа Игнатия Брянчанинова, когда-то вел переписку с епископом Феофаном Затворником, знал о. Иоанна Кронштадтского, переписывался с Оптинскими старцами, но в Оптиной пустыни не был. Отец Агапит был строг и непоколебим, если кто-то нарушал устав, шел вразрез с учением Церкви, установленным молитвенным правилом, но был справедлив и очень добр. Замечая сделанное кем-то плохое, выговаривал, накладывал наказание и потом переживал и мучился, хотя замечания и наказания были справедливы. Имея обширные богословские знания и зная досконально творения святых отцов Церкви, почитая всех святых, с особой любовью относился к русским святым: преподобным Сергию Радонежскому, Савве Сторожевскому, Феодосию Тотемскому, Нилу Столобенскому, Серафиму Саровскому, святителю Тихону Задонскому и многим другим, считая, что их жизнь является высшим духовным достижением и именно на святоотеческой жизни русских святых следует всем русским людям, и монашеству в особенности, учиться.

14

Примечание: воспоминания о. Серафима записаны в последовательности его рассказа, хотя иногда повествование о каком-либо событии, начатое в начале воспоминаний, перебивается другим, а потом возникает вновь.

Пресвятая Богородица была для о. Агапита хранительницей земли Русской, защитницей сирых, убогих, обидимых, унывающих, томящихся в болезнях и муках. Молясь Матери Божией, о. Агапит перерождался, забывал о больных ногах, вставал и, если отец Иеракс или я читали акафист Богородице, то сам начинал петь кондаки и икосы по памяти. Он помнил наизусть акафисты иконам Божией Матери Владимирской, Всех скорбящих Радости, Федоровской, Нечаянной Радости, Достойно есть, Милующая, Скоропослушница, а также акафисты преподобному Сергию, Николаю Чудотворцу и многим святым. «Богородица и святые земли нашей – защитники и молитвенники о нас, грешных», – часто повторял нам о. Агапит. Когда он молился, то словно воспламенялся, каждое слово, произносимое им, зажигало во мне и о. Иераксе пламень веры, устремленность к Богу. Он говорил нам: «Мы все просим и просим у Господа, Матери Божией, святых, но что отдаем Богу за просимое? Давайте же славить имя Господне, благодарить за оказанные милости, за то, что живем и молитвами и милостью к людям можем спасти свои грешные души».