Отец моего жениха
Шрифт:
Юля
— Ну и как тебе живется с секси-папочкой? — спрашивает Маринка, когда в перерыве между лекциями мы бредем в университетскую столовую. — Он тебя не обижает? Не домогается?
— Ты чего несешь? — вскидываюсь я, ощущая как начинают гореть уши. — Он взрослый серьезный мужчина и, к тому же, отец Димы.
— Прежде всего, он красивый, сексуальный и богатый мужик в самом расцвете сил. А ты думаешь, он с ровесницами что-ли со своими спит? Для таких как Молотов те, кто старше двадцати пяти уже не котируются. Так что ты и я — для него самое то. Но так как ты занята его сыном, то остаюсь только я.
Я
— И что ты будешь делать, если Молотов обратит на тебя внимание? Сразу прыгнешь к нему в постель?
— Нет, конечно. Папа Димаса — это же не окунь речной, он, блин, настоящий тунец. Его с умом ловить нужно. Если я ему сразу дам, он ко мне интерес потеряет. С такими нужно стерву включать, чтобы он в кровати засыпал с мыслями обо мне. Чтобы цветами начал задаривать, а я такая: «Фи, Сергей Георгиевич. Вы что меня купить вздумали?» Он, конечно, в недоумении, и начинает страдать. Ну а дальше я его понемногу к себе подпускаю, разрешаю себя поцеловать, первый секс, а потом через полгодика он мне предложение делает.
Марина переводит дыхание и гордо одергивает дерматиновый ремешок китайской Луи Вуиттон, и я, не выдержав, начинаю хохотать. Ну очень у нее серьезный и деловой вид в этот момент.
— То есть поэтому Молотов последний раз был женат двадцать лет назад? Потому что такую умницу как ты не встретил? Чтобы он букет, а ему «фи»?
— Может, и не встретил, — огрызается Марина.
— А я вот думаю, что таких завоевательниц как ты он на завтрак, обед и ужин ест.
Черт его знает, почему я так рьяно кинулась защищать мужскую честь Молотова от гипотетических посягательств Маринки. Наверное, заботливо обмотанный бинтом палец так на меня действует.
— Ладно, не злись на меня, — примирительно толкаю надувшуюся подругу в бок. — Поедешь со мной Димку проведать? Я сразу после менеджмента стартую.
— Не знаю. К нему в палату таких умниц как я пускают?
— Да хватит тебе дуться. Помогать тебе охмурять Молотова я не стану, но и препятствовать не буду.
— А он в больницу к сыну ездит? — мгновенно оживляется Марина, словно единственное препятствие, мешающее ей воссоединиться с Диминым отцом, это мое неодобрение.
— Сказал, что сегодня заедет.
— Тогда решено — поедем вместе.
В больницу мы попадаем только после пяти, потому что из-за начавшегося дождя встряли в пробку. За поездку таксист насчитал нам поистине астрономическую сумму, и я в очередной раз корю себя за то, что не поехала на метро. Сказывается то, что я привыкла ездить на машине с Димой, а к хорошему, как известно, быстро прикипаешь.
Своим именным больничным пропуском мне козырять не приходится, потому что часы свободны для посещений и у меня есть хвост в виде Марины, которая, к слову, подошла к визиту в больницу очень тщательно: рубашку расстегнула на три пуговицы, на ресницы наложила два дополнительных слоя туши, а на щеки — свежие мазки румян.
И я зря беспокоилась, что в мое отсутствие Дима будет скучать:
возле его кровати обнаруживаются две плотно надушенные посетительницы, чьи лица кажутся мне смутно знакомыми. По-моему, они тоже учатся с нами. И пусть я совсем не ревнива, но от неожиданной картины все равно становится неприятно.— Малыш, — завидев меня, застывшую в дверях с пакетами, Дима ослепительно улыбается и предпринимает попытку подняться. Правда, тут же морщится и снова валится на подушки.
— Привет, — я быстро подхожу к нему и, игнорируя притихших блондинку и брюнетку, целую его в щеку. — Как самочувствие?
— Немного лучше, но все равно болит. Юль, это Сабина и Виктория, они пришли меня проведать. Это Сабина вызвала скорую и тебе позвонила.
Охх, Живцова. Может, Сабина эта от перитонита твоего будущего мужа спасла, а ты сразу клыки наточила.
— Я Юля, — натянув на лицо благодарную улыбку, поворачиваюсь к девушкам.
— Моя невеста, — подсказывает из-за спины Дима, от чего я начинаю улыбаться более естественно.
— Спасибо, что ты мне позвонила тогда, Сабина. И за то, что вызвала скорую.
Вряд ли наше с Мариной появление привело девушек в неописуемый восторг, но и враждебно настроенными они не выглядят. Немного высокомерными и смущенными, да, но за три года, проведенных в Москве я к таким лицам уже привыкла и даже выработала иммунитет. И кстати, очень сомневаюсь, что эти девахи — коренные москвички.
— Все в порядке, — царственно кивает идеально уложенными волосами блондинка и переводит взгляд на Диму: — Поправляйся, Дим, мы с Викой пойдем.
— Спасибо, что зашли, девчонки, — кивает мой жених и машет им с след рукой.
— Навоняли-то духами, — фыркает Марина, когда дверь за посетительницами захлопывается. — Как в Летуаль пришла.
Пахнет и, правда, ядрено, поэтому я приоткрываю окно, после чего начинаю распаковывать пакеты с едой.
— Это бульон с курицей и овощами, — объясняю Диме, ставя банку на тумбочку. — Я его процедила. А это смородиновый морс.
— Ты у меня такая хозяйственная, малыш, — улыбается Дима и гладит меня по ноге. — Как ты уживаешься с папой?
От этого невинного вопроса сердце делает кувырок и падает в желудок. Да что это за реакция такая?
— В порядке, - бормочу я, комкая в руках пустой пакет.
– Мы столкнулись только с утра на кухне, а после он уехал. Ах, и кстати, он просил передать, что заедет к тебе ближе к вечеру.
— Да, папа звонил, — беззаботно откликается Дима. — Должен подъехать с течение получаса.
При упоминании визита Молотова притихшая Маринка начинает дышать громче, а я беззвучно скриплю зубами. Что за час пик такой? Встречаться с Диминым отцом мне совсем не хочется. В смысле, я бы предпочла дать им возможность побыть вдвоем.
— Мы побудем совсем недолго, чтобы вам не мешать.
— А разве вы вам помешаем, Дим? — озабоченно осведомляется Марина. — Мы как мышки посидим.
Собственно, с этого момент уже можно начинать притворяться мышами, потому что дверь распахивается и на пороге палаты в шлейфе слюнособирательного парфюма появляется Молотов-старший. То ли в больнице дверные проемы низкие, то ли в Барвихе чересчур высокие, но от чего-то именно сейчас я в полной мере оцениваю его рост. Под метр девяносто.