Отец моей малышки

– Алекс, это свинство! Я это так не оставлю! – шиплю, специально называя его нелюбимым именем. – Мог бы и пораньше предупредить!

И продолжаю, с иррациональным упорством закрываться халатом. Зачем? Он ведь уже видел меня прыгающую по комнате голышом.

– Зачем ты вообще за мной подглядывал?! Что за проверки?

– Затем что мне нужно было убедиться, что ты в порядке. Кое-что произошло… по вине моей ассистентки. Не хочу сейчас тебя пугать, но будь осторожна и никому, кроме своей матери, не открывай.

У меня ширятся глаза – неужели до него начинает доходить, что все это заговор его ассистентки?! Интересно, что эта тварь еще натворила, кроме того, что подкинула мне письмо, написанное похожим на мой почерком, и заставила, под видом директрисы детсада, мою маму привезти мне сумку с Машиной одеждой!

А этого дурака не прощу, даже если на коленях будет ползать! – напоминаю себе.

– В общем, пока рано делать какие-то заключения, но похоже, Алла… слегка тронулась головой. Если она позвонит или появится, обойдя охрану, не открывай и не разговаривай с ней.

– Неужели? Тронулась головой или все заранее спланировала? – язвительно переспрашиваю. – Может, по такому поводу пересмотришь свидетельства моего планируемого «побега» в Лондон?

– Одно другому не противоречит, – сухо отвечает он. – Алла прекрасно могла тронуться головой независимо от твоего планируемого побега в Лондон. Письмо ты все еще написала мне сама, помнишь? Я прекрасно помню твой почерк с былых времен…

– А ты в курсе, что даже подписи подделываются, не то, что почерк?

– Так, хватит, – начинает раздражаться он. – И билет тебе купили, и письмо подделали, и сумку привезли… Многовато что-то для одной несчастной и, к тому же, чокнутой женщины. Прям агент разведки какая-то получается, а не доцент.

– Три несложных действия многовато? Ты явно недооцениваешь женщин.

Я продолжаю спорить, одновременно понимая, что звучит все это действительно не очень правдоподобно, особенно учитывая, что Алла подогнала все это под мою встречу с Андреем. Как она узнала, что я куда-то еду? Прослушивала телефон?

Значит, возможно, и сейчас прослушивает! Соображая, что лучше в таком случае долго не болтать и не показывать, что уже не так уж плохо отношусь к своему похитителю, я довольно резко заканчиваю разговор.

Хотя на самом деле мне хочется сказать Зорину спасибо за то, что исполнил мою давнюю мечту – утонуть в ворохе дорогущего, стильного, шелкового белья. Да и за Масюнины подарки тоже – вряд ли я смогла бы накупить ей сразу же столько полезного и вместе с тем увлекательного.

А еще эта поездка намечающаяся… Пойти, что ли, помочь Масюне прочитать эти несчастные десять страниц?

Однако, в гостиной меня ждет настолько качественный раскардаш, что приходится сначала с полчаса убираться, посадив дочку за новый планшет и «выключив» из реальности. Новое белье я решаю пока не надевать, сложив все обратно в пакет и убрав последний в шкаф, с глаз подальше, чтобы не соблазняться. Если прощу Зорина (а это большое если), тогда буду носить.

А уже после подкатывает на машине мама и от ее радости просто некуда спрятаться. Какое уж тут чтение!

– Господи, как же я счастлива, что вы снова вместе! – верещит она, бегая по дому со счастливыми глазами. – А какой дом, как дом… Ты бы всю жизнь работала, чтобы на такие хоромы заработать…

Я вздыхаю.

– По-твоему, материальные блага – самое главное в жизни?

Она таращит на меня глаза.

– А что же еще? Ты сколько хочешь, можешь про рай в шалаше кричать, но когда твои дети просят игрушку, а ты ее купить не можешь, тебе, поверь мне, не до любви…

Я закатываю глаза – мама затянула свою старую песню про милого и шалаш, хоть я никогда ничего подобного не говорила, и уж точно не «кричала».

– Мам, я знаю, что деньги – важно. Но это не самое важное. Самое важное – это любовь и взаимное уважение. А если ты помнишь, этот человек предложил мне сделать аборт, вместо того, чтобы взять на себя ответственность за ребенка.

– Сто такое аболт?

Мы обе резко оборачиваемся – в дверях стоит Масюня с планшетом в руках. Тишину, которая обрушивается после ее невинного вопроса на комнату, можно резать ножом. Я перевожу многозначительный взгляд на маму.

– Хочешь рассказать ей?

Мама испуганно мотает головой.

– Ну вот то-то же, – я подхватываю Масюню на руки и рассказываю ей вторую часть анекдота про «волны», которые «бьются о борт корабля», надеясь, что она удовлетвориться. Это частично прокатывает, и через пару минут мы уже обсуждаем ее новую подружку в садике.

– Пъедставляес, она сказала, что ее мама пъинцесса! – всплескивает она руками. – Настояссяя!

– Да ты что! – деланно удивляюсь я. – А папа кто? Принц?

– Нет, папа – косеёк.

– Кто? – не сразу соображаю я.

– Косеёк! Так его мама зовет!

– Аа! – наконец, мне понятно. – Кошелёк. Это те мама и папа, которые спят в одной комнате?

– Да! – кивает она, радостная, что я вспомнила.

– Вот видишь, до чего это доводит! Пока мама спала в другой комнате, папа был принц. А как стали спать вместе, стал кошельком. Ты кем хочешь, чтобы твой папа был – принцем или кошельком?

Она хмурится у меня на руках.

– Мой папа не косеёк. Он – лектол.

Я выгибаю брови. Ишь ты! Уже успел похвастаться…

– А ты откуда знаешь? Вы ведь всего только день вместе пробыли. Может, он умело скрывается…

Дочь продолжает хмуриться.

– Неть! Папа хавосый. И он меня лубит. А ты – злая.

Против воли, я начинаю сердиться. Хочется рассказать этой маленькой наивной глупышке, как ее «добрый и хороший» папа чуть не заставил меня избавиться от нее. Несправедливость всего этого начинает слегка напрягать меня – это нечестно, что я рожаю ребенка, рощу его одна, еле поспевая с работы домой и обратно, не спя ночами и страдая от многочисленных женских послеродовых болячек, а потом, на все готовенькое, появляется этот принц на белом коне и несколькими простыми подарками полностью перетягивает на себя одеяло.

К счастью, глупые и злые слова не успевают вырваться из моего рта – в центральную дверь дома кто-то звонит. Мгновенно вспоминаю слова Зорина о том, чтобы никому не открывать, как и то, что я не сподобилась сообщить об этом маме! И теперь, на всех парах, думая наверняка, что это ее любимый «Сашенька», она несется открывать!

– Мам, стой, не открывай! – кричу я с лестницы. Но звук работающего телевизора заглушает меня, и она успевает дойти до двери и повернуть защелку замка. Дверь широко распахивается, и, перегнувшись с лестницы, я в испуге ахаю, надеясь, что успею вызвать полицию или охрану поселка...