Отец на час

БОРОДКИН. Правильно! Ладненько, давай сюда аппаратуру. Рабочий день кончается, а у меня еще четыре наряда. (Листает.) Двухкомнатная... Двухкомнатная... И две однокомнатные. Придется встать на трудовую вахту. Одной ногой - двухкомнатную, другой - однокомнатную. (Зевает. Уходит.)

Затемнение.

Квартира Бородкина. Вечер. Много мебели, тесно. АНЯ сидит на тахте, закутавшись в кусок пестрой материи, как в шаль. Играет на гитаре, поет страстный цыганский романс о безумной любви, встает, пританцовывает.

Танцуя, достает тетради, в руках пляшут учебники. Входит БОРОДКИН, с любопытством останавливается у двери, ставит инвентарь, держит в руках газету.

АНЯ (продолжая петь). Уравне-енья, и-эх, не ре-шены-ы!..

БОРОДКИН (зажигает свет, обнаружив себя). Уравне-енья, и-эх, не решены-ы! Оно и видно. Стоило матери уехать - началось.

АНЯ складывает шаль, кладет гитару. БОРОДКИН замечает, что Аня в шортах, свертывает газету трубочкой, действует как указкой.

БОРОДКИН. Это что?

АНЯ. Ничего особенного - модные шорты, только и всего. Сама сделала...

БОРОДКИН. Сама?! Но из чего? Из моих брюк, на которые я всю премию ухлопал. А ну, стягивай!

АНЯ. Ты их не носил.

БОРОДКИН. Стягивай! Приказываю!

АНЯ. Все равно уже поздно: я их немножко укоротила... Скажи лучше, почему от тебя опять пахнет?

БОРОДКИН. Это скипидар.

АНЯ (берет у него газету, обмахивается, как веером). Это портвейн! (Вздыхает.) Ты, наверное, голодный? Садись, обед разогрею, хотя ты и не заслужил. Мама велела кормить тебя каждый день. А я ее послушная дочь.

БОРОДКИН. А мне ты - не дочь?

АНЯ (пожав плечами). Не знаю... Но купила тебе даже лимонада.

БОРОДКИН. Мне - лимонаду?

АНЯ. Тебе - лимонада.

БОРОДКИН. Ладно, перетерпим.

АНЯ. Но мое терпение может кончиться. Для чего полы натираешь?

БОРОДКИН. Не ведаешь, для чего? (Смеется.) Не могу же я сам деньги печатать. Стало быть, натираю для денег.

АНЯ. Вот и видно, что для денег, а не для людей. И пьешь поэтому. Ничего у тебя, папка, святого не осталось, рублегонцем стал. Смотри, поскользнешься на бумажке!.. (БОРОДКИН машет рукой: отвяжись!) Иди руки мыть. Не зря мама говорит, что тебе лень рубаху вывернуть, если надел наизнанку.

БОРОДКИН. Оставь свои джентль-ментели! Отдай газету и готовь поесть.

АНЯ (щелкает каблуками). Слушаюсь, начальник! (Убегает.)

БОРОДКИН включает репродуктор, передают известия: "В мире интересного. Чилийка Маргарита Рейес родила двадцать третьего ребенка. Ей шестьдесят один год. Она жена сельскохозяйственного рабочего. Мать и новорожденный чувствуют себя хорошо. В беседе с корреспондентом газеты "Сигло" Маргарита Рейес сказала, что желала бы иметь еще больше детей".

БОРОДКИН (разворичивая газету). Отца бы спросили...

АНЯ (входя). А я бы не отказалась иметь столько детей. Это же просто счастье!

Звучит музыка. АНЯ продолжает метаться из кухни в комнату и обратно, накрывая стол. Собирает учебники и тетради, разбросанные по всей комнате. Садится напротив отца.

АНЯ. Прошу, месье! Тебе радио не мешает?

БОРОДКИН. Пускай поет, раз уплачено. (Откладывает газету, ест.) Слыхала, что пишут: детям в этом году надо уделять внимание.

АНЯ удивленно смотрит на отца, прокрадывается к репродуктору, выключает музыку так, чтобы отец не заметил, садится за уроки.

АНЯ. У меня детей еще нет...

БОРОДКИН. Почитай, говорю, полезно! (Показывает газету.) Вот, статья: "Дети чужие - дети свои", автор Н.Ятаган... Смелый мужик... Ну, пишет! Хулиганство долбает. Подростки такое вытворяют! Куда смотрит общественность?.. (Вспоминает.) Давай второе!.. Вообще-то ничего, вкусно. Кто тебя научил?

АНЯ. Мама, конечно. Не ты же!

БОРОДКИН. Не я. Это точно.

АНЯ (смотрит газету). А у нас в школе мальчишки учатся готовить. Директор сказал, это каждому пригодится. Даже соревнования устраиваем: кто сварит вкуснее. И есть такие ребята, что лучше девочек варят.

БОРОДКИН. И харчо могут?

АНЯ. Харчо в программе нет.

БОРОДКИН. И шашлыка нету? Чему же вас учат?

АНЯ. По шашлыку у нас мальчишки факультатив провели, когда мы в поход ходили. Вечером выкопали яму, угли раздули, а на них положили палочки с мясом. Вкуснотища! Не сравнишь с твоей стекляшкой!

БОРОДКИН. Вечером... выкопали? А домой? Домой когда же?

АНЯ. Домой? На другой день. Чтобы не холодно было, мы огромный костер разожгли и, когда земля прогрелась, песком засыпали. Спали в палатках, как на печке.

БОРОДКИН. А эти... Мальчишки?

АНЯ. Тоже спали - что же им делать?..

БОРОДКИН. Где они спали?

АНЯ. В палатке. Не под кустом же! Ты наелся?

БОРОДКИН. Сыт по горло. (Закуривает. АНЯ молча собирает грязную посуду, уносит на кухню.) Спину гнешь, создаешь блага, а они там шашлык в спальном мешке! И матери, как назло, нету. Дочь болтается, а ей и забот мало. Ей радикулит дороже... А поет! Нет, что ребенок поет?! (Повторяет слова из романса о безумной любви. АНЯ возвращается, удивленно смотрит на отца, вытирает стол, начинает петь с ним дуэтом. БОРОДКИН входит в раж, потом спохватывается.) Стань здесь! Как у тебя в смысле ученья?

АНЯ. Что это с тобой? Здоров?.. В жизни не спрашивал. (Прикладывает ладонь к его лбу.)

БОРОДКИН. Не спрашивал, но теперь спрошу. Отец я тебе, нет?

АНЯ. Ты? Мама - точно, мать. Она даже в школу на родительские собрания ходит. А ты? Это надо подумать... Ну, допустим, отец...

БОРОДКИН. Видали? Допустим... Во, поколение прет! Воспитываешь их днем и ночью, здоровья не щадишь. А они? Не только харчо, а черт те чо! Может, и ты звонишь, отца заказываешь?

АНЯ. Как - заказываю?

БОРОДКИН. Тут один деятель нашелся - вызвал паркет натирать, а на деле, чтобы я, значит, заместо его отца в школу... Слыхала такое?

АНЯ. И ты пошел?

БОРОДКИН (патетично). Как ты можешь подумать?! Видали, какие дети?!

АНЯ (равнодушно). Какие отцы - такие дети. (Меняет тему.) Ты уже поел, а телевизор еще не смотришь. Заболел? (Целует отца в лоб, включает телевизор, садится за уроки.)

БОРОДКИН (про себя). Подлизывается... Рыльце в пушку.

АНЯ (искусственно). Ах да, чуть не забыла... Тебя, между прочим, просила зайти Лариса Яковлевна.