Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы). Книга вторая. Некоторые проблемы истории и теории жанра

Но вот в 1961 году Юрий Гагарин совершил свой знаменитый полет; 8 лет спустя американские астронавты Нейл Армстронг и Эдвин Олдрин ступили на поверхность Луны. И что же? Почти ничего не изменилось в нашем обыденном мире. Удивительные открытия, принесенные автоматическими исследовательскими станциями, могут оценить, как правило, только ученые… И как-то сразу вдруг стало понятно, что сегодня главное делается еще на Земле. Как сказал Иван Жилин в повести братьев Стругацких «Стажеры»: «Главное всегда на Земле». На нашей планете еще столько неизведанного и столько неблагоустроенного! Чего стоит один Мировой океан, чье дно нам известно едва ли не меньше, чем поверхность Марса или Венеры. В жизни современного человека, всего человечества еще слишком много нерешенных проблем, о которых необходимо думать, о которых надо писать.

И фантасты из галактических далей стали постепенно возвратиться на грешную Землю. Однако это вовсе не возвращение назад. Это — «возвращение вперед». Вперед, ибо наметилась тенденция переосмыслять старые темы, еще недавно казавшиеся вчерашним днем НФ; на философском уровне, психологически углубленно исследовать темы, которые прежде она решала в популяризаторском ключе, в полуприключенческом жанре. В этом нам видится залог будущих достижений сегодняшней фантастики.

Если говорить, например, о космической теме, то она сыграла огромную роль в понимании того, что мы, дети планеты Земля, — экипаж гигантского звездного корабля, вечно несущегося в просторах Вселенной. Она заставила вспомнить старую истину о том, что, любуясь звездами и, тоскуя о них, человек попирает ногами Землю, которая тоже звезда…

Уже одно это объясняет, почему фантастика, вернувшись на Землю из бездны космоса, обратилась к глубинам человеческой души. А искусственный интеллект? Ведь это тоже один из органических для научной фантастики источников психологизма, — которого ей прежде так недоставало и который, по мнению космонавта Георгия Гречко, был присущ ленинградской школе фантастов наряду с ненавязчивым юмором, высокой требовательностью к литературному ремеслу. «Проистекает это, мне думается, оттого, что во главе ленинградской секции НФ литературы всегда стояли такие мастера слова и знатоки русской и зарубежной литературы, как Геннадий Гор, Лев Успенский, Евгений Брандис. Школу определяет не избранное направление, пусть даже архипрогрессивное, а тот мастер, Художник своего дела, который ее создает и закладывает ее традиции [92] .

92

Г.Гречко - Предисловие. / В кн.: О.Ларионова - Сказка королей. // Лениздат, 1981. с.5.

Еще сравнительно недавно правомерным казалось членение НФ на технологическую (сциентистскую), приключенческую, социальную, психологическую, условно-поэтическую, философскую и прочее. Сегодня, напротив, бросается в глаза взаимопроникновение, сращивание всех этих начал в рамках одного и того же произведения. К какому из традиционных поджанров отнести, скажем, «Жука в муравейнике» братьев Стругацких, «Сдвиг» А.Щербакова, «Картель» О.Ларионовой или «Мусорщиков планеты» А.Шалимова? В равной мере в каждом из этих очень несхожих произведений есть нечто от фантастического детектива, социальной утопии, предостережения, психологической фантастики; присутствуют даже элементы «твердой» технологической научной фантастики.

Быть может, в этом процессе синтеза формируется какой-то новый, обобщенный, генерализованный жанр, характеризующий новый уровень современной фантастики? С одной стороны, сращивание «твердой» НФ с условно-поэтической, с другой — сближение с реалистикой; истоки этого синтеза прослеживаются еще в поздних романах И.Ефремова. В этих сложных жанровых исканиях совершается поворот лучших образцов новейшей фантастики к человеческой личности, нравственному потенциалу человека.

Пафос космизации в научной фантастике

Научно-фантастическая литература порождена многогранным взаимодействием художественного творчества с научным. Справедливо тем не менее замечено, что вскормлена была она владычицей поэзии Евтерпой совместно с музой астрономии Уранией. Новелла Эдгара По о «Необыкновенных приключениях некоего Ганса Пфалля» (1835) в космосе обратила внимание братьев Гонкур на то, что нарождается литература нового типа; научно-фантастический жанр в современном виде начинался с дилогии Жюля Верна «С Земли на Луну» (1865) — «Вокруг Луны» (1867). Мотив путешествия в неземные приделы уходит в древнейший на памяти человечества ассиро-вавилонский, индийский, китайский, иранский эпос и вместе с тем выступает самой модерной темой научной фантастики нового времени. В русле космической тематики формировалось творчество крупнейших писателей-фантастов от Герберта Уэллса и Александра Беляева до Ивана Ефремова и Рэя Брэдбери. Межпланетный сюжет вдохновлял почти каждого сколько-нибудь известного представителя этого жанра в советской литературе. Мимо него не прошли и гости «страны фантазии», например Леонид Леонов в «Дороге на Океан» (1936), Владимир Тендряков в повести «Путешествие длиной в век» (1963).

В чем исток этой, уж конечно, не моды (мода приходит и уходит)? Чем объяснить то примечательное обстоятельство, что наш социальный роман о коммунистическом будущем почти без исключений развертывается на космическом фоне? Вопрос вырисовывается и по-другому: почему от «Красной звезды» (1908) А.Богданова, «Страны Гонгури» (1916-1922) В.Итина и «Аэлиты» (1922-1923) А.Толстого до «Страны счастливых» (1931) Я.Ларри, «Дороги на Океан» Л.Леонова, «Прыжка в ничто» (1933) и «Звезды КЭЦ» (1936) А.Беляева, от «Туманности Андромеды» (1957) И.Ефремова до многочисленных повестей и романов современных фантастов А. и Б.Стругацких, Г.Мартынова, С.Снегова, Г.Гуревича, Ю.Тупицына и др., — почему космические сюжеты, особенно советской литературы, почти непременно проецируются на социальный экран будущего?

И уж совсем необычную перегруппировку являет текущий литературный процесс. На современной карте научной фантастики космический роман потеснен другими, новыми тематическими направлениями. Произошло некоторое насыщение, появились признаки чуть ли не девальвации космическое темы. А между тем внутреннее содержание космического романа оказывает ныне едва ли не более мощное воздействие на всю Страну Фантазии. Философско-мировоззренческие и нравственно-этические мотивы, которые зарождались в мысленных путешествиях по Вселенной, пересекают ныне всю толщу материка фантастики в советской литературе, в разнообразных направлениях и на большую глубину. Скажем, догадки о парадоксальных свойствах пространства и времени, о внеземной жизни, о гипотетическом контакте с иным разумом, — все это выступает сегодня в такой же мере космической, как и общей тематикой научно-фантастической литературы, так же как, например, мысль об ответственности науки перед человечеством и человечества перед Мирозданием.

Во всей современной научной фантастике находит фронтально отражение грандиозный процесс космизации. Он охватил не только науку и технику, но всю нашу цивилизацию. Одновременно с выходом во Вселенную человечество сделало решающий прорыв и в микрокосмос строения материи. При этом обнаружилось парадоксальное различие законов той и другого с законами нашего обычного мегамира. Под космизацией познания подразумевают поэтому поиск закономерностей, связывающих в единую картину все эти три стороны или уровня Природы. В философском смысле космизация мышления есть понимание ограниченности геоцентрических представлений, в рамках которых тысячи лет развивалось как бытовое, обыденное, так и теоретическое миропознание. Весь опыт материальной культуры и социальной истории человечества как бы отмечен знаком земного тяготения.

И вот в статье в честь подвига Юрия Гагарина Леонид Леонов обозначил это событие как начало осуществления «сквозной идеи» всей нашей цивилизации, ибо смысл планетарного разбега человечества, по его мнению, в том, чтобы «род людской смог умным посевом разбрызнуться по Большой Вселенной» [93] . Столь далеко идущая оценка успеха советской космонавтики еще и теперь представляется чересчур метафоричной. На какую глубину произойдет посев, в каких формах? Расстанутся ли когда-нибудь сыны Земли со своей колыбелью? На эти вопросы нынче возможны самые гипотетические ответы. Так, Леонид Леонов в отличие от Циолковского полагает («рискуя прогневить авторов фантастических романов»), что «человек никогда не сможет обосноваться на другой планете», ибо число обстоятельств, которыми он «привинчен к Земле, безгранично», иные из них «будут открыты, может, через тысячелетия… и в разных мирах не может быть одинаковых координат» [94] . Будущее покажет.

93

Л.Леонов - Прыжок в небо. // Правда, 1961, 16 апр.

94

Л.Леонов - По координатам жизни. // Вопросы литературы, 1966, №6. с.98.

А тем временем космизация продвигается от зондирования планет, от высадки человека на Луне и орбитальных лабораторий до инженерных проектов настоящих «эфирных островов» с населением небольшого города. Они будут снабжать Землю энергией, передаваемой без проводов, метеорологической, навигационной и другой информацией. Будут осуществлять услуги по радио- и телесвязи и производить другие необходимые ценности. Американские авторы одного из проектов подсчитали, что он обошелся бы не дороже позорной вьетнамской войны (не считая человеческих жертв!) и очень скоро бы — в отличие от нее — окупился. В условиях устойчивой международной разрядки космос уже в ближайшем будущем обеспечил бы, как предсказывал К.Циолковский (в своих фантастических произведениях в том числе), «горы хлеба и бездну могущества». Кроме выхода в космос, космизация нашей жизни подразумевает также и многое другое. Например, то, что самые передовые отрасли науки и техники, значительные открытия, крупные изобретения, революционные прорывы к новым технологиям явились «побочным» результатом космических программ.