Отель для интимных встреч
Шрифт:
— Привет. Узнали? — обрадовалась я.
Да, Марк узнал и при этом состроил такую физиономию, как будто собирался вот-вот выпрыгнуть из машины, мчащейся на полной скорости.
— Ах да, — он попытался изобразить подобие радости на лице, но вышло так, как если бы его скрутил приступ паралича, — Татьяна Александровна…
Ага, он запомнил мое имя. А как показывает практика, если мужчина сразу запомнил ваше имя, то это значит либо то, что он к вам неравнодушен в хорошем смысле этого слова, либо то, что он к вам очень неравнодушен в плохом смысле, и что-то мне подсказывало, что сейчас был более вероятен второй
Вот черт, и почему мне в последнее время так не везет со знакомыми, особенно с мужчинами?! Как будто я им всем дорогу перебежала. Вот и этому тоже…
Но не высаживать же его теперь. Так и быть, потерплю.
— Ну как там расследование? Уже нашли убийцу Юли? — спросил Разумовский.
— Почти, — загадочно ответила я, поскольку только загадочность может компенсировать отсутствие информации.
— Да? — заинтересованно протянул Марк.
Он был явно падок до загадочных женщин, и это меня немного подбодрило.
— Так вам уже известно его имя? — допытывался он.
Я придала своему лицу суровое выражение и заявила:
— Имя неизвестно, но в мои руки попала улика, которая приведет к этому человеку.
— Улика? — Марк заинтересовывался все больше и больше. И, кажется, даже забыл о том, что еще пару минут назад он опаздывал на какую-то чрезвычайно важную встречу.
— Да, у меня есть самая важная улика, — ответила я и не удержалась, чтобы не похвастаться: — Орудие убийства.
Пусть знает, что женщина — это не только существо с длинными ногами, которое он каждый день наблюдает в объектив своей дурацкой фотокамеры, но это еще и ум, смекалка, а в моем случае и талант настоящего сыщика. Сама себя не похвалишь, никто не похвалит.
Марк Яропольский выпучил на меня глаза, отчего стал похож на жабу, страдающую коликами.
— Но ведь Юлю задушили…
— Задушили, — я небрежно пожала плечами, мол, дело обычное.
— Но…
Я отлично знала, что хочет сказать Марк, потому чуть обернулась к нему и, коварно улыбнувшись, заявила:
— Да, ее задушили ожерельем, тем самым, в котором вы запечатлели ее на фотографиях. И теперь это ожерелье у меня.
Марк покраснел, потом побледнел, потом позеленел, и эта окраска сохранилась на его лице до конца нашего путешествия.
«Надо же, какой впечатлительный!» — подумала я.
— У вас? Ожерелье?
— У меня, у меня, — заверила я его.
— И как же оно попало к вам?
— Секрет фирмы, — лукаво подмигнула я Марку, а потом не удержалась от короткого смешка, припомнив, в чем именно состояла суть секрета.
Вряд ли такая же улыбка появляется на лице Гены при аналогичных воспоминаниях.
Я так увлеклась, что чуть было не проехала мимо кафе «Астория».
— Надеюсь, вы не опоздали, — сказала я, тормозя «Линкольн».
— Что? — очнулся Марк. — Ах да, опоздал…
Фотограф как-то совсем расклеился. Пожалуй, он даже не помнил, зачем сюда приехал, бормотал какие-то слова благодарности, долго не мог открыть дверцу и, наверное, не справился бы с этим без моей помощи, затем каким-то совсем невероятным образом, задом наперед выбрался из салона, споткнулся о бордюр и чуть не упал.
«Бедолага, — сочувственно подумала я, когда Марк наконец-то распрощался со мной и неуверенным шагом двинулся к кафе. — Если бы я знала, что он такой слабонервный, то не стала бы
рассказывать ему всего этого».Я вздохнула, покачала головой, еще раз вздохнула, нацепила на нос солнечные очки и, резко крутанув руль, выехала на трассу. Проезжая мимо кафе, я среди многих посетителей отыскала взглядом Марка, он садился за столик с тем самым типом, с которым я впервые видела его в ресторане гостиницы «Околица». Сергей Тропин, кажется? И если не ошибаюсь, он является руководителем какого-то модельного агентства, в которое Марк собирался рекомендовать Юлю Разумовскую.
Притормозив машину на светофоре, я от нечего делать принялась постукивать кончиками пальцев по рулю в темп музыки и бестолково разглядывать спешащих мимо прохожих, измученных жарой. Благо уже пять часов, скоро раскаленные улицы начнут остывать и погружаться в сумерки.
При мысли о вечерней прохладе я блаженно сощурилась, но мои глаза тут же широко распахнулись — на сиденье лежала пластиковая папка синего цвета.
— Вот черт!
Марк оставил. Неужели придется возвращаться и искать его в том дурацком кафе?
Однако все благородные порывы пошли псу под хвост. Позади послышался нетерпеливый сигнал, и я наконец-то заметила, что давно загорелся зеленый свет и только мой «Линкольн» задерживает движение.
— Не город, а наказание какое-то, — разозлилась я и переключила скорость. Машина понеслась по дороге, а мысли с не меньшей скоростью закружились вокруг синенькой папки, забытой Марком Яропольским.
«Нельзя», — запретила я самой себе и даже закурила, чтобы отвлечься от коварных намерений. Но через пару минут я задалась вполне логичным вопросом: «А почему нельзя?» Поскольку ответа на этот вопрос не нашлось, я решительно протянула руку и принялась расстегивать заветную папочку.
«В конце концов, что там может быть? Фото очередной протеже Марка Яропольского, за которую он теперь хлопочет перед Сергеем Тропиным»? — рассуждала я.
Я нетерпеливо дергала застежку, и она наконец-то поддалась. Стараясь не потерять управления и удерживая руль одной рукой, другой я подтянула синюю папочку к себе и заглянула внутрь.
Там действительно были фотографии.
Но не новой протеже, как я полагала, а старой… Фотографии Юли Разумовской, те самые, которые я уже однажды видела.
Я даже закашлялась, подавившись едким сигаретным дымом.
Марк Яропольский что, совсем псих, чтобы таскать с собой снимки убитой девушки?
Можно, конечно, предположить, что он был влюблен в нее и теперь всюду носит с собой фото как единственную память.
Но не стопку же профессиональных снимков! И не настолько же он был влюблен, чтобы теперь таскать эту пачку снимков даже на деловую встречу, которая у него, скорее всего, и должна была состояться с Сергеем Тропиным.
Я уже выехала за черту города, и теперь красный «Линкольн» несся на полной скорости по полупустой автостраде.
Огромный диск солнца слепил багряным цветом, казалось, куда ни посмотри, все равно он будет бить в глаза. Я щурилась от этого света и от горячих потоков воздуха, врывающихся в открытое окно.
Меня все это злило, и я то снимала очки, то снова надевала их на нос, часто подносила сигарету к накрашенным губам и почти не слышала звуков музыки, доносившихся из магнитолы. А мысли мои были далеко отсюда.