Отель 'Империал' - выход из WINDOWS
Шрифт:
Потом звонки, которые он должен сделать, а Галочка -- набрать: начальник "Шереметьево-2", начальник таможни, ФАПСИ, Мосстройэкономбанк.
– - Очень интересно, -- притормозила Серафимова, -- нельзя ли взглянуть на этот блокнотик?
Галочка принесла из приемной пухлую, но еще новую книжку. Нонна Богдановна открыла на последней исписанной странице, звонили: Минрадиопром, Катя, Вышеславцев, Овечкин, Приемыхов, Мария Олеговна из столовой с жалобой, что ее облили нарзаном, и так целый столбец.
– - Изымаю, -- вздохнула следователь.
– - Да не надо, берите так, -- обреченно махнула рукой Галочка и продолжила:
– - Пришел Финк во вторник в обычном настроении. В светлом костюме, без куртки, уже по-весеннему. Мужчины вообще верхнюю одежду не
– - Например?
– - Ну, молодой же еще человек, неженатый, завидный жених. Рекспек-репсе-рексебентабельный.
– - Да хороший человек был, -- громко проговорила со своего места понятая, допивая свой чай с пряником.
– - Поорет иногда, но с кем не бывает? А кто теперь его заменит... Галь, под кого ты теперь?..
Серафимова строго попросила понятую подождать своей очереди, а потом высказываться.
– - Какие функции у него были в Комитете? Что конкретно от него зависело?
– - Ну, если по-простому объяснять, он был представителем от государства в акционировавшихся предприятиях торговли. Вот, скажем, какой-нибудь там универмаг государственный говорит, что хочет приватизироваться, то есть коллектив хочет выкупить у государства свой универмаг. Адольф Зиновьевич от начала до конца эту приватизацию контролирует. Участвует в комиссии по оценке основных фондов, подписывает план приватизации, договор с трудовым коллективом или там с лицом, которое этот универмаг покупает. Обычно государство говорит, что в течение трех лет универмаг или магазин свой профиль менять не имеет права и в его ассортименте обязательно должны быть такие-то и такие-то наименования. Но это не главное. Когда предприятие приватизируется, сразу оно все выкупить себя не может. Обязательно какая-то часть акций у государства остается. Вот управляющим этой частью и является государственный чиновник. В большинстве случаев Финк, ну и другие управляющие, его замы. Это только торговли касается.
– - Хорошо объяснили, толково. Вы, Галочка, ценный специалист.
Не надо было это говорить, опять у нее нос покраснел и ноздри расползлись и запрыгали. Слава Богу, косметикой не пользуется, сейчас бы потекло все и размазалось. Потому что на французскую денег нет, а наша... размазывается.
– - Мне нужен будет весь список таких предприятий, -- заметила Серафимова, -- вся надежда на вас, Галя. Дальше, пожалуйста.
– - Вот. Приехал Финк, выпил свой "Гербалайф". Я начала его соединять: кто сам прорывался по телефону, кого я вызванивала. Потом приехал кто-то, кажется, из ФАПСИ, знакомый его, приятель, очень любезный, бывший полковник ракетных войск. Шоколадку подарил. Я им чаю подала с этой шоколадкой, у Финка настроение поднялось, больше никто не приезжал, потому что в середине дня Финк уехал, сказал, что на встречу с Овечкиным, в ресторан.
– - На обед?
Обедают они обычно вместе, в старой "Октябрьской". Это не очень близко, да отсюда вообще неудобно никуда добираться. Особенно на машине. Галочку пару раз туда возили пообедать, там пища домашняя, даже пирожки, даже бульон, и то домашний.
В уютных холлах на этажах диваны, столики, искусственные цветы. Охрана из госбезопасности, пропуск Овечкину и Финку -- всегда пожалуйста. Цены на номера, против ожидания непосвященных, очень низкие, хотя апартаменты выдающиеся, в них все по-домашнему: обои в цвет обивке мягкой мебели и занавесей, в спальне мебель карельской березы, а в ванной -- все сияет чистотой, везде полоски бумаги с надписью: "desinfacted". У Торгового агентства на пятом этаже три номера. После обеда можно забежать, вздремнуть часок. Некоторые из членов команды девок таскают в почтенную гостиницу, но остальных это не беспокоит. Посмеиваются.
– - После обеда Финк вернулся
очень мрачный, работал с бумагами. Звонили ему, там записано кто. Я всех записываю, даже тех, кого сразу соединяю. Мало ли. Потом, часа в четыре, позвонила Катя. И он уехал.– - Какая Катя?
– - Последнее время звонила очень часто. Кто такая, не знаю. Номер телефона у меня где-то есть. По первости записала. Звонила часто. Настойчивый голос, требовательный. "Здрасьте" никогда не скажет. Просто: "Адольфа Зиновьевича", я как всегда уточняю: "кто, мол, его спрашивает?" Она: "Катя". Адольф Зиновьевич сразу трубку брал. Уж я-то приметила это. Никогда не скажет: "Я занят" или "Пусть перезвонит". Словом, или эта Катя очень важная шишка, или зазноба. Я думаю, последнее.
Галя опустила глаза, и Серафимова поняла, что даже теперь, после произошедшего, она ревнует его к этой Кате. Где-то глубоко, как первая раковая клеточка, засела в ней эта ревность и боль. Следователь пожалела, что этот вальяжный Финк не понял, не приметил, не распознал, какой клад работал рядом с ним.
– - Вы не замужем?
– - Почему вы спрашиваете?
– - Вы очень привязаны были...
– - Исключено. Я свое место знаю. Я уважала его очень сильно, -- и вдруг она посмотрела прямо, открыто.
– - А врагов у него не было. Таких, чтоб убить...
Серафимова сказала Гале, что Финк был убит вчера в девятом часу чем-то вроде топора.
Понятые вскочили на ноги. Прямо Пат и Паташон, маленький до сострадания сухарик и грудастая эта, объевшаяся пряников, слушая про Финка, подступили к следователю:
– - Это кто же в Госкомимуществе работать станет, если за взятки теперь топором будут убивать?! Что за безобразие! Ведь теперь разбегутся все, да и платят здесь не ахти! Ладно там из пистолета, но топором! Беззаконие!
– - А много взяточников у вас числится?
– - уточнила Серафимова.
Понятые потупились и сели: а что тут такого!? Вон им можно все, а кто рангом пониже, на две тыщи не проживешь!
Серафимова отложила разговор о коррупции и обратилась к Галочке:
– - Вам знакома фамилия -- Похвалов?
– - Нет. Не помню. Нужно в книжке посмотреть, в телефонной, я могла забыть.
– - Наталия Леонидовна, Наташа, Наталья, Виктор Степанович, -- как?
Галя принесла телефонную книжку, составленную ею самой за долгие годы работы с Финком. В ней были все телефоны, по которым хоть раз звонил начальник, с именем и должностью, чтобы не попадать впросак. Похваловых там было трое. Один без инициалов. Номер телефона был четырехзначный, наверное, номер правительственной связи.
– - Наташ много, конечно. Все ведь через секретарей звонят. Многих секретарей по голосу узнаешь уже, со многими заочно знакома, а какие их фамилии -- не знаю.
– - Личного знакомства у Финка ни с какой Наташей не было?
– - Я со своей стороны о таком не знаю. А там... Вот с Катей, там похоже на личное. Он, знаете ли, не увлекался женским полом. На вечеринках у нас тут не засиживался. Если торжество какое, наоборот, пораньше уезжал, чтобы коллектив не сковывать...
– - А отпуск свой подгадывал, чтобы на его собственный день рождения приходился, -- добавила понятая.
Финк в прошлом был женат два раза. От второго брака остался сын. Сейчас ему около двенадцати лет. Но звонила чаще первая жена. Папочка пристроил ее работать в Торговую палату, а это здесь, в двух шагах. Вот они и общались, то она к нему заходила, то он к ней.
– - А что за папочка такой всемогущий?
Галя замолчала. Потом тихо спросила:
– - А зачем понятые на допросе?
– - Сейчас начнем осмотр кабинета, где я их потом доищусь.
Тут зазвонил внутренний телефон. Братченко подъехал быстро. Серафимова попросила Галю встретить его и привести в кабинет. С Братченко прибыли два оперативных сотрудника. После прихода Братченко Нонна Богдановна почувствовала, как напряжение с нее спадает, будто камень с плеч. Братченко оценил обстановку, забрал под свое крылышко понятых и пошел к дальней стене, где располагалось кресло Финка и портрет Ельцина над ним.