Отель "Калифорния"
Шрифт:
Но Арчи уже завелся: «От него не пахло? От хуя его не пахло, когда ты ему сосала его?! Блядь!» Еще несколько ударов. Настя разревелась и побежала в спальню, захлопнув дверь. Ее тут же распахнул Арчи. Он сильно пихнул ее на кровать: «Я тут ждал тебя, ночами не спал… Блядь!» — и еще удар. Последний. Настя завопила во всю мочь и уткнулась лицом в подушку.
На утро правый глаз Насти не открылся. Губы тоже еле-еле шевелились. Из-за удара в нос левый глаз заплыл. Настя с ужасом смотрела на себя в зеркало: «Вот тебе и заработала деньги. Вот и переехала. Какой кошмар!»
Арчи, конечно, избил Настю не из ревности. Его образ жизни без нее был далек от пуританского. С той же Люськой он не раз встречался в одной постели. Скорее, это
Арчи ходил за Настей по квартире — «Зайчик, прости меня, мудака, зайчик!» Она смотрела на него с диким удивлением: «Даже сейчас, когда знает, как он мне омерзителен, не оставит меня в покое, лезет в душу».
— Отстань от меня. Езжай в аптеку и купи что-нибудь против всего этого ужаса на моем лице. Не знаю, что в Америке есть. Может, американские мужья не бьют своих жен?
Арчи помчался в «Надежный Путь», а Настя бросилась звонить Другу. Тот умудрился пошутить: «Может, он все-таки не очень плохой, не меркантильный, раз избил тебя. Забыл о деньгах на минуту». Настя умоляла его помочь ей найти квартиру. Друг знал о ее планах уйти от Арчи, но не переставал удивляться, как же она могла жить с ним в Москве.
— Америка выявила в нем все омерзительные качества. Он без стыда заявляет, что мне никуда не деться, что я в полной зависимости, и что он не побоится представить в суде письмо своей мамочки как свидетельство моей неверности, и что я, ты слышишь? не получу ни копейки, и он озверел!
Друг обещал поездить в районе, где когда-то жила Люська — там было недорого.
Арчи вернулся, когда Настя вешала трубку. Он заволновался: «Ты с кем-то говорила, зайчик?» Настя выхватила у него пакет из «Надежного Пути».
— Да. Разговаривала. А теперь ты поговори с Джоди. Вот звони и объясни, почему я не смогу работать. Расскажи ей. — И она ушла в спальню.
Она не верила в магический эффект крема, купленного Арчи, и опять заплакала — о работе для каталога нечего было и думать. А как они вместе с Джоди радовались, когда арт-директор позвонил и утвердил Настю на работу…
Она заехала в тот день к Джоди показать новые фотографии. Дверь в маленький офис была открыта. В приемной никого не было, а из-за перегородки раздавался голос с акцентом.
— …да, я пошлю вам только пять моделей. Но вы должны обещать, что не будете обращаться в другие агентства. Иначе я пошлю вам пятнадцать моделей! Устраивать такую катавасию из-за часа работы… Кто там? — обратилась Джоди за перегородку.
— Это я, Джоди! — Насте не надо было называть имени: ее акцент Джоди тоже легко различала.
— Настия, иди сюда! Простите, сэр… в понедельник, сэр. Спасибо… всего хорошего… — Джоди положила трубку и обмахнулась фотографией какой-то модели. Весь стол был завален фотографиями.
— Эти люди сводят меня с ума! Я тебе говорю, Настия. Они такие дешевки! Я тебе говорю…
Джоди достала из-под стола сумку и из нее термос. С кофе. Сидя в офисах, Америка выпивала в день от пяти до восьми стаканчиков светло-коричневой жидкости на человека. Настя знала, что еще в сумке у Джоди в алюминиевой бумаге есть какая-нибудь еда.
Из кофи-шопа [13] мужа Джоди. Она почему-то называла его на французский манер Жаком. А сам Жак был русским, из Шанхая. Джоди приглашала Арчи с Настей на обед. Арчи тогда сожрал все,
что мог, и очень старался понравиться. А Жак с радостью по-русски рассказывал про Шанхай, про Юльку Бринера и вспоминал стишки Саши Черного о старичке, у которого черт-те чего в карманах только нет, и даже баночка с клопами.13
Coffee shop — ресторанчик семейного типа.
Настя показала новые фотографии, отснятые студентом Арт Центра Кентом Маршалом. У бедного мальчика уже в девятнадцать лет почти не было волос. А те, что были — были врощены. Будто маленькие пучки, посаженные в клумбу-затылок.
— Очень хорошие снимки, Настия. Но не советую тебе тратить много времени со студентами. Они талантливые, и у них еще не пропал интерес к творчеству и искусству. Но работы у них нет.
В этот момент раздался важный звонок, и Джоди приложила палец к губам. Затем она начала нахваливать Настю, и та пошла в туалет. Ей неудобно было слушать о том, какая она дисциплинированная, пунктуальная, работоспособная… Впрочем, так оно и было. Четыре часа без перерыва она позировала Кенту. А до этого сорок пять минут ехала по чудовищному фривеюв Пасадену. Зажатая с двух сторон громадными грузовиками, она обеими руками вцепилась в руль. Это была ее первая самостоятельная поездка по фривею.
И он, как подлая змея, извивался, будто издеваясь — «Хочешь свободу? На, получай! Не хочешь, чтобы Арчи тебя возил? Крути баранку!»
Когда Настя пригрозила Кенту, что от голода будет eat him [14] , он засмеялся.
— Ты знаешь, что значит это выражение? В Советском Союзе делают… «орал» секс?
Настя захохотала, а потом, обидевшись за Советский Союз, который Кент представлял иной планетой, стала подшучивать над ним.
— Я знаю, что тебе известно о России — ГУЛАГ, водка, Солженицын, фигурное катание, икра, рефьюзник, да?
14
Есть его.
Кент не стал возражать тогда — Настя была его первой живой знакомой из СССР. До нее он видел фотографии (действительно!) фигуристов и жены Хрущева.
Когда Настя вернулась из туалета, Джоди закричала, что ее взяли, и что она не сомневалась, и что она счастлива — «Я выбила из них сто долларов в час!»
Настя сидела перед зеркалом в спальне и расчесывала выкрашенные в розоватый цвет волосы. Уже не раз ее брали для шоу в салон «John Peter's» в Беверли-Хиллз. Платили за демонстрации причесок немного, но зато в любое время можно было подстричься бесплатно, и волосы всегда были ухоженными. «Теперь туда не раньше, чем дней через десять можно будет пойти. Десять дней с побитой физиономией… Мудак». Названный злым шепотом «мудаком». Арчи открыл дверь в спальню. Он позвонил Джоди, и та негодовала: «Сто долларов, сто долларов в час!» Арчи и сам вознегодовал — во-первых, он не знал об этой сумме, а во-вторых, тут же подсчитал и ужаснулся потере.
— Ты о'кей, зайчик? Что ты делаешь?
Настя попросила его уйти и в следующий раз без стука не входить. Она всегда его об этом просила, но он всегда врывался. «Что тут такого? Это же моя квартира! Моя спальня!» — не понимал он. В конце концов Настя сказала ему, что имеет право на privacy [15] , что может быть занята изучением прыщика на попе! Ей казалось это таким элементарным правилом, естественным делом — тук-тук — постучать в дверь.
Арчи пошел в ванную, и она услышала, как он писает. Даже струя его мочи казалась наглой. Заявляющей будто о себе: «Это я. Арчи! Писаю!»
15
Уединение.