Отель последней надежды

— Как зачем? — спросил он, ладонью чувствуя каждое ее движение. — Я же ничего про тебя не знаю. Ты.., расскажи мне.

И она промолчала.

Она промолчала, и он ничего не заметил бы, если бы не новое знание жизни, которое он только что получил. Знание о скоротечности и одном мгновении.

Все было прекрасно, как будто сказала ему она. Ты был мне нужен, и я была тебе нужна. Все получилось именно так, как должно получиться, а это большая редкость! А больше ты ничего не жди. Больше мне нечего тебе дать. У меня есть собственная жизнь, скоротечная, сотканная из мгновений, и я не могу ее тратить на тебя.

Тебе не нужны мои единоборства, а мне нет дела до твоих огнестрелов!

И нам не нужно узнавать друг друга, потому что этот миг прошел, а другого такого не будет.

На него словно опрокинулось корыто с ледяной водой. Он осторожно подвинул ее, сел на диване и взялся за голову.

Катя Самгина недовольно завозилась, задрыгала ногами, привалилась к его бедру, пристроила ладошки, а на них щеку и ровно задышала. Там, куда попадало ее дыхание, ноге становилось щекотно.

Он потянулся, стараясь не тревожить ее, и накинул на нее диванное покрывало.

Ему было плохо. Так плохо, что даже затошнило.

— Ты подожди, — негромко сказал он сам себе. — Ты.., не торопись. Может быть, еще и обойдется!

Но никогда ничего не обходится, он знал это точно! Ничего не обойдется и на этот раз — что там у нас с писателем Галапагосским насчет теории людей и крокодилов?!

Но она не крокодил, и он точно это знает! Она человек, и не чета многим! Она добра, справедлива и великодушна, но она никогда не будет.., с ним. Она получила его, и больше он ей не нужен, и в этом не было бы ничего ужасного, если бы он только знал, как теперь будет жить.., без нее.

А он не знал.

Постояв на краю мира с ней на руках, он понял гениальность и трагичность замысла.

Ты совершенен и свободен, когда она с тобой. Когда общая кровь ревет в ваших общих венах, общая вселенная распускается странными цветами, а общие крылья выдержат вас обоих. Ты ничто, когда ты один и у тебя свободны руки. Ты можешь махать ими сколько угодно — они все равно не превратятся в крылья.

Он растерянно посмотрел на Катину голову на своем бедре и потрогал ее волосы, тяжелые и прохладные на ощупь.

Что он станет делать, если ее не будет с ним?!

Нет, не так. Что он станет делать, когда ее не будет с ним?!

Опять займется измышлениями относительно людей и крокодилов?! Опять его начнет занимать вопрос, кто из нежных созданий, попавшихся ему на пути, более крокодил, а кто менее? Опять он станет выбирать, с кем именно из крокодилий, — а может, повезет, и они окажутся приличными людьми! — он хочет провести какое-то количество времени, отпущенного ему на жизнь?!

Зачем?! Зачем?!

— Почему ты так тяжело дышишь? — спросила сонная Катя Самгина, без которой он теперь не знал, как жить. — У тебя тахикардия?

Он молчал и гладил ее по голове, и она вдруг встревожилась, приподнялась и села, свалив на пол плед.

— Что с тобой, Максим?

— Все отлично, — фальшивым, ненатуральным, балаганным голосом сказал он. — Я просто думаю.

— О чем?

— О работе. О трупе. О том, почему тебя хотели убить, — выдал он стандартный набор. — Ты.., хочешь спать или можешь со мной поговорить?

— Я-а? — протянула Катя, рассматривая его. — Я, конечно, могу и поговорить, но спать я тоже хочу. Слушай, давай спать вместе, а? Этот диван раскладывается? Я вот так пристро-о-юсь, и не будет у меня никаких кошма-аров!

И она опять стала возиться и укладывать голову ему на бедро, и он спросил беспомощно:

— А почему мы не можем пойти в спальню?

Она перестала пристраиваться, опять уселась и посмотрела на него.

— Потому что ты там наверняка спал со всякими другими женщинами, — сказала она совершенно спокойно. — А мне не хочется.., занимать их место. У меня есть свое, вот здесь, на диванчике. Или здесь ты тоже с кем-нибудь спал?

Он отвернулся от нее. Нога, к которой она только что пристраивалась, живая, теплая, волосатая мужская нога, вдруг превратилась в каменную, как лапа у сфинкса.

— Максим?..

Он мягко отстранил ее, поднялся и нашарил на полу свои полосатые трусы.

— Давай поговорим, — сказал он голосом оперуполномоченного и рывком натянул трусы, как будто заковал себя в латы! — Времени совсем нет! Я утром рано уеду, и… Но, в общем, ты только, пожалуйста, завтра меня дождись.

— В каком смысле?

— Ну, не уезжай отсюда!

— Я и не собиралась. Мне бы позвонить только, Надежде и Нине Ивановне, а ты у меня телефон забрал!..

— Я отдам, — пообещал он.

Она зевнула, посмотрела на его трусы, хотела засмеяться и не стала.

— О чем ты хотел меня спросить?

Он подумал немного. Думать было тяжко, потому что сердце болело и мешало ему — никогда раньше у него не болело сердце!..

— Что-нибудь странное. Непонятное. Какие-нибудь новые знакомства. Ну, что-нибудь, что было с тобой в Москве. Вспомни.

— Именно в Москве? — спросила она задумчиво.

— Да. Если бы дело было связано с Питером, и тебя, и того мужика убили бы в Питере. Незачем было ехать в Москву.

— Меня не убили! — возразила она с досадой. — Но ничего не было странного, правда! Все самое обычное, неинтересное. Ну, то есть, наверное, с твоей точки зрения, неинтересное. Я в «Новостях» работала, делала сюжеты, лекции слушала по вечерам. Квартиру сняла по объявлению в газете.

— В какой?

— По-моему, «Жилищный вопрос» или что-то такое. Это питерская газета, Максим. Я еще в январе стала объявления смотреть, потому что шеф сказал, что отправит меня в Москву на учебу. Я и Нину Ивановну заранее предупреждила, и Надежду. Ну, чтобы все были готовы к тому, что меня месяца два не будет.

— А Надежда? Что она сказала, когда ты собралась в Москву?

— Надежда тут ни при чем! Просто она моя подруга! Не помню я, что она сказала! Кажется, сказала — молодец, вот что.

— Катя, это очень серьезно!

— Да я понимаю. Я только не понимаю, чего ты от меня хочешь!

— А в Москве? — спросил он безнадежно. — С кем ты.., дружила?

— Да ни с кем я не дружила! Ходила с бухгалтершей нашей кофе пить каждый день! В ресторан «Пара поросят», это рядом с Останкино! Там дорого, но вкусно, а в телецентре все буфеты позакрывали, один остался. Там тоже дорого, но невкусно!