Отель «У озера»

— «Солнце полуночи», — серьезно произнес мистер Невилл. — Ванесса Уайльд. Не знаю этой писательницы, — сказал он, обращаясь к профилю Эдит, которая отрешенно глядела на озеро.

— Хотя этот, по-моему, у нее не из лучших, — обронила миссис Пьюси.

Эдит ощутила боль уязвленного автора. А я этим романом как раз осталась довольна, подумала она. Тем летом Дэвид отдыхал в Греции, вспомнилось ей, валялся, нервничая, на пляже рядом с женой. Я считала, что он великолепно проводит время, и писала по десять часов в сутки, лишь бы не думать о нем. Тогда я собой немного гордилась. Уже целых три года прошло.

Она побледнела, ее взор заволокла дымка воспоминаний («Тебе нужны очки, Эдит!» — талдычила ей Пенелопа). Мистер Невилл подался вперед.

— После того как я распоряжусь насчет чая для этих дам, — сказал он, — не согласились бы вы немного прогуляться? Грех терять такой прекрасный день. Другой такой же нам вряд ли выпадет.

Эдит медлила с ответом.

— Да-да, прогуляйтесь, дорогая моя, — молвила миссис Пьюси, подчеркивая отстраненностью тона, сколь поглощена чтением.

— Надеюсь, увидимся после ужина.

Как много всего за один день, думала Эдит, когда они, оставив позади городок, медленно шли вдоль берега. Она была благодарна спутнику за молчанье. Замок, отталкивающий своей мрачностью и суровостью, уравновешивающий своим силуэтом ослепительный блеск воды, стоял на вдвинутом в озеро клочке земли, словно предел дальнейшему наступлению суши. Скоро он должен был застить солнце, а его разом потемневшая глыба накрыть их своей тенью. Они непроизвольно остановились, не желая присутствовать при сем ритуальном затмении, и, обратившись лицом к озеру, оперлись локтями о парапет. День незаметно терял свои краски, небесная голубизна бледнела в этот промежуточный час перед приходом сумерек. Эдит охватила печаль, наступающая с приближением вечера. Ее спутник посмотрел на нее и предложил:

— Давайте присядем.

Он подвел ее к каменной скамье. Сел, скрестил изящные лодыжки и испросил разрешения закурить короткую сигару.

— Итак, миссис Вулф, — произнес он, — мне кажется, нас представили друг другу не лучшим образом. — И спокойно добавил: — Филип Невилл.

Эдит наградила его внимательным взглядом и только теперь отметила, что его внешность не сводится к лодыжкам и профилю, каковым он, как правило, к ней поворачивался, уделяя все свое внимание миссис Пьюси.

— Или позволите называть вас Ванессой Уайльд?

Впервые за много недель Эдит рассмеялась. Давно забытый звук собственного смеха ее саму удивил. Начав смеяться, она уже не могла остановиться. Мистер Невилл благосклонно наблюдал за тем, как она сотрясается от хохота, и наконец присоединился к ней. Он все еще улыбался, когда она перестала и начала вытирать глаза.

— Да позволено мне будет заметить, что это значительное достижение по сравнению с обычно свойственным вам выражением.

Эдит удивленно на него посмотрела.

— Вот уж не думала, что кому-то интересно мое выражение, — сказала она. — Я скорее считала, что нужна для компании, но только так, как художник нуждается в манекене: нас можно отставить, когда отпадает необходимость.

— Вы что же, считаете себя манекеном?

— Нет. Но им меня считают другие.

— От вас, стало быть, требуется, чтобы вас видели, но не слышали?

— От меня требуется слушать и молчать.

— Значит, для человека, который молчит, вы выдаете слишком многое.

— Вот уж не знала…

— Сколько же в вас достоинства. Я не хотел сказать, что вас можно видеть гримасничающей. Не представляю, чтоб вы этому предавались.

— Не скажите, — возразила Эдит, внезапно краснея.

— Нет, нет. Я не вижу в вас заблудшую душу. То есть будь я чуть помоложе и посовременней, я бы, вероятно, сказал, что могу расшифровать символику ваших высказываний.

Эдит против воли улыбнулась.

— Так-то лучше. Я бы сказал, что вы томитесь от скуки.

Снисходительность, интуитивная благожелательность этих слов заставили ее залиться румянцем. Эдит глубоко вздохнула, глаза ее заблестели, и, решившись, она кивнула в знак согласия.

— Именно, — сказал он. — Именно. В таком случае я бы предложил, чтобы мы на днях куда-нибудь выбрались. Вы бывали в нагорьях к югу отсюда?

Она отрицательно покачала головой.

— Страна виноделия, — заметил он. — Там есть прекрасные ресторанчики. Я позвоню вам, если позволите.

Они вернулись в отель той же дорогой. Миссис Пьюси и Дженнифер уже собирались уйти с веранды. Все обменялись ни к чему не обязывающими любезностями. Мадам де Боннёй сидела с тревожной улыбкой, а ее сын и невестка громко обсуждали свои дела, но она все равно их не слышала. Наконец сын, после многозначительного взгляда жены и брошенного ею «On s'en va?» 32 послушно поднялся. Жена подставила свекрови щечку для поцелуя и засеменила к машине. Мадам де Боннёй попыталась задержать сына, но клаксон призывно рявкнул, и он, крикнув «J'arrive» 33 , громко чмокнул мать в обе щеки. Мадам де Боннёй долго стояла на веранде, глядя в ту сторону, где исчезла машина, пока даже Эдит и мистер Невилл не прониклись безмолвием, в котором протекали дни ее жизни.

32

«Едем?» (фр.)

33

«Иду» (фр.).

Вечером, ужиная в одиночестве за своим столиком, Эдит чувствовала, что время от времени к ней возвращается улыбка. Она выпила кофе с миссис Пьюси и Дженнифер и рано откланялась. Она и вправду ощущала приятную усталость и несвойственную ей удовлетворенность.

— Дженнифер, — попросила миссис Пьюси, — пригласи мистера Невилла за наш столик. Он там совсем один, бедняжка.

Однако мистер Невилл может сам о себе позаботиться и, наверное, так и сделает, подумала Эдит и, улыбаясь, ушла.

Раздвинув плотные шторы и выйдя на балкончик, она увидела, что луна заливает все млечным светом. Она посидела, подумала о том о сем. Чудесная ночь, мягкая, тихая. Мягче других ночей. Она чувствовала себя умиротворенной и, когда наконец вернулась в комнату и стала перед зеркалом расчесывать волосы, решила — сегодня будет лучше спаться.

Но донесшиеся из коридора пронзительный визг и дробь бегущих ног вернули ее к реальности, напомнив об опасности. Она застыла, прислушиваясь, в ней пробудились старые страхи. Тишина. Приоткрыв дверь, она увидела свет, льющийся из номера миссис и мисс Пьюси, услышала голоса. Господи, подумала она. Сердечный приступ. И заставила себя выйти.

Открыта была дверь в спальню Дженнифер, а сама Дженнифер сидела в постели, поджав ноги, в длинной атласной ночной сорочке на бретельках, которые все время норовили соскользнуть с ее полных плеч. Ее мать в бледно-розовом шелковом кимоно стояла в дверях, прижав руку ко рту. В углу согнулся мистер Невилл, орудуя газетным листом. Он выпрямился, подошел к окну и что-то стряхнул.

— Теперь бояться нечего, — объявил он. — Пауков не осталось.

И мельком взглянул на Эдит.

Миссис Пьюси подошла и положила ладонь ему на руку.