Отель «Виктория»

Поднявшись на третий этаж, я нашла нужную дверь и постучала в нее. Через минуту дверь неспешно отворилась и на пороге предстала пожилая тучная женщина довольно высокого роста, немного сутулая, с копной кучерявых седых волос, которые упрямо выбивались из-под шелкового синего платка. На ней был махровый темно-зеленый халат и домашние тапочки бежевого цвета. Она приветливым кивком головы пригласила меня в квартиру. Живыми и пытливыми серыми глазами она с любопытством обшаривала меня с ног до головы, пытаясь определить, что я такое. Наверное, у меня был нелепый вид: мокрый плащ прилипал к телу, короткие золотисто-каштановые волосы влажными завитками, как упрямый плющ, лезли в глаза и налипали на щеки, ботинки промокли насквозь, неприятно чавкая при каждом моем шаге. В большом квадратном зеркале без рамы, висящим в коридоре, я увидела, что моя тушь потекла, словно маленькие ручейки, по бледному лицу, придавая ему комический вид.

– Вы, я вижу, совсем промокли! – сочувственно произнесла она грубоватым голосом. – Может, вам горячего чаю приготовить?

– Нет, не стоит, – покачала я головой.

Она, пожав плечами, сказала:

– Тогда, проходите в комнату, осмотритесь… меня, кстати, зовут Ирина Петровна, а вас как?

– Виктория! – я поставила чемоданы на пороге и начала осмотр апартаментов с коридора. Обои на стенах были выцветшего светло-зеленого цвета, на них были изображены ветви папоротника. Кроме зеркала, на стене висела вешалка для одежды с тремя крючками и старая потертая картина с тремя дубами у реки. На полу лежал потрескавшийся во многих местах серый линолеум. Вот и вся обстановка: ни коврика, ни табурета, ни подставки под обувь. Я прошла дальше, – в комнату. Она была довольно светлой, но совсем крошечной. В ней помещалась только односпальная кровать, высокий желтый шкаф для одежды и неуклюжее низкое кресло грязно-желтого цвета. Возле небольшого двустворчатого окна, у которого хлопьями лущилась старая белая краска, стоял единственный стул, – у него отсутствовала одна ножка. Занавесок на окне не было. Обои на стенах успели истлеть от старости, и теперь было сложно определить, какого они изначально были оттенка, скорее всего, синего. На низком потолке одиноко болталась лампа без люстры.

– Квартира находится на солнечной стороне, так что зимой не замерзнете! – запела женщина басом, пытаясь приукрасить действительность.

– Ваш сын жил здесь? – с недоверием спросила я, поворачиваясь к ней.

– Нет, пока еще нет. Эта квартира полгода назад досталась ему от моей родной сестры. У нее не было детей, и она по завещанию оставила все моему сыну, которого очень любила.

Я прошла на кухню: кроме газовой плиты, там располагался небольшой круглый стол, укрытый цветастой клеенкой и грубо сколоченный табурет голубого цвета. В правом углу притаился маленький холодильник с оторванной ручкой. На нем был наклеен плакат Вероники Кастро. Здесь на окне висели короткие голубые занавески с большими белыми ромашками. На подоконнике стоял одинокий кактус, который давно не поливали. Деревянный пол украшала овальная ковровая дорожка бардового цвета. Несмотря на скудность интерьера, кухня показалась мне наиболее симпатичной, по сравнению с комнатой, ванной и коридором.

Что же, у меня было не то положение, чтобы я могла позволить себе роскошь пренебрегать подвернувшейся возможностью, и я решила остаться здесь, к величайшей радости квартирной хозяйки. Подсчитав в уме свои расходы на квартиру, я поняла, что у меня останутся кое-какие сбережения и, учитывая тот факт, что я еще не приступала к поискам работы, это было очень уместным в моем случае.

Когда хозяйка ушла, я, сняв с себя мокрую одежду, переоделась в сухие вещи, извлеченные из чемодана, и заварила себе чай на кухне. Благо, кое-какая посуда здесь имелась. Пока чай настаивался, я сделала себе на скорую руку бутерброд с колбасой и полила водой одинокий полузасохший кактус, к которому успела проникнуться сочувствием и симпатией. После чаепития я, прихватив из ванной комнаты ведро с водой и несколько тряпок, принялась с особым рвением за уборку, ведь уют, это то, что мы сами создаем вокруг себя, несмотря на любые обстоятельства. Вытерев пыль с немногочисленной старой мебели, я помыла окно в комнате и на кухне, затем выдраила полы. После этого я повесила белоснежную гардину в комнате, которую я предусмотрительно захватила из дому. На подоконнике я расставила несколько небольших статуэток в виде кошек, тоже прихваченных из дома. Разложив аккуратными стопками свои вещи в шкафу, я простелила постельное белье на кровать. На покосившийся стул с тремя ножками, примостила свою старую игрушку, служившую мне талисманом, – упитанного плюшевого кота рыжего цвета, которого мне подарила мать, когда мне исполнился годик. Со мной этот кот путешествовал повсюду, куда бы меня ни забросило, вот уже двадцать лет.

К обеду уборка была завершена и я, повалившись на кровать, заснула мертвецким сном до самого вечера.

* * *

Когда через месяц ко мне наведалась мать (на тот момент я уже устроилась работать горничной в «Ольвию»), она, в первую очередь, начала выпытывать у меня, обвыклась ли я в этом городе, не хочу ли обратно? Она знала, что я не привыкла жаловаться, но я успокоила ее, сказав, что меня все устраивает и я не лукавила ей. Я действительно полюбила этот город, еще с тех самых пор, как приехала сюда поступать в университет. Не каждый большой город удостаивался любви провинциального приезжего, начинающего в нем новую жизнь. Ведь город, первым делом, проверяет чужака на закалку характера, шепча ему на ухо: «Ты не родился здесь, не бегал, будучи подростком, босиком по моим мостовым, набережным и аллеям. Ты не знал, что тревожит и радует меня, какие испытания выпали на мою долю, так изволь же сначала сдать мне все жизненные экзамены, прежде чем я пойму, что ты достоин жить на моей священной земле. И если ты полюбишь меня, вопреки неудачам и невзгодам, я приму тебя и согрею своим теплом, пусть и не сразу!».

Ты слушаешь и веришь. Но, со временем, многие теряют эту веру. Чужой город может стать неблагосклонным и неприветливым для некоторых. Все в нем будет казаться им враждебным: люди, улицы, события. Все потому, что им с самого начала не повезло. Удача не всегда любит смелых: она может долго и упорно игнорировать попытку схватить себя за хвост, прячась все дальше и дальше от настырного пилигрима, который так рьяно ищет ее покровительства. Время идет, а им все не везет. Не везет с работой, не везет с обстоятельствами, не везет с людьми, которые встречаются у них на пути: вместо хороших и отзывчивых – равнодушные и отстраненные. Спустя много дней они так и не найдут успокоения в этом городе, потеряв последнюю надежду на счастливый исход дела. Последние амбиции задушит череда несменяемых неудач и этот город так и останется для них чужим, не их городом. Но бывает и по-другому: я с первого взгляда влюбилась в этот город, и он ответил мне взаимностью, распахнув для меня свои объятия. У нас совпадали ритм, увлечения и устремления, словно мы – две родственных души. И люди, незнакомые люди, блуждающие по улицам этого города, живущие в его домах, не казались мне чужими. Этот город принял меня, как заблудшую душу, которая наконец-то вернулась в свой истинный дом. И пусть я была всего лишь простой горничной, я верила в свою счастливую звезду, хотя и понимала, что для достижения цели мне потребуется свернуть горы, ведь я была не из тех, кому что-то доставалось легко и непринужденно.

И я старалась свернуть эти самые горы. Каждый выходной день я ходила по бесчисленным собеседованиям, амбициозно претендуя на должность секретарей, администраторов, бухгалтеров и экономистов. Все эти вакансии открывали, в основном, новые офисы, расположенные в высоких, словно небоскребы, бизнес-центрах. На собеседование я старалась одеться скромно, но со вкусом: белая классическая блузка, черная чуть зауженная к низу юбка до колен, туфли на устойчивом низком каблуке – практично и удобно. Волосы, доходившие мне до плеч, я аккуратно закалывала шпильками, связывая их в узел на затылке. Помимо меня, желающих были толпы – на каждую вакансию иногда претендовало до ста человек. Обычно, претенденты на должность заполняли анкету со своими контактными данными, не забывая вклеивать свое фото, на котором должно было отчетливо просматриваться лицо. Все анкеты администратор рецепции затем отдавала начальству и они, изучив кипу анкетных данных, решали, кто достоин быть приглашенным на личное собеседование.

– Если что, мы вам перезвоним! – забирая мою анкету, обычно говорила администратор голосом человека, который не собирался мне перезванивать. Не удивлюсь, если моя анкета отправлялась прямиком в мусорное ведро, стоило мне только выйти за дверь. Среди всех моих конкуренток, которых в пору было отправлять на подиум или на конкурс красоты, я казалась невзрачной провинциальной выскочкой. Я судила об этом по их недоуменным и высокомерным взглядам, которые как бы говорили мне: «Какая же ты неотёсанная и невежественная». Моя уверенность с каждым отказом таяла на глазах. Мне не помогал даже тот факт, что я отлично знала компьютер, владела двумя иностранными языками и имела опыт работы бухгалтером в своем родном городе. К концу месяца от количества отказов я готова была впасть в глубокую депрессию. Предлоги для отказа были разнообразными:

– Девушка, у вас нет опыта работы…

Или:

– Девушка, вы слишком молоды для должности бухгалтера! – сказала мне бухгалтер моего возраста.

Но чаще всего такое:

– Девушка, мы берем на работу людей только с местной пропиской.

Последний отказ, который окончательно подорвал веру в себя, звучал приблизительно так:

– Девушка, мы ищем секретаря с более яркой и харизматичной внешностью, – сухо ответила работница кадров, придирчиво оглядывая меня с ног до головы. – Вы же понимаете, что секретарь директора – это лицо компании…

Тогда мне казалось, что передо мной закрылись все двери. Я жутко расстроилась, но потом быстро успокоилась. Все, с кем мне пришлось столкнуться за это время, казались мне безликими и чёрствыми манекенами, которые говорили снисходительно и с пафосом, смотрели претенциозно и недружелюбно, отгородившись стеной отчуждения, когда узнавали, что я не местная. В душе я понимала, что хочу держаться как можно дальше от всех этих напыщенных до жути людей, которых распирало от чувства собственного достоинства. Я вдруг ясно осознала, что искала не в том направлении, но пока не получив ни какой подсказки от интуиции или от жизни, я решила перевести дух и спустить все на волю случая. Проработав более полугода в «Ольвии», я однажды в газете прочла объявление о вакансии на должность горничной в отель «Виктория». От одной своей хорошей знакомой, работающей в этом отеле администратором, я узнала, что там со временем вполне можно пробиться по карьерной лестнице.

В любом отеле, куда вы придёте работать горничной, менеджера не будут волновать отсутствие опыта работы у вас (этому быстро научат), ваша наружность, ваша прописка и тому подобное. Все, что требовалось от горничной – она должна была «пахать как лошадь», ни на что не жалуясь. Я помню, с какой завистью на меня смотрели мои бывшие коллеги, когда я уходила из «Ольвии», чтобы попытать свое счастье в лучшем отеле города. Каждая горничная города К. мечтала попасть в «Викторию» и грезила о ней. И зарплата здесь намного выше и престиж играл не последнюю роль, да и сама атмосфера барокко создавала впечатление, будто ты оказался в Версальском дворце. Но в «Викторию» было попасть не так-то просто: я помню, как одна из моих подруг, работающих в «Ольвии» призналась мне, что уже пять раз присылала резюме Наталье Викторовне, но ответа так и не последовало, хотя у нее был двухлетний опыт работы и приятная внешность.