Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Откровения судебного медика [сборник]
Шрифт:

Либерально-демократические средства массовой информации иногда с искренним недоумением, иногда с попыткой серьезного анализа (не всегда точного и объективного) описывали эти страшные события, не укладывающиеся в сознание нормального человека. При этом «культурное» преследование русских в республиках Прибалтики и не столь культурное – в Средней Азии и на Кавказе преподносилось чуть ли не как восстановление исторической справедливости, как естественная реакция на засилье не титульной нации («оккупантов», «мигрантов»), подавлявшей права и свободы коренного населения. В таких случаях наши правозащитники хранили глубокое (инспирируемое сверху – читай Госдепом США) молчание. Но стоило на стене дома в заштатном российском городишке появиться свастике, начертанной рукой какого-то дурака или маргинала, как дней пять это событие

раздувалось до вселенских масштабов и становилось новостью номер один.

Основная мощь перестроечных печати и телевидения была направлена на раздувание искусственной истерии вокруг кучки национал-патриотов и прогнозирование в связи с этим антисемитских погромов, которые преподносились как нечто уже предрешенное. Результат этих виртуальных «погромов» виден сейчас любому трезвомыслящему и неангажированному человеку; достаточно включить любой канал российского телевидения или посмотреть фамилии богатейших людей России.

Поэтому неудивительно, что некоторые реальные конфликты на межнациональной почве прозвучали в прессе вскользь, как не заслуживающие внимания по сравнению с угрозой «великодержавного» шовинизма.

Началом очередного такого конфликта явилось убийство двух граждан Казахстана, казахов по национальности, в одной из гостиниц г. Шевченко Казахской ССР. Убийцами оказались чеченцы. Имело ли это убийство национальную подоплеку, или в основе лежали какие-либо другие причины, сейчас об этом толком сказать никто не может, но оно буквально всколыхнуло весь Казахстан. Известно, что в феврале 1944 года чеченцы и ингуши по личному распоряжению Сталина и Берии были депортированы в Казахстан и Среднюю Азию, как и некоторые другие народы, в том числе калмыки, сосланные двумя месяцами раньше в основном в Сибирь. После реабилитации и восстановления ЧИАССР не все чеченцы вернулись на родину, а многие из них по укоренившейся в послевоенные годы традиции отправлялись на заработки за пределы своей республики.

Таким образом, на момент событий в городе Шевченко несколько тысяч чеченцев и ингушей постоянно или временно проживали на территории Казахстана. Убийство в гостинице сыграло роль детонатора националистического взрыва; по всему Казахстану прокатилась волна митингов, имели место натуральные погромы и внесудебные расправы. Чеченцы, побросав дома и имущество, вынуждены были бежать из когда-то приютившей их республики. К середине лета 1990 года в городах Грозный и Назрань скопилось, по одним данным, 17, по другим – 36 тысяч беженцев (точную цифру проверить невозможно), людей, лишенных крова и средств к существованию, оскорбленных и обозленных, готовых буквально на все.

Это была большая проблема для Грозного, поскольку они вносили ощутимый элемент дестабилизации и деструктивности в и так далеко не спокойную республику. Стоит напомнить, что сепаратистские настроения в Чечне уже тогда давали о себе знать. Забегая вперед, скажу, что до съезда чеченского народа (27 ноября 1990 г.), принявшего декларацию о суверенитете, оставалось несколько месяцев, а до прихода к власти Джохара Дудаева – около года.

Кроме того, уже в то время практиковалось использование в домашнем хозяйстве рабов (как правило, деклассированных элементов не титульной национальности), еще не как вид бизнеса с целью получения выкупа и далеко не в таких масштабах, как в последующие годы, а иноязычные жители (русские, украинцы, армяне, евреи и другие) пока «мягко» выдавливались за пределы Чечни. Это позже казачьи станицы будут вырезаться под корень. Сильны были антиармейские настроения.

Одним словом, к лету 1990 года обстановка в республике вызывала обоснованную тревогу, но население страны практически не было информировано об этом, так как газеты и телевидение обходили молчанием назревавшую проблему. Должен справедливости ради сказать, что и автор этих строк находился в полнейшем неведении относительно того, что творилось у наших соседей.

В это время в Калмыкии произошло убийство, которое, несмотря на многонациональный состав участников, никак не попадало в разряд межнациональных конфликтов, а являлось чисто уголовным деянием с совершенно определенными мотивами.

3 июня 1990 года в Бюро СМЭ поступило постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы, вынесенное прокуратурой Целинного района КАССР по делу, возбужденному

по ст. 103 (умышленное убийство) действовавшего тогда Уголовного кодекса РФССР в отношении Сангинова А. В.

Текст его гласил:

«…23.04.1990 года на животноводческой точке старшего чабана Хунарикова (родственника погибшего. – Авт.), в совхозе „Балковский“ Целинного района Калмыцкой АССР, примерно в 21 час, гражданин Сангинов выстрелом из охотничьего ружья ИЖ-27 смертельно ранил гражданина Хунарикова Мухида в левую часть грудной клетки и верхнюю часть живота. Хунариков скончался на месте происшествия…»

Далее следовал перечень вопросов, которые следовало разрешить эксперту.

Но труп так и не был доставлен в морг для исследования. Зато 06.06.1990 года поступило постановление о производстве эксгумации трупа, в обстоятельствах дела которого указывались факты, изложенные в первом постановлении, а далее следовало:

«…Родственники убитого, несмотря на предупреждения работников Целинного РОВД и прокуратуры о необходимости производства судебно-медицинского исследования трупа Хунарикова Мухида, самовольно вывезли труп на место своего жительства в село Алхазуров Урус-Мартановского района Чечено-Ингушской АССР, где произвели захоронение.

Для установления непосредственной причины смерти Хунарикова Мухида, направления раневого канала, установления вещественных следов выстрела (наличие дроби, пыжей, ободков осаднения и т. д.), наличия других телесных повреждений, определения группы крови для производства сравнительных биологических исследований необходимо производство судебно-медицинской экспертизы…»

В постановлении предписывалось произвести эксгумацию трупа потерпевшего, копии его были направлены начальнику Целинного РОВД Калмыцкой АССР для выделения работников милиции за соблюдением порядка при эксгумации и начальнику Урус-Мартановского района ЧИАССР.

Учитывая сложность дела, будучи осведомленным о положении дел в Чечено-Ингушетии, руководство прокуратуры республики поручило вести следствие помощнику прокурора Октябрьского района Бадаеву Александру Большаевичу, человеку с большим житейским и юридическим опытом, знакомому не понаслышке с менталитетом и обычаями горских народов, который отличался скрупулезностью и чувством ответственности за порученное дело.

И он приступил к нему без суеты и спешки, тщательно составив план мероприятий по разным направлениям. Прежде всего, Александр Большаевич приехал к нам в Бюро и подробно изложил мне предварительные следственные данные, так как Иван Максимович Кирюхин определил, что на эксгумацию в Грозный поеду я; уровень практической и теоретической подготовки, в том числе и для производства судебно-медицинских экспертиз медико-криминалистического характера, вполне позволяли мне заняться этим делом. Кроме того, я был сравнительно молод, мобилен и имел вкус к экспертной работе, особенно к неординарным случаям. Поездка в Чечню представлялась мне увлекательным путешествием, позволяющим прервать на какое-то время ежедневную будничную рутину; о предстоящих сложностях я, конечно, не только догадывался, но и знал наверняка, но о реальном риске не имел ни малейшего представления.

Александр Большаевич Бадаев, помощник прокурора Октябрьского района

Краткая фабула самого уголовного дела была такова. Это произошло в конце сакмана – массового окота овец. Что такое сакман, жителям Калмыкии объяснять не надо. При советской власти, на рубеже 80-х – 90-х годов, поголовье овец всех форм собственности (общественное и личное), по данным Госкомстата, составляло в республике 3 миллиона 100 тысяч, а после окота и отбивки достигало 5 миллионов. Чтобы справиться с уходом за молодняком, в село на период окотной кампании в помощь животноводам направлялись сакманщики – студенты вузов и техникумов, учащиеся училищ и даже школьники. Они распределялись по фермам и чабанским стоянкам, ухаживали за маленькими ягнятами. На животноводческой стоянке старшего чабана Хунарикова, кроме основных работников (в основном, родственников из Чечни и «бомжей», пасших скот), в качестве сакманщиц работали молодые девушки – студентки Элистинского педагогического училища.

Поделиться с друзьями: