Откровения Виктора Суворова

В Советском Союзе вообще было всего две группы людей, которых нельзя считать предателями. Это небольшая кучка диссидентов, которые с советской властью боролись и садились за это в тюрьмы и психушки. И еще урки, профессиональные уголовники. Они власть презирали, на нее не работали, ей не присягали…

Я хочу сказать, что одно из двух: или нам надо всем признать, что власть была преступная изначально и мы должны были ее изменить. А для того, чтобы ее изменить, мы должны были ей изменить. А для этого мы должны были измениться сами.

Или давайте признаемся, что все мы свиньи. Я — свинья, а потому взял и ей изменил. Или давайте признавать советский режим преступным, или давайте признаваться, что мы все предатели.

Мне тут говорят, что хорошо молодому поколению, оно родилось после всего, и присягу они Советскому Союзу не приносили. Или не принимали. На это я отвечаю: «Ничего страшного, все равно и они, и все последующие поколения должны четко определиться в отношении к преступному режиму». Или должны сказать: это — преступный режим, или должны признать, что мы — сучьи дети, сучьи внуки и правнуки.

— М-да, отношение к советской власти — это главная проблема России, между прочим.

— Проблема России заключается в том, что пуповина, связывающая нынешнюю Россию с бывшим режимом — коммунистическая пуповина, — не отрезана, не оборвана. Кровная связь сохраняется. И пока эта кровная и духовная связь сохраняется, гниение будет продолжаться.

— Поскольку для нынешней власти Советский Союз скорее светлое прошлое, то с ее точки зрения люди, изменившие Советскому Союзу, естественно, предатели.

С другой стороны, немало людей прекрасно понимают, что организация, в которой вы служили, и ей родственные были преступными.

— Конечно.

— Эти организации работали на Третью мировую войну. И чем лучше они работали, тем хуже было всем. И внутри Советского Союза, и снаружи. Я очень часто в дискуссиях на эту тему спрашиваю у своих оппонентов: «Как вы считаете, бандит, бежавший из банды и перешедший на сторону полиции, он улучшает свою репутацию или ухудшает?»

— При такой постановке вопроса сразу же напрашивается совершенно резонный ответ: «С какой точки зрения на него смотреть!» С точки зрения мафии он, конечно, предатель и преступник. Его нужно мочить в сортире. А с точки зрения нормального общества он совершил правильный поступок.

— Парадокс российского общества состоит в том, что массы населения, общественное мнение и правящая элита совершенно не осознают преступность того, чем они занижались до того, и не понижают разницы между демократической Россией и недемократическим Советским Союзом. Ведь духовные ценности тоталитарного прошлого — самые гнусные ценности. Но одновременно они как бы чистые. Скажем, гигантскими тиражами выходят книги гэбэшников и гэрэушников, прославляющих эти организации. Отсюда следующий вопрос: ГРУ, в котором вы когда-то служили, сохранилось в неприкосновенности?

— Не сменило даже вывеску.

— А методы и цели?

— Конечно, сохранились.

— По сути дела, это прежняя тоталитарная структура, с тоталитарными целями и тоталитарными отношениями. А каковы цели у ГРУ сейчас, как вы считаете?

— Дело в том, что в России гниет все. Гниение происходит с вершины, конечно. Самые важные государственные органы, включая ГРУ, подвержены гниению в совершенно невероятной степени. Гниение это предрешено тем, что полностью сгнил — разложился, разломался — военно-промышленный комплекс. Раньше были заводы, которые выпускали танки, танки, танки… Сейчас эти заводы остались, им не дают заказов на танки, а если они что-то и делают, то это остатки былой роскоши. Это все — советские наработки, то, что было сделано когда-то. И вот на старых заделах эта промышленность живет и гонит свою продукцию на экспорт в основном. Новых разработок нет. Была гигантская машина по производству оружия — ее не существует больше. Ведь, в принципе, каждый город — сибирский, уральский, поволжский какой-нибудь, Куйбышев, где я служил, — это гигантский комплекс заводов, ракетных, авиационных, танковых, подводных лодок, а город пристегнут к этому индустриальному комплексу. Это как на боевом корабле — наверху оружие, а там где-то, в трюмах, ютится экипаж…

Все такие города теперь прежнее количество оружия больше не производят, но перестроиться на новый лад наша промышленность военная тоже не может.

А ГРУ выполняло задачи в основном военно-промышленного комплекса. Вся наша разведывательная (добываемая) информация делилась на четыре основных раздела: чисто военная информация, военно-политическая, военно-экономическая и военно-техническая. Чисто военная — это планы. Ну достал один план… Не может же все ГРУ постоянно доставать планы, планы и планы, если они годами не меняются! Один достал, другой это дело продублировал, а остальным что делать? Военно-экономическая — это можно делать без всякого шпионажа. Этот сбор информации производится по множеству легальных каналов, и никакого шпионажа не требуется. Мы и без него знаем, где проводятся трубопроводы, где строятся электростанции… Мы знаем, где нужно перерезать провода, чтобы остановилось то или это предприятие, где производится водоснабжение.

То есть военно-экономическая информация не является столь секретной. Даже если и что-то секретно, оно легко вычисляется математически. Военно-политическая… Ну, кто-то что-то сказал, что-то кто-то передал… Если, предположим, добудешь такую информацию (министр обороны Соединенных Штатов что-то кому-то сказал…). Все это несерьезно. Это не материально. Эфемерно. Нельзя пощупать. Трудно проверить. На сплетни похоже.

Остается военно-техническая информация. Вот есть пушка, нарезная, есть пушка гладкоствольная. А вот появилась пушка наполовину нарезная… Господи, что творится! Немедленно отдается приказ эту пушку любой ценой добыть. Или, допустим, летят американцы в космос, делают свой «Шаттл». Мы тоже делаем такой же. И у нас возникает какой-то очень маленький, но предельно важный вопрос, как сделать этот самый клей, которым приклеить брикеты, чтобы они не отваливались. Этот клей должен выдерживать температуру в десять тысяч градусов, или перепад давлений, или вибрацию… Именно вот такие задачки в основном ГРУ и решало в интересах военно-промышленного комплекса. Сейчас такие задачи не ставятся.

— Количество людей, штаты остались примерно те же самые?

— Да, конечно.

— И чем же эти люди занимаются?

— Люди занимаются самообеспечением. Допустим, мы с тобой офицеры. Я говорю, что мне осталось до пенсии, допустим, пять лет. А тебе — семь. Скоро выгонят нас, как собак. И появляется очень неприятный вопрос: что мы с тобой будем делать?

И мы начинаем искать каких-то заказчиков, которым вот эта военно-техническая информация может быть интересна. Причем это какие-то частные бизнесмены, и они сами нас тоже ищут. И тогда ГРУ, используя свой опыт, свои средства, свои связи, вербует людей и работает уже в интересах частного бизнеса. А этот частный бизнес у нас весь перевязан с мафией. То есть ГРУ тоже полностью связано с этой мафией. Там уже и не различишь, кто на кого работает и кто с кем связан, кто кому чем обязан.

— То есть на самом деле внешней опасности стало гораздо меньше?

— Внешней опасности стало гораздо больше. Вот китайцы на Дальнем Востоке тысячами, тысячами переходят границу. А границу защищать некому.

— Вы считаете, что китайцы, работающие на Дальнем Востоке, представляют военную опасность?

— Да. Конечно!

— А именно?

— А именно? Люди, которые там бывают, говорят, что Дальний Восток в ближайшее время считать китайским будет нельзя. Но его уже нельзя считать и русским. Он уже не русский. Мафиозные группировки там уже полностью заселяют целые районы, где действует китайская грамота, китайская мафия, китайские законы. Туда и соваться нечего. Так вот, скоро русские — в ближайшие десять лет — будут в меньшинстве. И никто с этими китайцами справиться сейчас не может.

— Но ведь они работяги?

— Да, но они на себя работяги.

— Ну, видите ли, любой работяга работает на себя и на общество, которое его окружает.

— Так вот в ближайшее время его будут окружать китайцы. В качестве общества.

— Понятно. Но я имел в виду, что сейчас ГРУ работает уже не на войну. Работает на промышленный шпионаж. И представляет опасность для стран, где оно работает, именно с этой точки зрения.