Открытие, которого не было

С открытой террасы открывался вид на бледно-сиреневый Ла Манш и ожидающие швартовки длинно-корпусные корабли. В приоткрытое окно врывались зовущие крики чаек, и свежий морской ветер мягко шевелил снежно-белые оконные занавески.

Буйабесс готовится из предварительно слегка обжаренной рыбы. В кастрюлю кладутся помидоры, лук и толченый чеснок. Варится он минут пятнадцать. Потом в него вливают, не жалея, хорошего белого вина, крепко перчат, а в Нормандии еще добавляют земляной орех и кусочки сыра. Потом дают доспеть в течении пяти минут на совсем слабом огне.

На родине буйабесса в Марселе бульон обязательно процеживают сквозь мелкое сито, а рыбу подают отдельно на блюде.

Но жители Нормандии так не делают. Они разливают буйабесс деревянными черпачками на длинных ручках в тарелки прямо из пышущий жаром кастрюли, не портя бульон процеживанием, и не отделяя от него крупные куски рыбы.

Тогда он сохраняет в себе все живительные соки и бесследно прогоняет простуды, что приносят с собой холодные туманы Ла-Манша. После горячей тарелки буйабесса жизненная энергия начинает кружить голову, а все без исключения женщины кажутся достойными внимания. Не случайно, в переводе со старопровансальского диалекта Буйабесс означает – "Свари и кончи!"

И пьют в Нормандии перед буйабессом не сухое вино, как в Марселе, а крепкую яблочную водку – кальвадос. Разгораясь в желудке, он зовет к себе буйабесс без слов, но с таким нетерпением, что противостоять этому не возможно.

После первых нетерпеливых ложек горячего бульона спутники откинулись на спинки тяжелых дубовых стульев и вдохнули морской воздух. Ожившие от академической скуки коллоквиума мозги пришли в движение. Захотелось думать, говорить, дискутировать.

– Последнее время меня не покидает чувство, что наука зашла в тупик, но сама этого не замечает… – начал Алан. – В сущности, скачка в познании мира уже давно нет…

– Ну, как же? А генная инженерия? Она уже привела к созданию урожайных и устойчивых к вредителям растений, это как? – для поддержания духа дискуссии спросил Джеймс Дин.

– Еще скажи, рост скорости вычислений в компьютерах за последние десять лет!.. – усмехнулся маленьким ртом Левандовски. – В сущности, все это – ерунда… Потому что нет прогресса в главном – в получении энергии! Энергия – мать всякого развития… А тут-то прогресса нет никакого! Как и сто лет назад, чтобы крутить станки и моторы автомобилей, сжигаем нефть!… Путь освобождения энергии, скрытой в атомном ядре, на который так надеялись, серьезного скачка не дал. Мы – в тупике!

– В тупике? – переспросил Джеймс Дин.

– Да. А, точнее, в тупике наша наука, которая давно уже не может предложить ничего принципиально нового!

Алан прищурил свои светлые глаза и взглянул на совсем близкий горизонт. Прямо по нему медленно двигался высокий пассажирский лайнер. Он казался не настоящим, а вырезанным из картона.

– Ну, это – натяжка! – возразил Аркадий. – Пусть, действительно, в области производства энергии нет новых перспективных путей, но все-таки есть принципиальные достижения в других областях!

– Натяжка? – поднял брови Алан. – Но посуди сам: бессмертия мы не получили. Это раз. Со своими болезнями справиться не можем. Это два. Выйти за пределы Солнечной системы и достичь других галактик не в состоянии, потому что не знаем, как преодолеть скорость света. А без этого путь до ближайшей планетной системы займет по меньшей мере тысячи лет, то есть будет бессмысленным. Это три! Ни одну, по-настоящему серьезную, проблему наша наука решить не может! Ни одну! И даже не может предположить, как это вообще можно сделать!

Аркадий, что с ним случалось не часто, почувствовал интерес к беседе. И к собеседнику. Ни чересчур бледный цвет лица, ни какие-то очень светлые, почти бесцветные глаза, ни слишком маленький рот – все это в первые минуты даже слегка отталкивающее, теперь не казалось ему неприятным.

Нормандский буйабесс сыграл с ними свою обычную шутку: они просидели в ресторанчике до позднего вечера.

В Париж новые приятели вернулись уже около полуночи. Все это время они поговорили на темы, которые большинству людей показались бы глупыми и никому не нужными.

По своим номерам в «Шератоне» они расходились почти друзьями.

…Переехав коммунальный мост, дежурная машина въехала в Каланчевку.

– Аркадий Михайлович, а теперь куда? – спросил водитель. – К администрации или в милицию?

– Никуда. Останови. Я тут выйду. – ответил подполковник.

– А мне как? Вас ждать? – спросил водитель.

– Меня не ждать! Срочно в распоряжение полковника Кондрашова! О своем прибытии в гараж доложись ему лично! – ответил подполковник, сделавший вывод из бесследного исчезновения водителя предыдущего служебного автомобиля, отпущенного без строгого напутствия.

15. Исчезновение

Подполковник покинул машину у неосвещенного проулка. Стояла деревенская тишина, Звонкая, как хорошо обожженный кувшин. В городе такой не бывает.

Не успел он сделать несколько шагов, как его окликнули:

– Мужчина, у вас закурить не найдется?

Перед ним стояла цыганка. Не первой молодости. Но красивая. Порода чувствовалась. Ее голова была по-пиратски, туго охватывая лоб, повязана цветным платком. В ушах качались длинные золотые серьги, похожие на язычки маленьких колокольчиков.

– Не курю. И тебе, красавица, не советую. – буркнул Аркадий.

«Вот только цыганки мне сейчас не хватает!» – подумал он.

– Я тоже не курю! – женщина приблизила к нему свое лицо с темными провалами больших глаз и капризной линией полных губ.

– А зачем просишь?

– Для разговора. – качнула серьгами цыганка.

– О чем же нам с тобой говорить?

– О тебе, сердитый. – улыбнулась капризными губами цыганка.

– А ты меня знаешь? – вгляделся в женщину подполковник.

– Знаю. – склонила голову цыганка.

– Да? – попытался он разглядеть ее глаза.

– Да. Ты – сторож.

– А я тоже тебя знаю! – отгоняя неожиданную внутреннюю дрожь, произнес подполковник.

– Правда? Кто же я? – удивилась женщина.

– Ты – Судьба. – ответил он.

– Ты хитрый, сторож. – усмехнулась цыганка.

– Я такой. – подтвердил он. – И, что же ты хочешь мне сказать, Судьба?

– Хочу сказать: бойся Большого волка, сторож.

– Ты ошибаешься, Судьба… Волков не надо бояться. Их следует остерегаться. Ты только это мне хотела сказать?