Открытие Сибири

В. Сенников еще в Нижнеудинске по памяти совершенно точно изобразил не только план всей пещеры и лаза, но и то, как выглядел сам рисунок на стене потаенной камеры. Олень, судя по его рисунку, изображен в «летучем галопе» с экспрессией, напоминающей лучшие рисунки палеолитических художников мира.

Однако теперь лаз оказался полностью заваленным скальными россыпями и огромными глыбами. Очевидно, в шестидесятых годах или около того произошло гигантское землетрясение. Рухнули целые скалы с потолка пещеры. Завалило и лаз.

Остается, следовательно, одна возможность. Попробовать расчистить заваленный известняковыми глыбами ход в камеру тайн, может быть, при помощи современной взрывной техники, при содействии Института горного дела в Новосибирске или Института гидродинамики. Тогда пещера выдаст свои сокровища. Пусть даже это один-единственный рисунок, но, если он существует, первый в пещерах всей Северной Азии.

Расставаясь с дядей Костей, с его щенками и кошками, мы вспомнили и другую тайну этого замечательного района, тоже не раскрытую еще историю древнего народа тофов, которых прежде называли карагасами. Небольшого народа — всего 400 человек, о котором уже около двухсот лет спорят ученые, стремясь узнать его происхождение и место в прошлом сибирских народов. Тофы и сейчас сохранили свой древний образ жизни, занимаются охотой и оленеводством. И с ними связаны многие культурно-исторические проблемы. В том числе такие, как происхождение оленеводства, уже десятки лет занимающие ученых многих стран и в первую очередь советских этнографов. Всего же интереснее сам народ. Имя его звучит в древних письменных памятниках Сибири, где речь идет и о народности туба, или дубо.

Как полагают ученые, предки тофаларов были частью древнего населения Сибири, которое входит в группу палеоазиатов, так называемую древнеазийскую.

И совсем недавно в докладе молодого лингвиста-полиглота, великолепного знатока если не всех, то большинства языков Сибири В. Рассадина были высказаны принципиально новые взгляды на историю языка, а следовательно, и самого народа тофов. Рассадин выступил в Новосибирске с докладом «Этапы истории тофаларов по языковым данным». В докладе он привел свидетельства о том, что тюркским этот язык стал не в какое-то недавнее время, а еще в VI–VII веке нашей эры! Ранее же, по его догадке, предки тофов говорили на языке, близком к языку палеоазиатов, кетов. Потом даже в своей суровой горной стране тофы испытали влияния древних уйгуров, енисейских кыргызов — создателей государства, существовавшего уже две тысячи лет тому назад. Потом монголов, может быть, даже и до создания мировой империи чингисидов. Потом бурятских князцов. Наконец, тофы встретились на Уде и с русскими.

В свою очередь, языковед-новатор из Новосибирска В. Наделяев с помощью своего фонетического метода проник в самую глубь языка тофов. Не только в VI век, но и вплоть до искомого всеми учеными-тюркологами праязыка тюркских народов. И опять-таки нашел его следы именно при помощи маленького племени тофов! Таковы эти люди, так богата отзвуками прошлого их таежная земля — страна пахучего багульника, что, как пламя пожаров алеет по склонам их голубых гор, край прозрачных звонких рек.

Расставаясь с Удой, мы не могли, впрочем, не заметить, что она не так уж забыта людьми.

В летнее время в прославленной пещере и на берегах Уды бывает не по одной сотне людей за сезон. Это понятно и хорошо. Но плохо, что многие из них оставляют после себя на лужайках среди вековой тайги, помнящей Черского и других первопроходцев, не только консервные банки, отвратительно грязные пластиковые мешочки и разный другой мусор современной цивилизации, вроде битых бутылок. Даже внутри пещеры-храма древности видны глубоко врезанные, широко размалеванные памятные надписи, росписи вандалов XX века.

Есть и другие следы деятельности недавних посетителей уникальной пещеры, от которых цивилизованного человека охватывает ужас и негодование. Зимой, перед самым нашим приездом, пользуясь двумя выходными и праздничными днями, отпуском, появились на Уде некие «геологи» из Братска и Иркутска. После них остались на полу, пещеры груды, именно груды варварски расщепленных геологическими молотками не только сталактитов (они уже давно расхищены «любителями природы»), но и кусков сталагмитовой корки со стен, даже с потолка пещеры. Оказывается, из них научились делать разные «сувениры», вплоть до пепельниц и прочего ширпотреба.

И хотя ослепительно сверкал снег, безоблачно сияло солнце, все еще, можно сказать, по-бетховенски мажорно звучала симфония тайги, стало сразу как-то темно и тоскливо на душе. Сжалось сердце тревогой за завтрашний день, за тех, кто придет сюда, на затоптанный луг с пахучим багульником. Ведь сколько зла принесли уже нам эти «дикие» и даже в какой-то мере охваченные туристскими мероприятиями «любители» девственной природы, тем более браконьеры, охотники и за беззащитным зверьем, и за сталактитами.

Как хорошо, быть может, что до наших петроглифов не столь уж легко добраться, что их нелегко обнаружить в хаосе скал. Но что стоит какому-нибудь случайному прохожему «увековечить» свое имя глубокой выбитой надписью даже не рядом, а поперек чудесного лося каменного века? Такое мы много раз видели на самых знаменитых писаницах Сибири. Видели, но бессильны схватить дикаря XX века за руку…

Солнечный идол в Академгородке

На протяжении сотен тысячелетий на экране сибирской истории шли события каменного века, как мы видели, далеко не простые. Появлялись и исчезали культуры, тоже далеко не примитивные. Чем дальше двигалось время, быстрее, стремительнее мчалось оно вперед, тем сильнее, разумеется, нарастало новое в жизни и культуре, еще более они усложнялись.

Со временем сначала в степях, а затем в тайге Северной Азии распространился металл. Началась новая индустриальная эра, эпоха бронзы, а затем и время, когда появилось и стало основой производства железо. Распространение металла повлекло за собой коренной перелом, привело к возникновению в степях Южной Сибири нового, более прогрессивного хозяйственного уклада — к разведению скота.

По всему огромному пространству Евразии вместе с металлом, единообразными формами металлических предметов вооружения — кельтами, кинжалами, орудиями труда, украшениями и утварью, например, котлами скифского типа, удилами и псалиями, распространяются также кони и колесницы.

Складываются и новые социальные структуры. Уже на рубеже II и III тысячелетия до нашей эры возникают первые скотоводческие общества в великом степном поясе Евразии.

История не знает эпохи матриархата как всеобщего и обязательного правления женщин. Но существовало реальное равенство возможностей для мужчин и женщин, основанное на примитивном равенстве в производстве, отсутствии прибавочного продукта и естественном разделении труда внутри первобытной общины. История знает общество с групповым браком и вытекающим из него материнским правом.

Теперь наступает время общественного неравенства, основанного на более прогрессивной экономике общества скотоводов, возникает отцовское право и реальная власть мужчин, о чем так ясно писали и Ф. Энгельс и Г. Морган. А вместе с тем и первая форма классовой структуры — рабовладение. Характерная черта этого времени — разрушение былой замкнутости древних общин, занимавшихся охотой, рыболовством и земледелием.

Происходит небывалое прежде по масштабам взаимодействие культур. Идет широкий синтез разнородных по происхождению и характеру культурных элементов. Поскольку месторождения меди и олова расположены в определенных местах, например на Алтае или за Байкалом, древние металлурги и литейщики должны были входить в различные контакты друг с другом, чтобы получить необходимое для своей работы рудное сырье. Одновременно распространялось и многое другое: художественные образы и стилевые черты искусства. Как завершение и наиболее яркое выражение всего этого процесса рождается наконец одно из самых ярких явлений в истории культуры древности — степной «скифо-сибирский» звериный стиль. В нем контрастно сочетаются два противоположных качества: реалистически точная передача тех или иных признаков формы животного и необычная их стилизация. Наблюдается смелое сочетание обыденного и фантастического. Произведения этого стиля отмечены динамизмом, наполнены борьбой и страстью. В них нет и следа ясного спокойствия, той былой уравновешенности, которая наполняет бесчисленные композиции неолитического времени на скалах и в тайге.