Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей
Шрифт:
— Готово.
Женщина опять кивнула.
Рабочий маленьким блестящим ломиком поддел крышку ящика, и она со скрипом, медленно подалась вверх. Еще усилие — и рабочий поднял ее.
Содержимое ящика скрывал от глаз присутствующих черный просмоленный брезент.
— Будем все свидетелями, товарищи, — сказала заведующая. — Нина! — обратилась она к женщине за столом. — Пишите. — Женщина макнула перо в чернильницу. Заведующая подняла брезент.
Путешественников на секунду ослепило сияние, брызнувшее из-под брезента лучами отраженного солнца.
Это
— Амазонка из коллекции Шереметева, — сообщила заведующая, двумя пальцами вынимая из ящика одну из золотых фигур, — сообщила так спокойно, будто бы это она сама недавно уложила все в ящик, а теперь опять выкладывает из него. Нина быстро-быстро застрочила по бумаге. — Солонка, приписываемая Бенвенуто Челлини… — тем же ровным голосом продолжала заведующая. — Ермак, слоновая кость, работы неизвестного мастера, из фондов Эрмитажа… Головка Венеры работы античных мастеров…
— Простите, мы должны на время отлучиться, — сказал майор.
— Пожалуйста, товарищи, — сказала заведующая. — Только оставьте нам ваших героев часа на полтора.
Майор кивнул.
— Через час мы подъедем за ними. Старшина, выходя за дверь, подмигнул Петьке.
Заведующая
Они остались впятером в окружении расставленных по столам сокровищ Змеиной пещеры: Петька, Никита, Мишка, Владька и заведующая. Нина ушла, закончив перепись.
После того как заведующая рассказала путешественникам об истории каждой из найденных ими картин и фигурок (а на дне ящика помимо золотых и костяных фигурок оказались еще картины), рассказала о многих годах, в течение которых различные музеи страны разыскивали исчезнувшие произведения искусства, она спросила:
— Ну, признайтесь, о чем вы мечтали, когда искали сокровища? А?..
Путешественники растерянно заморгали глазами. Петька вспомнил, как он мечтал подвезти на телеге десять мешков к сберкассе: «Министру школьного образования… и на асфальт для Белой Глины».
Заведующая улыбнулась.
— Вы мечтали, конечно, побывать в Артеке! Съездить в Москву! Приобрести хорошие игры! Так? — Она засмеялась. — Государство вам очень благодарно, и все это будет у вас! А теперь посмотрите как следует ваши сокровища. Для любителя искусства счастье одним глазком глянуть на эти картины. Видите: вот это Рафаэль — величайший итальянский художник!
Заведующая встала, как бы разрешая путешественникам чувствовать себя свободными. Все кинулись рассматривать величайшего итальянского художника.
А Петька вспомнил вдруг, о чем он мечтал. И, напустив на себя таинственный вид, отозвал заведующую в сторону.
Сказал шепотом:
— Вы знаете, о чем я мечтал. Не надо мне игр. И Артек — это ладно… Я матери хотел шаль пуховую подарить! Знаете, есть такие теплые, прям как…
И замолчал с приоткрытым ртом, увидев неожиданно изменившееся лицо заведующей. Испугался, что сболтнул что-нибудь лишнее. И надо же, как быстро у этих женщин глаза мокреют! Хотел заверить, что это он сдуру все наболтал ей… Но она,
будто ее подтолкнул кто, вдруг выскочила за дверь, и Петька услышал только, как она быстро-быстро заговорила:— Товарищ майор! Товарищ майор…
«Уже, значит, пришли», — подумал Петька.
Возвращение
Автобус еще спускался с Рагозинской горы, а рагозинцы, обогнав его, уже бежали через сопляковскую поляну.
Понятно, что вся Белая Глина — от мала до велика — тут же высыпала на улицу. А вот как узнали о возвращении беглецов курдюковцы и туринцы — это так и осталось тайной. Во всяком случае, они тоже были здесь, когда невиданной в деревнях красоты желто-красный автобус затормозил в самом центре Белой Глины и из распахнутой его дверцы один за другим вышли путешественники.
В сплошной неразберихе трудно было понять что-нибудь. Для самих путешественников минуты встречи с земляками вспоминались потом очень туманно. Они лишь помнили, что каждый из них в каждую секунду обязательно натыкался на Кольку тетки Татьянина. Помнили, как опять легко и потому чуточку обидно подбрасывал их на прощанье гигант старшина, как затем по-мужски жал им руки, потом жал им руки лейтенант, потом шофер автобуса, потом еще кто-то…
Лишь через час примерно путешественникам удалось вместе со своими подарками от различных свердловских организаций прорваться домой.
И Петьке не хотелось сразу убегать от матери к Никите или на Стерлю, Петька стоял и почему-то не мог смотреть, как, едва прикасаясь, движутся по черному меху развернутой на столе шубы материны руки. Петька и не замечал, что у нее такого цвета руки: белые с коричневым — белые под ногтями и там, где соприкасаются друг с другом пальцы, а коричневые — везде. Руки матери чуточку дрожат. И вдруг Петька видит, как чистая-чистая капля упала на шубу рядом с материной рукой и рассыпалась бисеринками по черному меху. Петька поднял голову.
— Ты чего это, мам? — с досадой спросил он, чувствуя, что и у него предательски пощипывает глаза.
Мать улыбнулась сквозь слезы.
— Ну куда это мне, Петь?.. Зачем мне красота-то такая?
— Вот еще! — сердито сказал Петька. — На ферму пойдешь или к Ягодке зимой — мало ли…
Бабка Алена тоже плакала.
Начальник штаба ходил перед ней взад-вперед и говорил:
— Я, бабушка, думал раз… Ну, в общем, было это — сидели мы с Петькой… Нет у меня, бабушка, матери, ладно? Ты будешь у меня матерью, ладно? И я буду тебе всегда помогать!
Бабкины глаза ничего не видели от слез, а непослушные руки автоматически мяли сыромятину. Никита подошел, осторожно взял у нее ремень, шагнул к гвоздю, хотел повесить, но раздумал и вынес на кухню.
Светка, усевшись возле утят, отчитывала Владьку:
— Как не стыдно?! Ну как не стыдно?! Думаешь, если ты хочешь найти сокровище, другие не хотят? Да?
— Ну, срочно было… — оправдывался Владька.
— Срочно! А может, я тоже могла срочно!.. Нет, если ты еще пойдешь и не скажешь мне…