Открытый путь [сборник]

— Более странный, чем ты думаешь.

В отличие от знака Четырех Врат, начертанного на самом виду, тот значок, что был накорябан над полом, в полумраке можно было заметить, только низко наклонившись. Да и то человек, никогда прежде его не встречавший, скорее всего, не обратил бы внимания или принял бы за раздавленного паука.

Оливер указал на него Селии:

— Видишь? Это еще один языческий символ. Знак Освобожденной Скверны. Иначе — знак Отравленного Огня. Он очень редко встречается. Считалось, что он концентрирует… притягивает к себе зло. Поэтому он мог навлечь несчастье не только на того, против кого зло хотели обратить, но и на того, кто его начертал.

— А бывший хозяин дома нарисовал его, похоже, у себя сам. И странно-то как…

Селия села на пол рядом со знаком, вперилась взглядом — нет, не в эту стену, в противоположную.

— Обрати внимание. Прямо у меня перед глазами окно. Оно выходит на восток. Когда встает солнце, его лучи должны падать под углом — прямо сюда.

— …И касаться знака. А если б они могли отразиться от стены — представляешь такую картину? Нет, не совпадает. Знак Четырех Врат слишком высоко.

— Нет, совпадает. На столе раньше лежал хрустальный шар, и лучи преломлялись в нем.

— И шар замутился… Освобожденная Скверна. Да, странные опыты здесь производились…

Селия нагнулась, чтобы примерится взглядом к исходной точке нарисованной мысленно фигуры.

— Погоди-ка! Здесь рядом, справа, еще что-то нацарапано… нет, написано… черт, ничего не разобрать.

Оливеру пришлось выкресать огонь, чтобы прочесть буквы на стене. Вопреки ожиданиям, это оказались отнюдь не таинственные руны или иероглифы. Хотя особого смысла в надписи тоже не виделось.

Медленно, морщась от напряжения, он прочел написанные столбцом слова:

Белая берлога

Пустая чаша

Сломанный мост

Брошенная часовня

— А дальше?

— Дальше либо штукатурка осыпалась, либо ничего не было написано. Что это? Заклинание, связанное с пустотой, тленом, уничтожением?

— Похоже на названия гадальных карт. «Рухнувшая башня», «перевернутая чаша»… или на алхимические символы… «Белая женщина», «черное деяние»…

— Постой! — Он приподнял руку, точно пытаясь поймать ускользающую мысль. — Погоди-погоди-погоди. Что-то я слышал про Брошенную часовню… так, сказки, легенды всякие… когда в Тримейне жил. Это было место такое в Заклятых землях. Когда Заклятие было снято, часовня то ли под землю провалилась, то ли ее сжег небесный огонь — по разному рассказывали. И… название «Белая берлога» я тоже припоминаю.

— Может, все-таки «дорога»?

— Нет, именно «берлога». Упоминалось в хрониках, самых старых. Так раньше назывался какой-то горный перевал, а какой — никто теперь не помнит и не может установить, почему он так назывался. Из этого напрашивается вывод — другие слова в надписи суть не заклинание, а названия местностей.

— Сломанный мост… — глухо произнесла Селия.

Оливер тяжело — ноги затекли — поднялся. Как он мог забыть?

Она же ищет Сломанный мост. Вовремя бы сообразить, уверить ее, что это нечто вроде «рухнувшей башни»…

— Хьюг говорил тебе, что средоточия зла в Заклятых землях перемещались, — продолжала Селия. — И ты правильно заметил — в трех названиях из четырех обозначено нечто, связанное с опустошением, уничтожением… А может, и во всех четырех, если понимать «белый» не как цвет чистоты, а как отсутствие цвета… И они написаны рядом с этим… как ты назвал символ? Знак Освобожденной Скверны… Из того, что мы уже знаем, очевидно, что здесь названы места прорывов Темного Воинства.

— Да… причем, я думаю, в порядке их появления. Белая берлога упоминается в очень древних манускриптах, а Брошенная часовня — в преданиях прошлого века.

— Где же теперь являют себя злые силы? Здесь?

— Хьюг, если помнишь, утверждал, что у него в замке.

— Он себе льстил. Если там и побывали какие злые силы, то родом они отнюдь не из чужих миров.

Она тоже встала. Уже совсем стемнело.

— Ночевать придется здесь. Но не знаю, как ты, а я ни один из домов занимать не собираюсь.

Оливер втайне признал, что ночевка под открытым небом его тоже почему-то больше устраивает.

Костер они развели прямо посреди улицы, благо топлива кругом было предостаточно. Трухлявые обломки стен и дверей с шипением обугливались и становились прахом. Ветра не было, и пламя вздымалось высоко и яростно. Жутко, должно быть, это выглядело со стороны — черные, пустые, мертвые дома, озаренные костром на улице, молчаливый лес со всех сторон и абсолютная тьма над головой.

— О чем ты думаешь?

— Обо всем этом. — Селия обвела рукой дома. — О том, что мы видели в доме. Можно было бы поискать и другие свидетельства, но… достаточно. Теперь я не считаю, что здесь жили монахи или даже еретики… впрочем, еретики — возможно… особого рода. Тем, которым не нужны были дороги… или они умели управляться с дорогами по-своему.

— Открыватели?

— Ты помнишь, как сказал Вальтарий? «Они могли смотать дорогу, как клубок ниток, и точно так же размотать ее».

— Вальтарий — мошенник. Причем наихудшей разновидности — тот, который верит в собственное вранье.

— Да, но то же самое об Открывателях повторил Хьюг. А он в клады и сокровища не верил.

— Зло и свобода, говорил он. Что он имел в виду?

— Меня сейчас это не интересует, — сказала Селия. — Сейчас важно только одно — мы уже на землях, которые раньше называли Заклятыми.

— Но Заклятие снято! Можно идти свободно!

— Так, — отчужденно согласилась она. — Можно свободно идти куда угодно. И появилась надежда найти то, что я ищу. Я бы и без надежды искала, но вот… она появилась… — Она подбросила топлива в костер, который совсем в этом не нуждался, точно стремясь этим действием оттянуть следующие слова. — Оливер, я должна поговорить с тобой.

— А мы разве не говорим?

— Оставь пока шутки. Потом пошутишь, если захочешь. Я с самого начала не хотела, чтобы ты ехал со мной. Но ты сумел настоять на своем… черт, ты всегда это умеешь… и я согласилась. Но теперь, когда я знаю, что Сломанный мост существует, что он не просто мне примерещился и его не выдумал Найтли, я поняла, что дальше так продолжаться не может. Ты должен уйти.

— Нет, — очень тихо произнес он.

— Черт! — взорвалась она, приподнялась, сжав кулаки. — Ты думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, я совсем бесчувственная? Но если я сейчас… позволю себе… — Она сглотнула. — От этого будет только хуже. Если я не выдержу — а я могу не выдержать — и откажусь от своей цели, я возненавижу тебя… и себя… и до конца жизни буду презирать себя за предательство. Но если не откажусь — тогда хуже придется тебе. Ведь я ничего не знаю об Алиене! Если мы будем вместе, а потом я изменюсь… превращусь в другую женщину, которая, возможно, и знать тебя не захочет, — каково тебе будет? Не думал? А я вот думала. Поэтому, пока еще есть возможность вернуться, пока ты еще не погиб со мной окончательно, я прошу тебя — а я никогда никого ни о чем не просила — уходи. Возвращайся в Эрденон, к себе на Юг, куда-нибудь. Оставь меня.

Он все так же тихо и ровно, без выражения, сказал:

— А я с самого начала говорил, что везде последую за тобой. И повторю: куда ты ни направишься, на небо или в ад, — я последую за тобой. Кем или чем ты ни станешь — я последую за тобой.

— Дурак! — тонко, как-то по-детски выкрикнула она и свесила голову.

Он не смотрел ей в лицо, дабы она не прочла в его глазах дикую, оскорбительную радость. Не важно, что она сказала, — он услышал то, что хотел услышать, и узнал то, что хотел узнать.