Открывающий двери

А потом они ушли. В какой-то момент Ромиль просто подошел к ней, взял за руку и молча увел из зала. Люди смотрели им вслед, перешептывались, сплетничали… Глория, с тяжко бьющимся сердцем стояла рядом с арт-критиком журнала Вог, который взирал на нее с сочувствием.

— Кто это? — спросила Глория.

— Говорят, это миссис Ричардс, жена весьма богатого человека и политика с большим будущим. Он собирается баллотироваться в Конгресс от штата Южная Каролина. И он и она из старой аристократии южных штатов.

Ромиль хотел уехать. Мы снимем дом в Майами, говорил он. Тебе понравится океан. Она улыбалась и кивала. Конечно, она не раз бывала на побережье, муж арендовал виллу в Малибу. Но с Ромилем все будет по-другому. И океан окажется совершенно другим. Художник изменяет мир одним своим присутствием, и теперь она станет жить в особом мире, во Вселенной, созданной лишь для них двоих.

Странным образом они начали с того момента, когда расстались. Ничто не стояло между ними, словно три года жизни врозь не увеличили социальную пропасть между художником — модным, но странным и чуждым обществу; и женой политика, будущего конгрессмена. Напротив, разлука возвела над делившей их пропастью «мост веры». Ступив на него, они оторвались от материальных и обыденных берегов, но обрели друг друга.

Патрисии не хотелось никуда уезжать. Я хочу видеть твои картины, говорила она. Тогда давай возьмем их с собой. Но ведь большая часть картин с выставки уже продана, робко возразила она. Плевать, скажу, что передумал. Знаешь, давай оставим пока всего несколько. Вот эту и эту. А те продай поскорей, они мне не нравятся.

Почему, удивился Ромиль.

Кто-то словно смотрит на меня оттуда. Злой? Не знаю. Равнодушный, но это еще страшнее… А я тоже рисую. Что? Все, что летает. Например, бабочек, птиц, коней, влюбленных…

Ты покажешь мне, как летают кони?

Смутившись, она кивнула. Собираясь в Нью-Йорк, Патрисия упаковала ту часть картин, что захотела забрать с собой, и привезла в отель. Мужу она объяснила, что хочет показать их кое-кому из критиков и владельцев галерей. Он не пришел в восторг от этой мысли, но перечить жене не стал. Даже пошутил: когда я выиграю выборы, дорогая, твои картины существенно взрастут в цене.

Само собой Патрисии плевать было на мнение критиков и прочих. В этом мире есть только один человек, которому она хотела бы показать эти холсты. И когда он узнал ее и позвал — все стало наконец на свои места. Теперь они вместе, и остальное не имеет значения.

Холсты и немногие личные вещи, остававшиеся в гостиничном номере, привезли быстро. Патрисия сидела на диванчике у стены, обхватив себя за плечи, и смотрела, как Ромиль рвет оберточную бумагу, расставляет картины, а затем ходит от одной к другой, разглядывая их.

— Вот! — он поднял раму и перенес картину ближе к свету. — Мне нравится! Здорово. Нет, не просто здорово… Это прекрасно!

Патрисия засмеялась, потом заплакала. Она и так знала, что это ее лучшая работа. На холсте был разноцветный город, явно окраина, потому что дома и дороги обрывались в поля. На улицах и дорогах виднелись машины и люди. Но главным персонажем картины было небо и летящие по нему кони. Их морды смотрели вверх, рвались навстречу тому, чего никогда не найти на земле…

Ромиль сменил квартиру, но остался в том же районе Трайбека. Два года назад Глория нашла ему новое жилье на последнем этаже двенадцатиэтажного дома с видом на парк. Здесь удалось разместить полноценную мастерскую, заменив часть стенных панелей на стекло. Две спальни, просторная светлая гостиная, кухня; Глория постаралась устроить своего протеже со всеми удобствами и комфортом, подобающим преуспевающему художнику. А еще в квартире имелся небольшой балкон, и Патрисия иногда часами сидела на нем, глядя в небо или на город и думая о чем-то своем. Любой человек попытался бы расспросить вновь обретенную возлюбленную, узнать, как она жила в разлуке с ним, какие обязательства есть в ее жизни и что она собирается делать дальше. Но Ромиль не был обычным человеком. Патрисия пришла к нему домой после той выставки и просто осталась жить в квартире. Он был этим счастлив и совершенно не задумывался об остальном.

Все дни они сидели дома. Ни он, ни она не испытывали нужды в обществе других людей. Впрочем, они часто ходили кататься на роликах — рано утром в соседний парк. Или обедали в городе, инстинктивно выбирая места, где маловероятно встретить знакомых. Иногда они занимались любовью — нежно и долго, а потом расходились по комнатам и писали — каждый свое.

Приходила Глория, но Ромиль не пустил ее в дом, и они разговаривали в холле у лифта.

— Ты пропустил презентацию новой программы фонда Рокфеллера! Ромиль, что ты делаешь? Мы же растеряем клиентуру!

Он равнодушно пожимал плечами.

— Ты знаешь, что она замужем? — говорила Глория, лихорадочно блестя глазами. Ее лицо осунулось, сеансы психотерапевта уже не помогали восстановить душевное равновесие, и она перешла на антидепрессанты. — Ее муж политик, он богатый и уважаемый человек. Так не делается…

— Что не делается?

— Как что? Твоя подружка сбежала из отеля, даже не позвонив мужу. Она оставила там свой мобильный телефон!

— Они его привезли вместе с остальными вещами.

— И почему же Патрисия не звонит мужу?

— Не хочет, наверное.

Ромиль сидел на подоконнике и смотрел, как Глория мечется по небольшому пространству холла, застеленному серым ковролином. Ее трясло. Она никогда не видела Ромиля таким спокойным и умиротворенным. А еще он словно повзрослел в один день, повзрослел настолько, что добровольно принял на себя ответственность за другого человека. Все это было так непохоже на эгоистичного и безалаберного цыгана, что Глория сперва растерялась, а затем по-настоящему испугалась. Она буквально чуяла грядущие неприятности, и опасения ее уже начали сбываться.

— Мне звонил адвокат мистера Ричардса. Он не хочет поднимать шум. Если жена вернется домой, пока слухи о вашей связи не просочились в газеты, то они уладят это между собой. Я думаю, это очень великодушное предложение. Дай мне поговорить с Пат и я…

— Нет.

— Ты с ума сошел! Ты не можешь держать ее взаперти вечно!

— Она может оставаться здесь, сколько захочет. И я ее не держу. Если ей плевать на мужа — ему придется это пережить.

В коридоре послышался шум и голос Патрисии. Ромиль первым выскочил в коридор и увидел молодую женщину. Патрисия шла, вытянув перед собой руки, словно слепая. По лицу ее текли слезы, и она жалобно, как потерявшийся ребенок, звала Ромиля. Он обнял ее, прижал к себе и увел в квартиру. Глория застыла посреди коридора. Лицо молодой женщины напугало ее, Патрисия казалась… она казалась безумной.

Вернувшись к себе, Глория задумалась. Нельзя сказать, что она не ревновала: впервые на ее памяти Ромиль был столь внимателен к женщине, заботлив и откровенно влюблен. Ревность, да… но не меньше ревности терзало ее опасение нарваться на какие-нибудь крупные неприятности. Опасно связываться с такими людьми, как муж этой дамочки. Уж Глории ли не знать южан. Если дело дойдет до суда, то деньги только успевай отсчитывать…

В принципе Глория представляла себе, что происходит в доме Ромиля. Когда художник переехал, Глория договорилась с женщиной, которая убирала несколько квартир в доме. Крепкая и нестарая еще Розита наводила порядок в квартире Ромиля два раза в неделю, а потом встречалась с Глорией в кафе и, с удовольствием запивая торт сладким кофе, рассказывала, что мадам красивая, но очень странная. Никогда ничего не готовит, а уж чашку за собой вымыть, так ей и в голову не придет. Впрочем, она добрая, улыбается так мило, только никак не может запомнить, как ее, Розиту, зовут. То Розой назовет, то Кларой, то еще как. Спиртное? Да, вино пьют, иногда утром она выбрасывает бутылку, иногда две. Нет, таблеток не видела…