Откуда соколы взлетают

— Ну, мать, не зря мы на зимли проживаем. Бачь, яких дитэй взростылы! Одын вжэ летчик, другий в институти вучится, Хфедор у Магнитогорску на важной стройке робить, Иван у Красной Армии служить. И уси вжэ коммунисты. Мали подрастуть, по их же пути пидуть. Счастливи ми люды! И усе от власти советской!

— Гриша бачим — орел, — любовался отец сыном. — А як ты, Хфедот?

Федот встал и сказал:

— Родные мои, я больше не Федот. Я Федор.

— Який Хфедор? Хфедор у Магнитогорску! — поднял брови отец.

— То старший. А я — младший. Имя я себе новое взял. Вот мой паспорт, видите написано — Федор. А то все Федот да Федот. Стариной какой-то отдает.

— Хай будэ так, коли табэ к души… Два Ивана в нас е, будэ и два Хфедора, — согласилась мать.

Утром Мария Михайловна поднялась рано, вышла во двор. Гриша и Иванка уже делали там зарядку.

— Вы вже всталы?

— Да вот, Иванка летчиком хочет стать. А раз так, готовиться надо и не откладывать на завтра.

Несколько дней братья знакомились с городом, подремонтировали двор, побелили хату. Вечерами Гриша помогал Иванку мастерить самолеты.

— Вот видишь, мама, моя инструкторская работа уже началась.

А через две недели он засобирался в Качи. Беспокойный и ответственный по характеру, Григорий Пантелеевич уже думал, как начнет службу в должности наставника будущих пилотов. Ему предстояло снова делать нелегкие первые шаги. И он должен их пройти сначала один. Выверить мысли свои и поступки, чтобы не подвести тех, кто на него рассчитывает, как на учителя.

Когда он предстал перед начальником школы и доложил, что для дальнейшего прохождения службы прибыл, тот участливо спросил:

— Что разлюбила?

— Да нет, я сам до беспамятства влюблен.

— И она здесь?

— Да, здесь. Только не она, а они. Небо и самолеты. Думаю поготовиться за оставшееся время к предстоящей работе. Прошу разрешить мне полеты в зону для отработки учебных упражнений. Чтобы учить, надо самому все знать и уметь. Так нас еще в Зверинке учили, да и здесь тоже.

— Хвалю. Совершенно правильное решение. Знаю по себе, что ни одна работа не требует таких постоянных занятий и тренировок, как летная. Неделю не полетал — и самолет словно потяжелел, стал будто ленивая лошадь.

А школа жила своей жизнью. Работала приемная комиссия. Волновались приехавшие поступать ребята. Кравченко смотрел на них и видел вчерашнего себя.

Григорий радовался, что времени у него много, и нажимал на личную подготовку. И не напрасно. В жизнь школы и курсантов он вошел легко.

Появился он в группе погожим осенним утром. Подошел к курсантам, заметно смущаясь, произнес:

— Фамилия моя Кравченко. Меня назначили к вам инструктором. Будем учиться вместе. Давайте знакомиться.

Достал из планшетки список и уже спокойно начал называть фамилии.

Кравченко принадлежал к числу тех наставников, которые излишне не опекали своих учеников. Поддерживал самостоятельность, доверял. Не торопился с выводами.

Учлетов покоряло его умение доходчиво объяснять, казалось бы, самые сложные вопросы. Делал он это наглядно, с применением своих ладоней. Они часто были красноречивей долгих пояснений. Инструктор не любил многословия. И мыслить учил четко, как бы командами. Умел сосредоточить внимание учлетов на самом главном: как правильно распределять внимание на взлете, наборе высоты, на развороте, планировании, не растеряться на посадке. Любил повторять, что летчик должен уметь наблюдать, чтобы видеть все. Увидеть противника в воздухе первым — это уже огромное преимущество и верный шанс для успеха.

Шла обычная напряженная учебно-тренировочная работа в школе. Кравченко занимался с курсантами в аудиториях, «вывозил» учлетов для первого знакомства с небом, летал с ними на спарке, делал разбор полетов — групповой и с каждым в отдельности. Времени для работы над собой почти не было, хотя Григорий вел почти спартанский образ жизни.

Он за полночь засиживался над анализом полетов. Читал все, что попадало об авиации. Но научных статей и книг было еще очень мало. Авиация в те годы развивалась стремительно, и пока не было времени изучить и обобщить ее опыт. Вот почему Кравченко использовал любую возможность, чтобы быть на аэродроме. Наблюдал за полетами других, наблюдал, как профессионал: с блокнотом в руках, делал заметки, записывал размышления. При первой возможности взлетал в небо, водил самолет размашисто и легко: то резко переходил на крутые виражи, крутил петли, ввинчивался штопором почти до земли и свечкой уходил в небо.

Когда Григорий был в воздухе, за ним всегда с замиранием следили десятки и десятки обитателей школьного городка.

И все-таки он не чувствовал удовлетворения. Инструкторская работа требовала определенного трафарета, «школы профессии», которой надо было владеть и передавать военлетам. Научить их взлету и посадке, умению быть осмотрительным в воздухе, набирать высоту по прямой и виражом, летать строем и «крутить» фигуры. А он мечтал стать классным истребителем.

Особенно это желание усилилось, когда прочитал книгу одного из первых замечательных русских авиаторов Евграфа Николаевича Крутеня «Воздушный бой». Многие мысли Кравченко, оказывается, уже были открыты задолго до него. Но он радовался, что мыслит, видимо, верно.

Как-то зимой на станцию Микензевые Горы подали специальную платформу с контейнерами. Группе Кравченко было поручено груз с нее доставить к ремонтным мастерским. В контейнерах были детали самолета. Через несколько дней специально приехавшая группа инженеров и рабочих собрала из них самолет. Такой модели летчики еще не видели. Испытывать новую машину приехал Чкалов.

И хотя испытания закончились тем, что у самолета не выдержали шасси, Кравченко впервые увидел, что может делать в воздухе настоящий летчик на боевой машине.

Это был урок, после которого инструкторская работа показалась Григорию совсем малозначимой. На следующий день он обратился к начальнику школы Ратаушу с рапортом о переводе с инструкторской работы в летную истребительную часть.

Желание Кравченко начальник школы воспринял с пониманием. Он знал, что мастерство настоящего аса оттачивается индивидуально и лично самим летчиком. Был много наслышан от других и сам наблюдал не раз, талантливые маневры Григория в небе. Казалось, летчик играл машиной в воздухе, будто она была продолжением его самого.

— Стремление ваше похвально, товарищ Кравченко, но удовлетворить просьбу я сейчас не имею права. Вы знаете, что у нас существует сквозная система подготовки курсантов. Вы их берете желторотыми птенцами и доводите до орлов. И бросить группу на полпути? Никто нам с вами этого не позволит, да и вы сами не согласитесь.

Мне уже докладывали, что курсанты подражают вам, и не только в воздухе. Как летчик вы, действительно, должны расти. А чтобы расти, необходимо много летать, искать новое, свое в полетах. Разрешаю выбрать любого из ваших учеников и работать с ним сверх установленной школьной программы. Дам команду, чтобы для этого выделили горючее сверх нормы и по вашей заявке разрешали вылет в зону для тренировок.