Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Отложенное самоубийство
Шрифт:

— Ресторан далеко?

— Три километра, — отвечает Лана, выводя машину с парковки у церкви.

В Германии расстояния измеряют в километрах, а в России — в единицах времени. В России на вопрос: «далеко ли это?», обычно отвечают: «полчаса» или «всего час езды». В Германии: «три километра». О чем говорит такая разница? Не знаю, мне не до того. Я смотрю на Лану. Она сегодня великолепна. В темных, слегка вьющихся волосах сияет серебряная заколка, в ушах серьги, на шее колье в одном стиле с заколкой и сережками, на пальцах перстни. Наштукатурена от и до. В темно-сером, как ее «Ниссан», брючном костюме. И сводящий с ума аромат. Легкий, но чудовищно чувственный. Такие духи Лане подходят. Хищница

же. Бедные беззащитные мужчины! Что же им делать? Противоядие от Ланы еще не изобретено.

Новый ресторан азиатской кухни полностью занимает большое, отдельно стоящее здание. На фасаде огромные иероглифы, перед фасадом широкое парковочное поле. Автомобилей довольно много. Оставляем «Ниссан» скучать в одиночестве и заходим в ресторан. Весь персонал состоит из японцев. Непроницаемые лица, узенькие глазки, редкозубые улыбки.

На входе нас встречает маленькая метрдотельша, или, по-японски, «сэмпай» — раньше начавший коллега. Она кланяется раз пятьдесят и передает своей подчиненной — «кохаю» — позже начавшему коллеге. «Кохай» тоже избыточно кланяется и усаживает нас за отдельный стол. В зале есть и длинные столы, рассчитанные на большие компании. По соседству с нами за таким столом щебечет компания геев. Привет, петушня! Шестеро нежных молодых людей по-женски закатывают глаза и всплескивают руками. Длинные бакенбарды, ухоженные бородки, узкие тесные джинсы, разноцветные девчачьи кофты… Не геи, а какие-то художественные палитры.

Не обращая внимания на сомнительных соседей, устраиваемся за столом. «Кохай» приносит меню и получает от меня тридцать евро за двоих. На эти деньги можно заказывать все, что есть в меню, и сидеть хоть до закрытия. Спиртное отдельно. Лана просит принести салат из чего-то непонятного, порцию утки по-пекински и чай с жасмином. Я из любопытства заказываю акулье мясо и пиво.

В ожидании еды разговариваем.

— Почему у тебя нет литовского акцента? — спрашиваю я Лану.

— Мы с Эрнестасом неполнородные брат с сестрой. Мой отец — советский полковник, донской казак, служил в Литве. А мама у нас общая — литовка.

— А как ты оказалась в Баварии?

— Вышла замуж за российского немца. Когда Союз крякнул — уехали сюда. У мужа здесь много родных.

— Так ты замужем?

Неприятное открытие. А сам-то!

Лана улыбается своей кошачьей улыбкой:

— Только официально. Мы с мужем давно уже живем раздельно. У него — своя жизнь, у меня — своя.

— Конечно, это не мое дело, но почему так произошло?

Она делает паузу. Нам приносят заказ. Чашки, тарелки, ложки, вилки, салфетки. Принимаемся за еду. Не знаю, как там утка по-пекински, а акулье мясо — полный отстой. Жестковатое и безвкусное. Картон. Выражаю презрение к акулам тем, что пью пиво. Пиво хорошее, немецкое.

Лана не забыла мой вопрос и, когда ее тарелка пустеет, отвечает:

— Ты знаешь, наверное, мы не подходим друг другу. Он — солидный, положительный человек, не склонный к авантюрам и безумствам. Серьезный бизнесмен. А я… Совершенно безбашенная личность! — Она вдруг весело смеется. — В качестве примера… Вспомнила, как я совратила мужа и его лучшего друга.

— Расскажи. — Выпитое пиво делает меня любопытным.

— Ну, это было на Новый год. Мы втроем нажрались до зеленых соплей, и я спровоцировала их на совместный секс. Не только со мной, но и друг с другом. Представляешь? Похоть-то никуда не денешь. Вот и дала инстинктам разгуляться. Я сволочь, да?

Я пожимаю плечами. «Да уж, такая Лана может любого маньяка переманьячить».

Исповедь продолжается:

— Они потом три года не разговаривали. Стеснялись. Муж до сих пор мне простить не может. И расстаться со мной не может. Говорит: «Мне от тебя ничего

не нужно, лишь бы знать, что ты рядом». Поэтому живем в одном доме с раздельными входами.

— Ты работаешь?

— Да, исполнительным директором в одной из фирм мужа. Практически я ее создала. Так и работаю. Стараюсь побольше денег угадать с народа.

«Голубые» за соседним столом шумно копошатся. Существа среднего пола съели какую-то подводную гадость и хотят виски. Ну и зря. Позже начавший коллега вызывает раньше начавшего коллегу, а тот, в свою очередь, беспокоит самого терминатороподобного «сэнсэя» — более раннее существо. Реально здоровый «сэнсэй» вежливо объясняет, что виски в ресторане не подают. Геи недовольно кривят губки, но ничего не поделаешь. Такое правило. Вот и отлично. Виски они захотели!

— Теперь расскажи о себе, — просит Лана.

Я рассказываю. Про себя, про Марину, про Наташу. Про Алоиса Кальта было вчера.

— Всегда хотела познакомиться с писателем, — говорит она, омывая мне душу своими озерами. — Я же с детства читаю все подряд. Запоем. У родителей была прекрасная библиотека. И у мужа. — Она мягко касается кончиками пальцев моей щеки. — У тебя очень чувствительное эго, Вадим. Ты романтик, мурзичек. Я это сразу поняла. Почувствовала.

— Почему «мурзичек»?

— Потому что. Ты грустный мурзилка.

От мимолетной ласки Ланиных пальцев мое сердце наполняет горькая сладость. Такой вот парадокс вкуса. Взгляд Ланы, каким она смотрит на меня, непонятен. Калейдоскоп повернулся — новая картинка сложилась. Что она означает? А черт его знает!

— Ты заставляешь меня ощущать себя стареющим ловеласом, — выдаю я очередную глупость.

Лана убирает руку (к сожалению!) и озабоченно смотрит на часы.

— Ты спешишь?

— Я же на работе. Уехала на ланч. — Видя мое расстроенное лицо, улыбается и ласково тянет: — Ну, мууурзичек! Не обижайся.

Я не обижаюсь. Она права.

На Песталоцциштрассе меня встречает звон колоколов, пустая квартира, темный экран компьютера, толстая пачка рекламы в почтовом ящике и фаршированные перцы в кастрюле на плите. Равнодушный поток времени, чуть задержавшись в ресторане, ускоренно продолжает свой бесконечный бег.

Только успел переодеться, звонок в дверь. Открываю. Джейсон — очкастый друг Лукаса. Смотрит на меня снизу вверх и стеснительно улыбается. На самом-то деле он никакой не стеснительный. Во Вселенной Джейсон занимает очень мало места, поэтому, чтобы не потерять даже его, ему приходится маскироваться.

— Халло! Лукас дома?

Объясняю пацану, что Лукас далеко и вернется через месяц.

— Тогда я возьму его велосипед?

Велосипед нашего младшего стоит у подъезда и только мешает проходу. Его нужно бы унести в подвал, где есть помещение для велосипедов жильцов, но мне некогда. И неохота. Пусть берет, пострел.

— Катайся, только не сломай.

Счастливый Джейсон убегает. У него сегодня удачный день. А у меня? Вроде бы тоже неплохой.

Нужно договориться с Федей о вывозе мусора «на шрот». Звоню. Отрываю его от работы. Я знаю, что Федя работает на «брюках». Это еще одно непостижимое для меня наименование, бытующее среди русаков Нашего Городка. От Феди знаю, что работа на «брюках» заключается в сборе вещей, ставших ненужными их владельцам или оставшихся после смерти хозяев. Люди звонят на «брюки» по телефону и заказывают машину. Федя приезжает с коллегой по адресу и грузит ставшее ненужным или бесхозным имущество: мебель, кухонную технику, телевизоры, одежду… Потом эти вещи их фирма распродает или поставляет в пункты товаров для неимущих вроде наших «фенишек». Дарит им вторую жизнь. Или третью, четвертую… Обеспечивает круговорот барахла в природе. Циркуляцию старья.

Поделиться с друзьями: