Отметчик и разносчица

– Стокар, ты кому жучок поставил? – с укоризной спросил пожилой оперативник.

– Я думал, - сконфуженно произнёс молодой инспектор, – что она тоже…Это. Оттуда. Это же пленная стюардесса.

– Значит, уже не стюардесса. Неужели Укисрак вмешался? – пожилой махап округлил глаза. – Ладно, с кем не бывает? Мы все могли перепутать. Нам еще не под силу контролировать тонкий план. Это не наша компетенция. То, что у них любовь – это нам на руку. Может, что-нибудь и нароем.

В дверях появился диспетчер из секретной части:

– Стокар, вас хочет слышать штаб ГРУ. Переключитесь.

– Хорошо, – инспектор быстро поправил наушники и нажал нужную кнопку. Через две минуты он отчеканил. – Слушаюсь! Так точно! Всё понял! Вылетаю!

21

Чтобы не привлекать внимания, звездолёт с музыкальными символами на борту залетел на перевалку через аварийные ворота. На часах была полночь – время молмутских похорон. Когда произошла полная остановка двигателей и открылись двери, Сукла взволнованно посмотрела на огромную толпу в чёрных плащах рядом с часовней. От огромного количества провожающих в последний путь старшую жену коменданта ей стало не по себе. Она протянула руку и несколько капель дождя упали на ладонь. Сукла сморщила нос и стала быстро спускаться по ступенькам. Марк и Тузик последовали за ней.

Вооружённая охрана незаметно проводила беглецов на территорию жилого комплекса в семейный корпус. Старший евнух выдал им чёрные плащи и перчатки, и такого же цвета каски с фонариками над козырьком:

– Идите. Плеширей ждёт вас. Он среди родственников.

Марк, Сукла и Тузиан включили лампочки, взялись за руки и осторожно пошли к молмутской часовне, где шелестела плащами толпа родных и близких покойницы.

Тело старой Суклы лежало в открытом гробу, установленном на лафете. Её морщинистая маска лица не выражала эмоций. Седые длинные волосы были идеально расчесаны, а на затылке красовался большой чёрный бант.

Старая молмутка была в военном парадном мундире, сплошь увешанном наградными планками и регалиями. Её худые руки были прижаты к груди, а пальцы сложены в дули и показывали в небеса двойную конструкцию «фига с маслом».

Марк вдруг сглотнул комок недоумения. Молмуты плакали чёрными слезами, растирая их по пепельным, страшным и корявым лицам. Лёгкий ветерок теребил чёрные ленточки, привязанные к фонарям и к рогам чертей из охраны. Плеширей с женами в скорбном молчании стояли у гроба и смотрели на усопшую, освещая ее фонариками, изредка сморкаясь и сплевывая. Комендант посмотрел на беглецов и слегка кивнул головой в их сторону.

Сукла увидела своих взрослых детей и крепче сжала руку Тузиану. У нее защемило в сердце, а по щекам потекли слёзы. Марк заметил это и, не поворачивая головы, тихо спросил:

– Ты что? Этого ещё не хватало. Радоваться надо.

– Чему радоваться? – глотая солёный раствор дистиллированной воды, ответила Сукла. – Это же я, это мои дети. Это мои похороны. Тебе не понять.

Наконец слово взял Плеширей:

– Молмуты! Мы понесли невосполнимую утрату! Глубокий траур опечалил наши лица. Этой ночью вдали от родины, от Чернодырья, мы провожаем в последний путь великую молмутку, военного аналитика и гениального разведчика. Ушла из жизни моя старшая жена, мой друг и советчик, мой главный консультант в шпионском деле. Мне будет не хватать любимой. Сукалия просила, чтобы ее тело забальзамировали положили в семейном склепе. Я выполню последнюю волю усопшей. Так тому и быть! – он поднял руки и заголосил. – О, всемогущий Укисрак! Прими душу своей верной молмутки, утоли голод и запей вечностью!

Комендант засунул покойнице в ноздри два пальца, затем провёл ими по своим синим губам, отошёл в сторону и махнул рукой. Это означало, что можно прощаться остальным.

Марк шепнул Сукле:

– Фу, что за хрень? Что он делает? Нельзя ли просто в лоб поцеловать?

– Нельзя. Это древний молмутский ритуал безусловного обоюдного доверия, как у вас поцелуй.

Заголосила самая младшая жена Глупинда:

– Прощай, Сукла! Ты всегда мне была сестрой. Нет, ты была мне как мать. Я всегда слушалась тебя. Я никогда не забуду, как ты учила меня пользоваться инопланетными прокладками и имитировать оргазм, – она проделала старый молмутский ритуал и отошла от гроба.

Пятую жену совсем прорвало. Саланту понесло:

– Так тебе и надо, вобла сушёная! Мне твои остроты по поводу щетины уже, вот, где, – толстушка приложила ребро ладони к небритому кадыку и отошла в сторону.

Запричитала четвёртая жена-худышка Мрасилия. Она спрятала в карман плаща недоеденную капустную кочерыжку и прослезилась:

– Прости меня, Сукла, за то, что я воровала у тебя туалетную бумагу и подсыпала один раз тебе пурген в вечернюю простоквашу.

– Спи спокойно, старая карга! – заплакала Аквая. – Извини за голословные обещания. Я так и не сводила тебя в баню на оргию. Прости.

Только Лодрия ничего не сказала. Она с надменным лицом выполнила ритуал и подошла к мужу. Когда попрощались дети и родственники, Плеширей махнул рукой и лафет тронулся:

– На бальзамирование! – скомандовал комендант. – Музыканты, траурный марш!

Грянула заунывная тяжёлая на слух музыка. Марк не поверил глазам. Землянин узнал ребят из группы Слейертура, на звездолёте которых они с Викой пытались удрать. Бедняги-музыканты еле держались на ногах. С закопчёнными лицами они походили на трубочистов, а грязные в колтунах волосы не шевелились на ветру.

Толпа потянулась за лафетом на окраину жилого комплекса, где находилось небольшое элитное молмутское кладбище. Под фонарями были видны надгробия, памятники и склепы. Марк взял Тузиана за свободную руку, ободряюще подмигнул заплаканной Сукле, и они втроём пошли следом за похоронной процессией, шагая в хвосте и соблюдая дистанцию.

22

Бальзамирование прошло успешно. Когда процедура закончилась, покойницу в стеклянном саркофаге определили в семейный склеп. Толпа потихоньку рассосалась, а внутрь зашли только самые близкие. Беглецов тоже пустили.

Марк окинул взглядом слабоосвещённую молмутскую усыпальницу. Стены были увешаны портретами лидеров Чернодырья. Словно кадры из отборных ужастиков, они вызывали у неподготовленного зрителя кратковременное заикание, нервный тик и шевеление волос.

Внимание кранолётчика привлёк самый большой портрет – сплошной чёрный квадрат, лишь в центре светились лютой ненавистью и злобой жёлтые глаза.

– Кто это? – заикаясь, тихо шепнул Марк.

– Это наш император, – также тихо ответила Сукла.

– А почему только глаза?

– Мы сами его боимся. У многих молмутов при виде лица императора часто случается заворот кишок. Пусть лучше одни глаза.

Началась завершающая часть прощальной панихиды – двухчасовое отпевание усопшей. Рогатый служитель культа в чёрном плаще, на непонятном Марку языке, начал читать молмутские молитвы.

Жёны косились на троицу и шептались:

– Что здесь делают эти эмбрионы? Плеширей совсем спятил от горя. Еще и встал с ними, – прошипела Глупинда. – Что это за шлюха рядом?