Отмычка от разбитого сердца
Шрифт:
— Люся, угомонись! — прикрикнул на нее участковый. — Люди же слышат… нехорошо! Ты мне весь авторитет, к чертям собачьим, оприходуешь!
— А мне от людей скрывать нечего! — отозвалась Люська. — Я как есть от тебя пострадавшая сторона, а тебе про свой авторитет раньше надо было думать! На, подавись своей планшеткой! — И она швырнула в сторону Николая плоскую кожаную сумку на ремне. Сумка раскрылась в полете и упала на землю между Николаем и Надеждой, ее содержимое высыпалось на пыльную траву. Люська удовлетворенно проследила за последствиями своего броска и скрылась в доме, напоследок громко хлопнув входной дверью.
От
— Ну что за баба… — бормотал участковый, собирая бумаги и фотографии. — Это динамит, а не баба… за ее вредность мне молока положены страшные центнеры!
Надежда Николаевна наклонилась, чтобы помочь участковому. Она подняла какие-то разграфленные листки с цифрами, квитанцию с лиловой печатью и крупную черно-белую фотографию.
На этой фотографии был изображен мертвый мужчина, лежащий навзничь на железнодорожной насыпи. На виске покойника чернела неровная рана, еще одна рана виднелась под подбородком — в том месте, где завязывают узел галстука. Рана эта была небольшой, но страшной — ясно, что именно она стала причиной смерти.
Глаза мертвого были полуоткрыты и смотрели куда-то вверх с тем особенным выражением, какое бывает только у мертвецов — как будто этому человеку внезапно открылось что-то очень важное, но теперь уже и это не имеет значения.
Рука Надежды дрогнула.
Она узнала этого человека.
Неуклюжая фигура, лысина, обрамленная венчиком темных волос… это был тот самый человек, которого преследовала в метро женщина в двухсторонней куртке. Тот человек, из-за которого Надежда попала в полицию. Которого она хотела предупредить… предупредить неизвестно о чем. И так и не успела.
— Вы чего? — Николай заметил происшедшую в ней перемену.
— Вот… — Надежда протянула ему фотографию.
— А! — Николай с пониманием вздохнул. — Да, неприятная история… выкинули мужика из поезда, ни документов, ни вещей. Попробуй, опознай при таком раскладе… разослали всем участковым в окрестностях и по линейной службе — на предмет опознания.
— Где это случилось? — спросила Надежда деревянным голосом.
— Да неподалеку, на перегоне от Суоярви до Яковлева. Потому и мне прислали, что недалеко… а вы что — не знакомого ли признали? — Глаза участкового блеснули.
— Нет… — поспешно открестилась Надежда, вспомнив строгий наказ мужа — держаться подальше от всякого криминала и ни в коем случае не ввязываться ни в какие подозрительные истории. Да и в самом деле — разве она знала этого человека? Видела один раз в жизни, да и то почти мельком, даже имени его не знает…
— Неприятная история! — мрачно проговорил Николай, застегивая свою планшетку. — И эта рана… пять лет уже ничего такого не случалось… с тех самых пор… я уж думал, все кончилось…
— С каких пор? — заинтересовалась Надежда.
— Что? — Николай тряхнул головой, словно проснулся. — Да нет, это я так, про свое… в общем, неприятная история! — повторил он. — А вывод из нее какой?
Он сделал паузу, вовсе не ожидая ответа, а просто для пущей выразительности, и сам ответил на собственный вопрос:
— А вывод такой, что в поезде нужно вести себя осторожно, шпаны там всякой хватает. Не садиться в пустой вагон, а лучше держаться где люди и поближе к машинисту…
Посчитав, что на этом разъяснительная работа среди
населения по профилактике правонарушений закончена и мысленно поставив самому себе жирный плюсик, участковый оседлал мотоцикл и укатил в ту же сторону, куда перед тем улетел ворон.А Надежда осталась стоять ошеломленная, руки ее машинально перемывали посуду. Ну надо же, какое совпадение! Именно тот человек оказался убит. Да полно, он ли? Может, она все путает?
«Ну уж нет, — сказала себе Надежда, — может, я и сдвинулась, но только на криминале. А память на лица у меня всегда была отличной, раз увижу человека — никогда не забуду. Это был именно тот мужчина из метро…»
И тут в голове всплыло еще одно воспоминание: когда она вышла из электрички, на противоположной платформе она увидела кого-то ужасно знакомого. И теперь она вспомнила — это был тот самый тип, который перемигнулся с теткой в метро и принял от нее эстафету. Стало быть, он следил за жертвой, убил, выбросил из поезда, а сам спокойно доехал до следующей станции и сел на встречную электричку.
«Если бы Саша знал! — подумала Надежда, прислушиваясь к удалявшемуся шуму мотоцикла. — Он меня в эту глухомань заслал, чтобы уберечь от всяческого криминала, а криминал сам за мной тянется, как кот за сметаной… правда, что ли, во мне есть какая-то аномалия и я просто притягиваю преступления, как магнит?»
Она подумала, что так и не смогла ничем помочь несчастному мужчине, за которым следили в метро, того настигла-таки неумолимая рука судьбы… хотя, при чем здесь судьба, когда его явно убили лихие люди?
Он шел по тропинке вдоль насыпи и прислушивался к своим ощущениям. Этот запах, запах сосновой хвои, смолы, сухого мха и еще чего-то трудноуловимого, но такого знакомого… Он чувствовал, знал, что находится на правильном пути. То, что Он ищет, где-то близко, где-то совсем рядом…
Если бы Он только смог вспомнить!
Но там, в глубине Его мозга, где прошелся скальпель хирурга, осталось темное бесформенное пятно, клубящийся туман, в котором, как молнии в грозовой туче, просверкивали время от времени неясные обрывки воспоминаний.
Сначала, когда Он только начал приходить в себя, когда лежал среди бессловесных и бесчувственных созданий, когда-то бывших людьми, в Нем проснулось главное: Он понял, что отличается от них всех, отличается даже от врачей и санитаров, время от времени приближающихся к Нему, прикасающихся равнодушными и брезгливыми руками.
У Него в отличие от них была цель.
Где-то далеко находилась невероятно важная вещь, которую Он должен найти, и тогда вся Его жизнь изменится.
Эта вещь звала Его, манила к себе, Он слышал ее зов днем и ночью, сквозь бормотание своих бессловесных соседей, сквозь крики боли и отвращения…
Эта вещь освещала изнутри тусклым золотым свечением то темное облако, которое осталось в Его мозгу после болезни и операции.
С каждым днем Он становился сильнее. Это золотое свечение, это зов той важной вещи понемногу возвращал Ему силы.
И, в конце концов, однажды ночью Он понял, что стал достаточно сильным, чтобы совершить Действие.
Тот санитар даже ничего не успел понять, даже не успел по-настоящему испугаться.
Руки так быстро сомкнулись на его горле, что мальчишка только широко раскрыл глаза, не понимая, что происходит, и тут же умер.