Отныне и вовек

— Симпатичная разрушительница Вселенной, — прокомментировал Смолл. — Пожирательница Солнца.

— Разве комета на такое способна? — спросил я.

— Не только на это, но и на многое другое. В особенности — такая.

— Знаешь, если бы Господь задумал сойти сюда, Он бы явился в виде кометы. А вы, стало быть, собираетесь нырнуть в глотку этого священного ужаса и попрыгать у него в кишках?

— Вроде того, — ответил я нехотя. — Если иначе никак.

— Ну, тогда давайте выпьем за него, парни? За юного Измаила Ханниката Джонса.

Откуда-то издалека донеслось слабое электронное жужжание, ритмичное подрагивание. Я прислушался — звук усиливался с каждым импульсом, как будто приближаясь.

— Вот это, — сказал я. — Что это такое?

— Это? — переспросил Рэдли. — Звук, будто наказание саранчой? [17]

Я кивнул.

— Саранча, бич природы? — подхватил Смолл. — Такое прозвание весьма подходит нашему капитану.

17

Звук, будто наказание саранчой? — Библия подробно повествует о десяти египетских казнях (Исход 7:8—12:31), а также ссылается на это событие в книге Псалтирь. Десять казней, которые Господь наслал на Египет, включают: 1. Превращение воды в кровь. 2. Нашествие жаб. 3. Наказание мошками. 4. Наказание песьими мухами. 5. Моровая язва. 6. Наказание нарывами. 7. Град. 8. Нашествие саранчи. 9. Тьма. 10. Смерть первенцев. Наказание саранчой было одним из самых страшных. Саранча налетела большими тучами и съела всю зелень, которая выжила во время седьмой казни. А в конце дня саранча покрывала землю толстым зловонным слоем. Данная казнь была в первую очередь направлена против богов земли, урожая и плодородия. Вот лишь некоторые из них: Осирис — бог жизненных сил природы и плодородия, владыка подземного мира; Птах (Пта) — бог плодородия земли; Апис — символ плодородия; Мин — бог плодородия, производитель урожаев; Нехеб-кау — бог времени, плодородия и податель пищи. Египтяне увидели, что все эти многочисленные божества были не в состоянии защитить свой народ от очередной казни Бога Израиля, в результате которой вся страна осталась без урожая и практически была обречена на страшный голод. Ярким достижением данной казни явилось признание фараоном своего собственного бессилия и греховности пред Богом Израиля, а также бессилия египетских богов защитить их сады и поля от нашествия саранчи: «Фараон поспешно призвал Моисея и Аарона и сказал: согрешит я пред Господом, Богом вашим, и пред вами; теперь простите грех мой еще раз и помолитесь Господу Богу вашему, чтобы Он только отвратил от меня сию смерть» (Исход 10:16–17).

— Вашему капитану? — переспросил я. — А кто он такой?

— Оставим пока, Джонс, — отозвался Рэдли. — Ступай к себе — надо еще познакомиться с Квеллом. Да, Бог в помощь — познакомиться с Квеллом.

— Это выходец из дальних пределов Туманности Андромеды, — доверительно сообщил Даунс. — Высоченный, огромный, просто необъятных габаритов и при этом…

— Паук, — встрял первый астронавт.

— Вот именно, — продолжил Даунс. — Гигантский, высоченный зеленый паук.

— Но вообще-то… — начал Смолл, слегка досадуя на приятелей, — он безобидный. Ты с ним поладишь, Джонс.

— Точно? — спросил я.

Рэдли сказал:

— Вам пора. Мы еще встретимся. Идите познакомьтесь со своим соседом-пауком. Удачи.

Я залпом выпил все, что еще оставалось в стакане. Потом отвернулся, зажмурился и про себя фыркнул: «Удачи!» Как же, жди.

Нажав на кнопку около двери, мгновенно скользнувшей вбок, я прошел по тускло освещенному коридору до кубрика с номером «девять». Стоило мне коснуться панели идентификации, как дверь плавно ушла в сторону.

Нет, подожди, сказал я себе. В таком состоянии лучше не входить. Посмотри на себя. Господи, даже руки трясутся.

Так я и стоял, не двигаясь. В кубрике — сомнений не было — ждал мой сосед по комнате, я не сомневался. Выходец из далекой галактики, паук-исполин, если верить слухам. Черт возьми, подумал я, давай заходи.

Сделав три шага внутрь комнаты, я замер.

Потому что в дальнем углу разглядел огромную тень. Что-то там было, но непонятно где.

— Не может быть, — прошептал я себе. — Не может быть, что это…

— Паук, — подсказало нечто шепотом из другого конца отсека.

Гигантская тень дрогнула.

Я попятился к порогу.

— А тем более, — шепот продолжился, — тень от паука? Конечно нет. Стоять!

Я замер, подчинившись приказу, и смотрел во все глаза: свет в комнате становился ярче, тень растворялась, а передо мной возникало нечто огромно-бесформенное, громада в семь футов ростом, весьма причудливого зеленоватого оттенка.

— Ну вот, — опять донесся шепот.

Я постарался придать своему голосу побольше уверенности:

— Можно кое-что сказать?

— Что угодно, — продолжался шепот.

— Как-то раз, — начал я, — довелось мне увидеть статую Давида работы Микеланджело. Как выяснилось, она гораздо больше человеческого роста. Обошел ее кругом.

— Ну?

— Мне кажется, габаритами ты не уступаешь этой знаменитой скульптуре.

Я приблизился и начал обходить неподвижную массу. Меня все еще била дрожь.

Тень продолжала таять, и постепенно фигура стала обрисовываться более отчетливо.

— Квелл, — опять донесся шепот. — Так меня зовут. Я проделал долгий путь, без малого десять миллионов миль и пять световых лет. Если судить по твоим пропорциям, ваш творец еще не вполне проснулся и за этим миром присматривает разве что вполглаза. Вот у нас, можно сказать, бог вскочил на ноги с первым криком рождения мира, потому и наделил нас таким ростом.

Существо приосанилось и вытянулось еще больше.

Вглядевшись в его лицо, я выдавил:

— Ты… у тебя почти не заметно движения губ.

Исполин по имени Квелл ответствовал:

— Но движение мыслей у нас с тобой почти одинаково. Вот признайся, Джек, — продолжил он, — руки-то чешутся убить великана?

— Как это… — запнулся я.

— У тебя в мыслях вижу бобовый стебель. [18]

— Дьявольщина! — вырвалось у меня. — Ты прости, — продолжал я. — Никогда прежде не общался с телепатами.

18

У тебя в мыслях вижу бобовый стебель. — Упоминается английская народная сказка «Джек и бобовый стебель», или «Джек — победитель великанов».

— Не имей привычки взывать к нечистому, — сказал мой сосед по комнате. — Еще раз: меня зовут Квелл. А тебя?

— Сам знаешь, — ответил я. — Ты же читаешь мысли.

— Да это я так, из вежливости, — ответил Квелл. — Делаю вид, будто ни сном ни духом.

Чудище склонилось, и в мою сторону поползло щупальце. Я протянул руку, и мы дотронулись друг до друга.

— Измаил Ханникат Джонс, — представился я.

— Ну что ж, — отозвался Квелл, — это имя проделало долгий путь из вашей Библии в нынешний космический век.

— Напоминает путь, проделанный тобою, — заметил я.

— Как-никак пять световых лет. Целых пять лет я пролежал в глубокой заморозке — холодный, как смерть. Коротал времечко во сне. Так приятно снова бодрствовать. Считаешь, я жутковат?

— Конечно нет, — ответил я.

— Конечно да, — откликнулся Квелл и вроде бы хохотнул. — Мыслишка вылетела — я поймал. Тебе от этого как пить дать жутковато. И еще ты, наверное, думаешь, что у меня слишком много глаз и ушей, а пальцев и того больше, кожа болотная — это уж точно жутковато. А я вот смотрю на тебя и вижу: каких-то два глаза, пара крохотных ушей, всего лишь две руки и на каждой пять хлипких пальчиков. Так что каждый из нас, если приглядеться, по-своему смешон. И оба в конечном счете… простые смертные.