Отныне я – странник

— Ну-ка братцы, потреплите меня немного — негоже такому доблестному воину как я, из плена таким аккуратным возвращаться. Только смотрите, будьте внимательны, не пришибите меня ненароком.

Приказ был выполнен незамедлительно: егеря с шутками и прибаутками толкали и дёргали своего командира — пока он не стал доволен своим внешним видом.

— Значит так Тима, перед тем как высадить меня возле шведов, свяжешь мне руки спереди обрывком верёвки. — Ещё раз, придирчиво осмотрев свою одежду, добавил. — А перед этим, немного протащишь за санями волоком. Жди меня сутки, не появлюсь в условленном месте, уедешь назад сам.

— Юра, может быть, пойду я?

— Так это ты на их языке говоришь, или я? — Посмотрев в глаза другу, поинтересовался Гаврилов

— Ты. — Коротко ответил воин, отведя свой взгляд в небо.

— Тогда, нам и говорить не о чем. — Коротко ответил Юрий, давая понять, что разговор окончен — направился к ожидавшим его саням.

Торбьёрн Нильссон устало пересчитывал солёную рыбу, мясо оленины и прочую снедь.

— Матерь божья, сколько всего этого добра ежедневно подвозят к лагерю, а оно, исчезает в этих бездонных утробах — как в бездне. — Прошептал старый воин, поняв, что он снова сбился со счета. — Да пропади оно всё пропадом…

Стоявший рядом с Торбьёрном старый охотник из местных Ямь, отрешённо наблюдавший, как оба его сына разгружали с саней привезённую провизию — никак на эти слова не прореагировал. Его морщинистое лицо осталось бесстрастным, как у древнего истукана — чей покой не нарушить никому из смертных.

— Торбьёрн, ты что, уснул!? Сколько тебе можно кричать!?

С этими окриками, к нему приближались двое старых его знакомых мушкетёра: они вели перед собой неизвестного солдата, который был вдобавок связан. При ближайшем рассмотрении, оказалось, что на нём была изодранная форма красного мушкетёра: одна нога была босой; головной убор отсутствовал; а длинные волосы его причёски, были забиты комьями замёрзшего снега. От увиденного даже стало немного зябко.

— Что натворил этот бедняга? За что это вы его так? … — Поинтересовался Нильссон, когда эта странная процессия поравнялась с ним.

— Да это не мы. — С нескрываемым соболезнованием, ответил один из конвоиров. — Это, он таким уже на нас вышел. Говорит, что бежал из плена и несёт послание нашему коменданту.

— А он не из тех, кого вчера московиты на реке пленили? — Предположил Торбьёрн. — Говорят, они тоже какую-то депешу везли.

— Не знаю. Нам приказали его до лагеря доставить и передать тебе. Ты уж, дай ему, какое либо старьё — это перед тем, как дальше по инстанции передавать будешь.

Вид у гонца был и на самом деле жалок. Разорванная одежда еле держалась на теле, один сапог отсутствовал, и его сильно трясло от холода — удивляло, как он ещё вообще не отдал богу душу.

— Ты кто? Откуда ты? — С неподдельным сопереживанием поинтересовался Нильссон, позабыв про принимаемую им провизию.

— Я… должен передать … депешу… — Сбивчиво, осипшим голосом прошипел неизвестный отрешённо глядя себе под ноги.

— Так давай её мне: я передам.

Торбьёрн протянул руку — но посланник отстранился и немного решительнее, чем прежде, прошептал:

— Я лично в руки должен отдать…

Неожиданно, в мозгах у старого солдата зародились сомнения относительно мужчины, которого он только что жалел. Он не мог сформулировать что: но чего-то было не так. Что-то выпадало из общей картины.

— Но что? — Думал воин, осматривая человека стоявшего перед ним. — Вроде связан, одежда порвана так, как будто его тащили по снегу. Соответственно и в волосах вмёрз снег, но, несмотря на мороз — он жив и даже не обморожен. Стоп! Если его волокли, то на руках и лице должны быть ссадины: да и как он в плену умудрился сохранить при себе депешу? …

В удар была вложена вся сила, на которую был способен Торбьёрн. Его кулак врезался в подбородок чужака, отчего, тот отлетая, сбил с ног одного из своих конвоиров.

— Ты с ума сошёл! Ты что творишь, Нильссон? — Закричал придавленный чужаком охранник.

— Он не тот, за кого себя выдаёт! — Яростно прокричал Нильссон. — Если вы плените московита, то неужели не подпортите ему шкурку?! А у этого, не единой царапинки! За исключением моей отметины — которую я сейчас ему поставил!

Стоявшие рядом любопытствующие воины кинулись к поверженному мужчине — лежащему без сознания и осмотрели руки с лицом.

— Так на нём до сих пор нет отметин! — Констатировали окружающие, окончив осмотр.

— Не может быть! — Ответил Торбьёрн, подойдя и наклонившись над тем, кого только что «послал» в нокаут.

Осмотрев лицо, воин снова ударил лежащего человека — только теперь в бровь. От удара свезло кожу на кулаке ударившего, и сильно дёрнулась голова оборванца: а на его брови не осталось ни единой отметины.

— Матерь Божья, — удивлённо проговорил Нильссон, пристально осматривая бровь, — Кто мне расскажет такое — не поверю. Такую дублёную шкуру подарил господь этому грешнику. За что ему такое досталось?!

С этими словами Торбьёрн, заметил уголок бумаги, выглядывавший через дыру в одежде гонца. К общему удивлению, стоило Нильссону протянуть к депеше руку: как гонец очнулся, и с силой сжал запястье протянутой руки, другой рукой, он коснулся его головы и через несколько секунд проговорил:

— Отдам послание только в руки коменданта!

— Отдашь — никто тебе в этом мешать не будет. Ты уж извини, что так с тобой обошёлся. — Без излишней сентиментальности проговорил Торбьёрн. — Идёт война, да и Московиты говорят, очень коварны — столько небылиц про них ходит, даже не знаешь, чему можно верить из этих сказок. А пока, пойдём ко мне на склад — подберём тебе подходящую одежду из моих запасов заодно, отогреешься с мороза — ты голоден наверно…

Через полчаса Нильссон и Гаврилов (это был именно он) вышли со склада, о недавнем происшествии уже все стали забывать — занявшись неотложными делами: а старого охотника с сыновьями, до сих пор не отпустили. Старик, всё также невозмутимо наблюдал, как его сыновья пересчитывали привезенные ими продукты. И также был невозмутим, когда встретился с Юрием взглядом — только отступил немного в сторону, уступая дорогу.

— Поспешите сыны мои — пора отсюда уходить. Проговорил он на родном языке, обращаясь к своим взрослым детям. — Ой, не к добру здесь появился этот человек — не к добру…

Но гость с Торбьёрном уже удалялись по направлению к крепостным стенам. Вскоре гонец потерялся и кинувшийся его Нильссон быстро успокоился. Депешу он всё равно у этого полоумного забрал, а гонец после пережитого им приключения, видимо окончательно потерял разум — часто «нёс» какой-то бред о чертях, которых якобы видел. Так что, невелика была потеря. Главное поскорее доставить депешу.

Позднее в лагере прогремел взрыв такой силы, от которого затряслись дома укрытые за стенами Ямбурга. Взрыв разметал по ветру большую половину лагеря и уничтожил все запасы пороха, хранившиеся в нём. — Виновниками этого происшествия, были назначены погибшие мастера — работавшие на пороховых мельницах.